Моя попытка №5

Хотелось сделать серьёзный анонс новой книги, но на ум почему-то пришли только слова из старой-старой песни из 2000-х "Моя попытка №5".

Вот она - моя пятая попытка, пятая книга. Четыре месяца работы и десяток уговоров самой себя: "Ну закончи, ну немного же осталось!" Часто книги сравнивают с детьми, и если так, то это - самый трудный ребёнок, из-за которого погибли сотни нервных клеток, с которым долго пришлось договариваться и искать общий язык. Но... Трудности закаляют, а то, что не даётся легко, становится самым любимым.

Потому, через несколько недель, в июне, господи, дай сил на редактуру я покажу ту самую пятую попытку. А пока постараюсь развести огонёк интереса и подбросить в него дров.

Смешной рыжий мальчишка видел в брате своего бога. Смешной рыжий мальчишка верил ему во всём. Смешной рыжий мальчишка узнал, что боги жестоки, и не важно, в ком ты их нашёл. Три года под надзором тюремщиков в белых халатах, пытающихся запереть внутри монстра, вскормленного братом. Он бежит от них, от боли, от воспоминаний. Но когда брат снова оказывается рядом, броня, наросшая в больничных стенах, даёт трещину. Чтобы отомстить, он готов впустить в свою жизнь то, что так старались уничтожить в нём — магию.

Таблетки, которыми глушили магию, вызывали сны наяву. Краешком сознания Раз понимал, что лежит на кровати связанным, но чувствовал другое. Он видел, как рыжий мальчишка со счастливой улыбкой заглядывает за плечо брата, трогает колбы, принюхивается к цветным жидкостям и задаёт миллион вопросов.

Слышал, как тот мальчишка спрашивает, тыкая в молочно-белую воду:

— Что это такое?

Как брат ему отвечает:

— Попробуй — узнаешь!

И мальчишка покорно тянется вперёд. Раз пытался докричаться до него:

— Кираз, Кираз, не надо! Отойди от него!

Но тело оставалось неподвижным, голос не был слышен — появлялся только хрип да слюни текли из перекошенного рта. И его «Кираз, Кираз!» превратилось в короткое усталое «Раз!». Но тот мальчишка в видениях не слышал даже этого и вновь и вновь выпивал жидкость.

А затем была другая палата. Появились новые врачи и новые таблетки, а вместо снов про мальчишку пришла боль. В той, другой палате, на стене то ли кровью, то ли дерьмом кто-то вывел: «Раз, два, три, четыре, пять». Только нацарапанные цифры, которые он повторял снова и снова, не давали сойти с ума по-настоящему. «Раз» стало новым именем и одновременно самой крепкой бронёй, которая защищала от реальности, от чувств, от боли.