Булочки с корицей

(новый финал зимней новеллы)

По дороге в общежитие мы оба молчали.

Заснеженные улицы Туона уже золотились от первых лучей солнца. Не было ни души. Одни мы брели по главной улице мимо библиотеки и канцелярии. Дома глядели на нас темными окнами. 

От морозного ветерка покачивались привязанные к деревьям праздничные шары. Но праздник кончился, начался первый день нового года.

Мир встречал его тишиной. И мы ничем не отличались от мира, наверное потому, что тоже были частью утреннего безмолвия, свойственного переходу ночи в день, старого года в новый. В такие минуты нет разницы между светом и тьмой, и нет различий между хорошим и дурным. Ничего нет. Только тишина.

И в этой всепоглощающей тишине Эмиль Травинский ел себя поедом. Я чувствовала, что он безуспешно сражается с ядовитыми мыслями, и от этого у него тоже раскалывается голова.

Он считал себя виноватым, раз сам все организовал. Назло Эрику, чтобы доказать, кто здесь главный. А теперь переживал, что втянул меня в эту историю. Как будто у меня своей головы на плечах нет? Как будто все, что с нами происходит вообще как-то связано с выбором? За что он корит себя? За то, что не отобрал стакан с элем? Или за то, что вовремя не увел из компании? Идет рядом с сонной и полупьяной девушкой, стучит зубами от холода и злиться. Разве он за меня отвечает? Или он думает, что я упрекну его в чем-то?

Я его не понимала. Все, абсолютно все я сделала сама. Сама танцевала с Эриком у него на глазах, сама пошла с братьями на праздник, сама пила эль...

Мы срезали путь через двор столовой и оказались в переулке рядом с университетской кофейней "Райса и Вилл", в которой, несмотря на ранний час, уже горел уютный, и даже приглашающий свет.

Я остановилась перед входом, чтобы поискать в кармане перчатки. Так и не догадалась их надеть, пока совсем не отморозила руки. Эмиль стоял рядом и ждал. Мы по щиколотку вязли  ботинками в снегу. Под нашими ногами лежал прилетевший откуда не возьмись прошлогодний лист.

Нас обоих колотило от холода. 

— Давай зайдем погреемся, — так и не найдя перчаток, осторожно спросила я. — Пальцы уже не чувствуются.

— Там, скорее всего, закрыто. Рано же. — Голос его был хриплый. Ну вот. Еще не хватало, чтобы он снова из-за меня простудился.

— А ты проверь, — попросила я.

Эмиль нехотя толкнул украшенную венком из еловых веток дверь. Она легко поддалась, мы шагнули через порог и сразу оказались в ярком и теплом помещении, полном самых соблазнительных ароматов.

Маленькая, проворная Райса с высоком колпаке как раз вынесла из кухни поднос с дымящимися булочками, как в снегу обваленными в сахарной пудре. Хозяйка внимательно оглядела нас и загадочно улыбнулась. В больших зелёных глазах зажглись хитрые огоньки. Весь ее вид говорил, что она отлично все понимает - загулявшая в новогоднюю ночь парочка, замерзшая и явно не в духе. 

- Первые клиенты в этом году! - Райса не переставала с интересом рассматривать нас, - Проходите скорее. Есть такая примета, что если первые клиенты - юная пара, дела в бизнесе пойдут в гору. Так что выбираете.  Свежие кексы с черникой или вот, булочки с корицей. Остальное все прошлогоднее и вам не подходит. 

Я нащупала в кармане четвертак, достала и показала Эмилю.

— Не нужно. У меня есть деньги. — он снял шапку, провел ладонью по волосам, приглаживая непослушные кудри и обратился к Райсе: -

Мы возьмем булочки с корицей. И чай с мятой. Спасибо.

Мы сели за столиком у окна. 

Утром нового года, в тепле и уюте совершенно пустой кофейне, наполненной желтым светом, среди чистых, к празднику побеленных стен, на которые ещё не успели повесить ни одной картины, Эмиль продолжал мрачно и молча себя грызть.

— Мне очень неловко, что так получилось... — начала я. — Вот честно.

— Не надо было тебя туда тащить... — Эмиль поджал губы и посмотрел в сторону, не зная, что добавить, глядя через мое плечо на повторную и милую Райсу.

— Разве ты за меня отвечаешь?

— За тебя — нет. Я отвечаю за себя и свои поступки. 

Он снова замолчал, взял горячую чашку с чаем двумя руками и отхлебнул кипяток.

Он пил чай, а я смотрела на него, никак не понимая, что же случилось такого страшного, что даже лежащая перед ним свежая наивкуснейшая булочка с корицей до сих пор оставалась нетронутой.

— Мне очень понравился концерт... — сказала я.

Эмиль молча кивнул и отпил из чашки.

— И ребята понравились, и представление. Жалко, что тебе пришлось спать под елкой. Ты когда-нибудь раньше спал под елкой?

— Нет. — Эмиль снова отхлебнул чай.

— Спасибо, что все это придумал. Мне правда неловко, что я не рассчитала силы...

— Эль у них был крепленый. Но я это понял только, когда Эрика снесло с катушек.

— Серьезно? И что Эрик?

— Понятия не имею. Они все ушли гулять по Туону и петь песни.

— Спасибо, что не бросил меня… 

Эмиль поставил чашку и посмотрел на меня как-то особенно, точно впервые увидел. В его добрых, красных от бессонной ночи глазах пряталось то, что я чувствовала своим даром очень отчетливо. Он был искренне удивлен тем, что я не ищу виноватых, а спокойно принимаю неловкую ситуацию, ем булочку и с восхищением на него смотрю. Видимо, он ожидал, что я буду переживать и раскаиваться, а может даже свалю вину на него, но столкнулся с совершенно другой реакцией. Конечно, мне абсолютно не за что было себя хвалить. Но искать виновных совсем не в моих правилах. Я предпочитала поскорее забыть обо всем плохом и съесть вот эту чудесную булочку. 

— Тебе правда понравилась музыка? - спросил он уже не хриплым, а чистым голосом.

— Конечно! А тебе нет?

— Строго говоря, это не совсем музыка. - Он взял булочку, понюхал, и кончик его курносого носа стал белым от сахарной пудры. — Просто вариации с разными гармониями. Как тебе объяснить... Вот если, к примеру, наскучило играть гаммы, и ты начинаешь придумывать, как можно было бы сыграть их по-другому. В принципе, эффект получается интересный, но с точки зрения науки, это, конечно, не музыка.

— Понятно... — неуверенно кивнула я. — И тебе это не нравится?

— Мне это интересно.  

Эмиль с аппетитом съел булочку, утер салфеткой рот и продолжил: 

— Вот представь, что тебе показали картину на которой ничего не изображено, кроме пятен цвета. Но цвета красивые и выстроены по законам гармонии. Тебе будет интересно на нее посмотреть?

— Конечно.

— А она тебе понравится?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю.

— Загадочное современное искусство. — Улыбнулась я.

Голова уже не болела, а на сердце стало тепло и спокойно.

Мы допили спасительный горячий чай, Эмиль расплатился с Райсой, и мы снова вышли на мороз.

Солнце уже не золотило, а розовило мир. Воздух дрожал от мороза. К обеду должен был пойти снег, но пока Туон только просыпался, небо было таким чистым, просто вот "лазурью железной", выбеленной до самого нежного оттенка.

— Самое лучшее, что можно сейчас сделать — это поспать, — проводив меня до общежития, сказал Эмиль. Затем он по-доброму посмотрел мне в глаза, вежливо улыбнулся, так, как умел он, и как не умел Эрик — одними уголками губ, и ушел. 

А потом были фанты, и был Эрик, счастливый и болтливый, с поцарапанной скулой и историями о том, как пьяная компания музыкантов встретила на мосту через Клячку пьяную компанию харизматиков, и как Ларик полез с ним драться, «из-за тебя, темная дева, да», и как музыканты «наваляли» Ларику и остальным, от души, с песнями, все, но, в особенности, Битый Май.

А на следующий день уехали тележки со сладостями, потом с елки сняли игрушки, а саму королеву бала с сожалением распилили на дрова.

И началась сессия. И все вспомнили о том, ради чего проедают королевскую казну, и принялись зубрить, заниматься, рисовать, репетировать и отсиживать зады на твердых библиотечных лавках.

До самой весны, до первой капели, до ручьев по всем бесчисленным канавам Туона, до регаты бумажных корабликов по только освободившейся ото льда Клячке, до самого конца марта, не было больше нам такого веселья, как праздник середины зимы.