Страх и отвращение в Скотопригоньевске (взгляд на роман «Братья Карамазовы»)

Достоевского я долгое время называл (и не без внутренних оснований!) своим любимым автором, наряду с Леонидом Андреевым. Последний — писатель настолько мощный, что одного его рассказа хватает мне на год-два. Не из тех, кого запоем проглатываешь и идешь дальше.

Достоевский же еще в школе произвел впечатление своим «Преступлением и наказанием», которое при каждом перечитывании играет новыми красками. По студенчеству прочитал все, что было в домашней библиотеке: «Униженные и оскорбленные», «Белые ночи», «Бедные люди», «Неточка Незванова», «Подросток», «Записки из мертвого дома». И каждая книга лишь укрепляла уверенность в том, что Достоевский — мой кумир и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

По другому студенчеству прочел «Идиота», который поднял Достоевского на новую высоту. А потом… Потом, спустя годик-другой, дошел я до «Бесов». И тут что-то дало сбой. Впервые я ощутил в тексте, написанном Достоевским, некую фальшь, натянутость, надуманность. Тогда я не придал этому большого значения. Дочитал, обдумал и переключился на других авторов, все еще продолжая считать Достоевского вершиной пищевой цепи.

А тут, разменяв четвертый десяток, шел я по улице и увидел библиотеку. «А почему бы и нет?» — подумал я. И записался. В тот же день взял советское издание «Братьев Карамазовых». Кстати, знаете, как правильно брать классику? Лайфхак, которому научили в универе: брать надо академическое издание, потому что там, во-первых, текст тщательно выверенный, а во-вторых содержатся ценные комменты. Не те комменты, которые «я щетаю афтар напесал плоха, слог не панятный, многа вады, герой дурак», а другие, правильные комменты, написанные уважаемыми людьми и раскрывающие всякие интересные вещи в тексте. Академическое издание обнаружить достаточно просто. Это либо собрание сочинений, либо серия «Библиотека всемирной литературы». И то, и другое можно брать смело. А вот издание с физиономией Сережи Безрукова на обложке лучше обойти по широкой дуге.

В общем, взял я издание «БВЛ» и пошел довольный домой.

Читал долго, дольше трех недель. Читал сидя, читал лежа, и даже стоя. Книжка чертовски увлекательная, местами нешуточно пробивает на хи-хи, местами волосы в жилах дыбом леденеют, а местами длань к челу так и тянется, дабы фейспалм над действиями Мити Карамазова запечатлеть.

По итогу же пришел я к двум выводам. Первый: надо книгу перечитать, потому что подлый Достоевский напхал туда целую кучу разнокалиберных идей и смыслов, тесно переплетя все это сложными мотивами, и чтобы все это в полной мере вкурить, надо перечитать. А лучше переслушать ушами в правильном исполнении талантливого чтеца.

И второй вывод: Достоевский больше не мой любимый писатель, место вакантно. Нет, дело не в Достоевском, дело во мне. Будучи подростком, я был близок к Достоевскому, я всей душой понимал его героев, сопереживал им, разделял их мысли и чувства. Теперь же годы взяли свое, и на метания персонажей смотришь этаким отстраненно-холодным взглядом с толикой иронии.

Думаю, Достоевский прекрасно бы развернулся в драме. Нет, не в той драме, которая «я щетаю ф праизвидении слишкам многа драммы», а в той драме, которая род литературы. Пьесы. Которые на сцене ставят. Читая «Братьев Карамазовых», я неоднократно ловил себя на мысли, что так и вижу стоящую посреди сцены Катерину Ивановну, истерично читающую очередной монолог. Или Митю, бредущего не разбирая дороги с окровавленными руками. Каждая сцена выстроена на изломе, с диким надрывом. Каждое событие заставляет героев вывернуться наизнанку друг перед другом и перед читателем заодно.

Да, для меня сегодняшнего — слишком эмоционально. Слишком незрелые герои. С одной стороны, претензий к автору быть не может — кого хотел изобразить, того изобразил. С другой стороны, всю свою творческую дорогу Достоевский только таких персонажей и изображает. Вот разве только главгерой «Подростка» большую часть книги строит из себя неуязвимую байроническую буку, но в конце, как какой-нибудь Базаров, скатывается в… В общем, туда же скатывается, в бездну стонов, воплей, истерик и заламываемых рук.

А ведь в любой почти ситуации можно подойти к оппоненту и спокойно, без эмоций порешать проблемы, прийти к консенсусу, или не прийти. Но такой путь — не для героев Достоевского. Они живут с надрывом и на изломе.

Но поговорим немного о произведении. Что нужно знать о «Братьях Карамазовых» современному читателю, которого до смерти перепугает один лишь вид этого страшного кирпича, отложенного советской типографией? Во-первых — внезапно! — это немного детектив. Достоевский заигрывает с жанром, не делая ему, впрочем, внушительных авансов.

Дмитрия Карамазова обвиняют в убийстве отца, и автор хитроумно прячет от читателя указания на истинное положение дел. Так что мы, вместе со следствием, пытаемся разобраться, виновен ли Митя. Но, как его братья, не можем не поверить его словам. Не тот это человек, чтобы лгать о преступлении, не тот!

Что мешает назвать «Карамазовых» детективом в полном смысле слова? То, что интрига возникает едва только в середине романа, а всё, что было до нее, можно рассматривать, как затянутое вступление, но… Но нет, это не вступление. Потому что роман — не о преступлении и не о расследовании, он — о характерах, типичных для России, и о том, куда эти характеры бредут, почему и как они оказываются там, где оказываются.

Достоевский замахнулся на поистине грандиозную задачу. Он не только обобщил в своем последнем произведении все, написанное прежде, он еще попытался дать этому всему новое освещение, новые трактовки, вместе с тем оставив читателю достаточно пространства для собственных суждений.

Здесь мы вновь стоим перед дилеммой Раскольникова, вновь смотрим на мир незамутненным взглядом князя Мышкина, опять погружаемся в пучины разврата со Ставрогиным. Но всё это уже на совершенно другом уровне, более возвышенном, философском и одновременно более глубоком. Достоевский — человек великой мысли, этого у него не отнять, и он мало заботится о том, чтобы человек, живущий по принципу «сиди, я сам открою», его понял. Оно и понятно. Достоевскому не надо было конкурировать с литРПГ, иначе он бы написал боярку про попаданца.

В конце девяностых — начале двухтысячных я бы сказал, что «Братья Карамазовы» актуальны по сей день. Но сейчас чувствуется, что набирает силу иной ветер, и он уносит всю ту дрянь, которую Достоевский воплотил в Федоре Карамазове, в его сыновьях. Гнильца есть во всех, даже в Алеше. И тем более ценен этот интереснейший персонаж, на которого у Достоевского были еще наполеоновские планы, но которым не суждено было исполниться.

Сегодня я все меньше вижу людей, подобных Дмитрию и Ивану Карамазовым, а персонажи, подобные Федору, их отцу, уже превратились в анекдот. Быть может, это лишь мое субъективное восприятие, но все-таки хочется верить, что человечество не просто бродит кругами по одному месту, а как минимум увеличивает радиус, а то и вовсе по спирали идет, к звездам.

Вот Алеши Карамазовы актуальны. И его путь — далеко не самый плохой. За неимением лучшего он берет наиболее подходящее и всецело посвящает себя избранному делу. Алеша мало вовлекается эмоционально в происходящее после смерти своего наставника. У него на входе стоит мощный фильтр, не пропускающий ничего того, чему внутри делать нечего. А вот от себя Алеша готов давать и давать бесконечно. За счет этого он, несмотря на всю свою юродивость, для многих становится к концу этаким духовным лидером, за которым будут идти, и который — это ясно уже сейчас — никогда не повернет эту власть во зло. У Алеши свой путь, и пусть он пока в самом его начале, мы можем не сомневаться — дойдет.

В целом же, как и в предыдущих книгах Достоевского, здесь мы вновь окунемся с головой в бездны порочности души человеческой, побываем на самом дне жизни, а в итоге — выберемся другими и, быть может, наберемся сил расправить крылья.

«Братья Карамазовы» — произведение страшное, откровенное порой до чрезмерности и беспощадное к читателю и героям. Стоит ли читать его сегодня? Я не знаю, да и не хочу отвечать на этот вопрос. У каждого свой путь, каждый сам прокладывает маршрут. А я лишь могу потыкать пальцем в карту и сказать: «Гляди, а тут еще вот такое есть».