Тонкий флешмоб. Казнить не за что, помиловать стыдно

С удовольствием следила за флэшмобом, начавшимся с блога Алексея Штрыкова: https://author.today/post/269793 Когда за дело берутся законники и бюрократы, отважным героям остаётся смотреть и учиться, как надо (не надо) вершить судьбы мира! Тема очень близкая, так что не могу не присоединиться.

В моей фэнтези закон, а именно - Священный закон (тысячелетний государствообразующий документ и его толкования), является почти что действующим лицом. По крайней мере, двигателем больших и малых конфликтов. Пятерых моих юных попаданцев он в своё время спасает; для кого-то он, наоборот, хуже горькой редьки. Кто его только не преступает! Но любой житель этой страны на вопрос: "Что такое Отечество?" — ответил бы: "Пиво и сосиски Народ и Священный закон".

Особенно трудные отношения с народом и Священным законом у вот этого товарища по имени Милренц Норальд Овер, возможно, знакомого кому-то по ранее опубликованным отрывкам. (Спасибо Дарье Согриной-Друк за великолепно точный портрет). Человек, спасавший незаконную власть ради возвращения законной.

Итак, отрывок, где обсуждается его дальнейшая судьба. И не только.

***

И тут зазвонил дверной колокольчик. Дворцовые слуги внесли ужин. И гости, загадочные гости не заставили себя ждать.

После того как генерал Арвиг недвусмысленно запретил Комиссии о чём-либо допрашивать Влада Григулиса и четверых его друзей-иностранцев, Аис лишь утвердился в своих догадках и в намерении узнать об этих людях больше. Рядом с ним была одна из величайших тайн государства — неорденские маги!  Мысленно он хвалил себя за то, что успел завязать с ними дружбу по пути в столицу, и теперь, продолжая принимать их, не выглядел подозрительно.

Жизнь сама дарила всё более очевидные поводы для общения. Сергей Скворцов — второй секундант Овера, стало быть, по неписаным законам света, на ближайшее время они с Аисом закадычные друзья. Игорь Евфратский стал единомышленником Терига в исследовании дворцовых книгохранилищ. И хотя граф не был доволен, что его сын под влиянием иностранца забивает себе голову чепухой, нельзя было не радоваться драгоценным сведениям о круге чтения Евфратского.

С Григулисом пересечься было непросто: обычно он уходил на службу ещё до ужина; вот и сейчас его не было. На днях Аис потихоньку навёл о нём справки — якобы просто удостоверяясь в благополучии хорошего знакомого. И получил новую скудную пищу для размышлений.

Легко ли восстановить витраж по россыпи разноцветных стекляшек? Легко ли делать правильные выводы, не имея возможности спросить напрямую и рискуя погубить свою карьеру чрезмерным любопытством? Особенно щекотливой загадкой — Аис, быть может, единственный во всём дворце считал это загадкой — было еженощное хождение Лены в государеву спальню. Граф полагал, и Трая была с ним согласна, что то, о чём почтительно перешёптывалось общество, не было правдой. Семнадцатилетняя иностранка не была любовницей государя. «По ней было бы видно, — рассуждала Трая с мужем наедине. — Если не влюблённость, то гордость или стыд, что-нибудь я бы заметила. Невозможно, чтобы с ней это происходило, а она ничуть не менялась». Не слышно было, чтобы государь отдавал насчёт Лены особые распоряжения или делал ей подарки. Ей не отвели даже отдельных покоев. Но если бы государь просто не ценил её — разве бы он завтракал с ней каждое утро? Аис удивлялся, как могут обитатели дворца не замечать всех этих нестыковок и довольствоваться самым простым объяснением.

Сейчас Лена сидела за столом рядом с Траей и, как обычно, слушала неразборчивый лепет Ольсии с таким увлечённым видом, будто малышка связно и разумно ей что-то рассказывала. У них было удивительное взаимопонимание.

— Я такую замечательную книгу нашёл, — тараторил тем временем Евфратский, обращаясь к Теригу. — Попросил для тебя отложить.

— Сборник содранных с магов заклинаний? — усмехнулся граф. И тут же пожалел, что не сдержал иронии, потому что Евфратский подавился куском телятины.

— Нет, — ответил гость, прокашлявшись, — эту я для себя отложил. А вы откуда знаете?

Аис пожал плечами:

— Да я даже не знал, что в нашей библиотеке такая есть…

— Про Республику? — с надеждой спросил Териг.

— Да, история законодательства Республики! Книга переводная, но я полистал оригинал, вроде переведена хорошо… 

Чего у Евфратского не отнять, так это умения развлекать. Кто бы мог подумать, что граф Аис будет слушать о заграничных голосованиях с искренним любопытством, а не просто из вежливости. Хотя его любопытство было обращено, главным образом, к рассказчику, а не к предмету разговора.  

«Он свободно читает на языке Республики, — размышлял граф, — а о том, что любой богач там может провести референдум, явно узнал только сегодня». Друзья Евфратского вообще ничего не знали о политических традициях южан и слушали с нескрываемым удивлением.

Аис с ученической скамьи помнил, что в правительстве Республики заседают ставленники торговых кланов, принимающие выгодные этим кланам законы. И когда какой-то магнат оказывается не у власти, он всё равно может протолкнуть свой закон, сославшись на «волю народа». Для этого надо всего лишь провести голосование в большинстве провинций страны. Дело это крайне дорогостоящее, зато голосующие платят тебе деньги, так что можно отбить расходы и даже получить какой-то навар. Но если устроитель референдума остался в убытке, «воля народа» не засчитывается. Вот, собственно, и всё, что знал на этот счёт Аис. Евфратский добавил к этому красочные рассказы о всевозможных мошенничествах, когда подсуетившиеся конкуренты проводили в городе фиктивное голосование и скрывались с деньгами, а на настоящий референдум никто уже не приходил. И о морских пиратах, пытавшихся менять Республику по своему вкусу с помощью награбленного золота.

Единственной, кого Игорь так и не смог увлечь, была Ольсия: она раскапризничалась, и Трая, извинившись, ушла укладывать её спать. 

— Господин граф, — подала вдруг голос Юна, — а правду ли говорят в народе, что у Комиссии уже всё решено? 

— Если бы!.. —  Аис живо представил себе завтрашний день.

— Но ведь уже есть воля государя, кого казнить?

— Воля государя состоит в том, чтобы мы досконально исследовали дела Совета. Никаких других пожеланий государь не высказывал. Во всяком случае, нам.

— То есть может статься, что вы их всех оправдаете? — девушка недоверчиво поморщилась.

Граф позволил себе сдержанный смешок:

— Что значит — «оправдаем»? Мы можем не выдвинуть обвинений.

Териг хихикнул, и Юна смутилась, очевидно, поняв, что запуталась в процессуальной части. Но спустя мгновение продолжила натиск: 

— Разве ради этого государь создавал Комиссию?

Аис посмотрел на неё, потом на своего сына и подумал, что вообще-то можно и объяснить смысл работы Комиссии. В конце концов, это не проверка ради проверки и не показуха, призванная обосновать чью-то казнь… Он слишком уважал свой труд, чтобы допустить подобное впечатление.

— Государю важно знать, совершили ли регенты преступления, делающие их дальнейшую службу невозможной, — любезно отвечал граф. — Если они чисты, и даже если не совсем чисты, но не потеряны для народа и не преступили своей дворянской присяги, государь сможет и впредь рассчитывать на них как на своих советников. Наше Отечество за эти годы понесло большой ущерб и людские потери, в такое время опытными управленцами не разбрасываются. Если же окажется, что регенты потеряны для народа, государь их казнит. Полагаю, что такого исхода государь не желает. В противном случае зачем было освобождать их из тюрьмы? Но он поступил мудро, набрав Комиссию из графов, которые будут искать преступления со всем возможным усердием.

— Потерянность для народа! Вот в чём смысл! — воскликнул вдруг Скворцов. И, обращаясь к своим товарищам, сказал: — Помните, мы спрашивали Астера, за что в этой стране казнят…

По-видимому, охранник Овера не смог дать им удовлетворительное объяснение.

— Это наше внутреннее, судейское понятие, — улыбнулся Аис. — В приговорах это не звучит. Однако ты прав, Сергей, именно это и решает уголовный суд, когда вина установлена. И народ обычно всё чувствует правильно.

— Овера государь тоже хотел бы оставить на службе? — уверенно предположил Скворцов.

— Особых указаний на его счёт не было. Есть, впрочем, одно обстоятельство… Практически весь народ, включая членов Комиссии, убеждён, что Овера необходимо казнить за то, что он сделал зимой в столице. 

— А что он такого сделал, чего не следовало? — мрачно хмыкнул Сергей. — У вас что, бунты подавлять не принято?

— Бунт против государя — это нарушение присяги, а Совету Регентов никто не присягал. Люди, восставшие против Совета, не были изменниками, вычеркнувшими себя из народа. Именно поэтому измену хотят вменить Оверу.

Юна чуть слышно фыркнула, словно усмехаясь каким-то своим мыслям, но ничего не сказала. Зато Сергей, взглянув на неё, воскликнул:

— Вот действительно, не могли чего получше придумать! Когда государя возвращали, был соратник, а теперь вдруг изменник!

— Измена Овера видится в том, что он якобы воевал с собственным народом, нарушив таким образом присягу и отвергнув Священный закон. 

Юна нахмурилась:

— Как это — «якобы»? Ведь правда же, воевал.

— Смотря что понимать под «войной с собственным народом», — Аис почувствовал, как в уголках рта зреет торжествующая улыбка. — У нас есть два определения: «вооружённый мятеж» и «переход на сторону противника во время войны». К Оверу ни то, ни другое не подходит. Комиссия рада бы казнить его за какое-нибудь преступление попроще. За растрату подотчётных денег, за взятку, за извращение правосудия… Если бы, к примеру, он казнил кого-то из восставших как мятежника. Но пока никаких злоупотреблений за ним не нашли. Полагаю, если бы что-то было, этим бы ещё Соркон воспользовался. Не пришлось бы сочинять нескладное обвинение в шпионаже.

В гостиную тихонько вернулась Трая. Огоньки свечей затрепетали, когда она приоткрыла створку окна: от жара углей в камине здесь становилось душновато.

Улучив мгновение, Трая подошла к Лене и со словами: «Я обещала тебе показать, как зацветает малахитник душистый», — увлекла её к окну. Иностранка охотно последовала за ней, и в дальнейшем, пока Аис продолжал разъяснять остальным (и в первую очередь сыну) правовые тонкости, Трая и Лена негромко щебетали о чём-то своём в эркере среди изысканных ваз с комнатными растениями. Аис был этому рад: он вполне доверял наблюдательности и такту своей супруги и надеялся хоть чуточку приблизиться к разгадке государевой тайны. Но даже если их беседа не принесёт ничего ценного, хорошо уже то, что хозяйка развлечёт заскучавшую гостью.

— Забавно будет, если окажется, что во всей стране один Овер ничего не нарушил! — хохотнул Игорь.

— Он очень постарался ничего не нарушить, это правда, — улыбнулся Аис. — Если не найдётся других оснований для его казни, у Комиссии останется один путь — расширить понятие «войны с собственным народом» так, чтобы действия Овера под него всё-таки подпадали...

— Поменять закон задним числом? — Юна переспросила так, будто услышала сейчас гадость, в которую не хочется верить.

Сергей посмотрел на неё с укоризной:

— У них же прецедентное право. Здесь только так и делается.

«Какие они всё-таки умилительные», — подумал граф.

— Однако, я полагаю, в данном случае это будет крайне трудно…

— Почему?

— Болезнь государя Альстана — самый долгий период в нашей истории, когда мы остались без законной власти, но не первый и вряд ли последний. Если подавление восстания само по себе было изменой, то впредь ни один чиновник не отважится силой наводить порядок в смутные времена, потому что это будет равнозначно отречению от народа и Священного закона. Не говоря уж о том, что за это повесят.

— И как Комиссия выкрутится? — полюбопытствовал Игорь.

— Посмотрим. Лично я не вижу, как им сформулировать этот прецедент, не навредив Отечеству. Но пусть думают.

— А вы сами…

— Я не расследую дело Овера, — ответил граф, придав своей улыбке самое невинное выражение. — У меня нет такого права: я по делу свидетель. Так что все мои рассуждения... чисто умозрительны.