Трансмиссия - 1 и 2 глава

В книге "Белый нуар" несколько произведений по теме "современная Япония" сегодня я публикую самое начало. Для скептиков, которые обычно говорят, зачем авторы пишут то, чего не знают и не видели сами скажу, в Японии я жила и работала. Две поездки 3 и 6 месяцев. Нон-фикшен о приключениях там "Изнанка веера" тоже есть на АТ https://author.today/work/169178. Сейчас же я хотела бы показать Вам художественную и даже эротическую прозу. Но хоть история выдуманная. весь японский антураж подлинный. 

 Книга выложена полностью https://author.today/work/168825 

ТРАНСМИССИЯ

Я разрезала горло о край небес

Из раны хлещет закат.

ГЛАВА 1

Я думал, что ушел от судьбы

И уснул на жертвеннике.

Один сон, не дающий  покоя, мучает меня уже несколько месяцев. Хотя может быть, он был и раньше...  где-нибудь, когда-нибудь в другой жизни, в другой роли.

После спектакля я возвращаюсь в свою гримерку, потный, возбужденный, с цветами и со следами недавних поцелуев на щеках.

Закрываю на ключ дверь, сажусь перед зеркалом и начинаю стягивать с лица тонкую резиновую маску, а она приросла к вспотевшей коже и…

Я рву ее, ругаюсь, и по рукам моим течет горячая кровь. Наконец я срываю маску. И…

Я просыпаюсь.

… В тот день я впервые по-настоящему задумался о женщине. О женщине как о будущем, как о перспективах и о том, какие при этом откроются возможности. Но главное я думал об «Орландо» Виржинии Вульф и «Женщине в песках» Кобо Абэ.

Пока всё складывалось как нельзя лучше – через год или чуть меньше Максимов приступит к постановке «Орландо».

Он не сможет отказать мне после успеха в «Служанках», тем более что все предварительные переговоры уже прошли и потом можно будет стартовать уже по крупному. Потом… Жаль, никто не поставит для меня второй «Махабхараты». Нет, что я говорю – счастье, что не поставит, в противном случае мне пришлось бы предъявить зрителю всю свою внутреннюю пустоту и бесхребетность. Куда интереснее втечь, вжиться, присвоить. Забавно, почему мужчины актеры легко берутся за создание женского образа, а женщинам, как правило, не удается грамотно показать мужчину? Я думаю, что это потому, что бог сначала создал всё-таки – женщину. Причем делал он ее из части тела того же Адама. То есть из материи уже раз одушевленной и жившей. Этот акт кажется мне глубоко символичным и сильным.

Я актер – актер от Бога – абсолютно ведомый и послушный как вода, занимающая любую предоставленную ей форму.

Но да не стану отвлекаться. Итак, я хотел сыграть мужчину превращающегося в женщину в спектакле «Орландо» и женщину, причем восточную женщину в фильме «Женщина в песках». Естественно, что это будет японка, по содержанию, по сути. Японки отличаются от всех остальных женщин, а эта в пустыне отличается от всех на свете японок.

Меня воротит, когда мужик начинает корчить из себя этакую цыпочку. Непонятно, где они откапывают подобные экземпляры?

Не всякий трансвестит имеет в своем гардеробе обычные женские вещи, в которых можно пойти в магазин, побегать по дорожкам в парке. Нет! Подавай им праздник и только его!!! Вечерние туалеты, тонкое бельё, высоченные каблуки… Тоска…

Можно подумать, что все женщины – бляди.

Потратив месяц на перечитывание японской литературы, я обогатился только залежами мертвых черновиков, которые позже пришлось сжечь у помойки. Всё не то. Прекрасно выписанные образы проходили как бы вскользь мимо меня дразня воображение и не оставляя ничего кроме пустоты и обиды. 

Для того чтобы хотя бы повторить женщину мне, кровь из носу, нужен был образец. Живой из плоти  и крови, со своими мыслями, причудами, амбициями, страхами. Для того чтобы хотя бы продублировать. А я хотел залезть в нее, стать ею…

Слоняясь по городу в поисках подходящей натуры, я забрел в театральные институт на Моховой, где проходили открытые уроки театра «Кабуки», представления которого я видел до этого в Александринке. Дурной театр – неправильный. Женщины играли женщин, а мужчины… Чем они там вообще в Японии занимаются, если отдали законное право – играть на сцене всё и вся женщинам?!

Так вот, там я наблюдал за стареющей японкой, как она кивала головой говоря «хай» – только женщины Страны Восходящего Солнца могут так качать головой – радостно, услужливо и одновременно с тем сдержанно и отстраненно. Нам показывали, как следует носить праздничное кимоно, и чем оно отличается от повседневного. Кстати, мне представился глубоко символичным тот факт, что нижнее кимоно шьется из самого обычного, дешевого материала и только его выставляемый напоказ воротничок – делается из шелка. Потом мы учились играть веером (веер по-японски «сенсю»).  Здесь  учительница похвалила меня, заметив, что я быстро учусь, и тут же стала показывать владение мечом, заставляя меня повторять за ней не очень сложный рисунок сценического боя. Я как всегда был послушен и позволял вертеть мной, как того пожелается, преспокойно наматывая на ус все то, что могло бы хоть как-то пригодиться мне в дальнейшем и, мечтая украсть после урока веер – единственно настоящий во всем этом театральном мусоре сиреневый веер.

Ну вот, урок и закончился. Нас – пятнадцать человек слушателей снабдили цветными проспектами с фотографиями актеров и пригласили на следующий день на занятие гримом. Непрерывно кланяясь, японцы, укладывали по коробкам костюмы и реквизит.

Я зашел в туалет, между делом слушая шаги и разговоры своих недавних соучеников и, выжидая, когда же, наконец, можно будет забраться в класс и добыть веер. К слову я уже давно навострился отпирать замки без ключа, даже те. Что являются задачкой с повышенной сложностью.

Это умение пришло ко мне во время подготовки к своей первой серьезной роли маленького вора из оперы «Приключение Оливера Твиста». Тогда еще двенадцатилетнем пацаном я сбежал из дома и шатался около месяца по вокзалам в поисках нужного мне образа. Как человек начисто лишенный способности выдумывать что-то принципиально новое, я интуитивно тянулся к осязаемым приключениям находя их повсюду. Хотя жизнь бродяги, так же как и жизнь японской женщины, сами собой уже приключение.

Звуки в коридоре вроде бы стихали. Я вылез из своего убежища и наладив кусочек проволоки, быстро отпер нужную мне дверь. Секунда на последний контроль, не идет ли кто-нибудь по лестнице? – нет –вроде тихо. Я прошмыгнул в комнату, бесшумно закрыв за собой дверь. В крови ощущался приливчик адреналина. Я подошел к коробкам, на одной из них лежала ксерокопия расписания программы открытых уроков проводимых японцами.

Я покопался в двух коробках, автоматически читая текст. Выступления уже закончились, значит можно надеяться только на пару лекций и выставку. Я наткнулся на веер и прочел о выставке одновременно. Причем – удача – далеко ходить не надо. Выставка располагалась этажом выше, судя по всему прямо в коридоре. Я закрыл коробки, и, выйдя из класса, запер за собой дверь – еще недоставало, чтобы какой-нибудь охочий до сувениров студент покопался здесь после меня. И, как ни в чем не бывало, сунул веер под ремень брюк, прикрыв его сверху свитером. Этот жест – совершенно японский, хотя и не женский, порадовал меня.

ГЛАВА 2

Покажи мне цветок,

в котором уснуло лето.

Дождь.

И листья лицами

пали на землю

Выставка и правда проходила в коридоре. За стеклами стояли манекены, одетые гейшами и ведьмами. Рыжие, черные, белые с серебром парики чертовок  доходили до земли. Кимоно были расшиты удивительными цветами, на некоторых современные блески, стопы чуть-чуть скособочены внутрь как у красавиц с традиционных рисунков, у некоторых в руках бумажные веера.

Почему-то именно Япония – эта загадочная, непостижимая страна, всегда будоражила мое воображение. Возможно, это было связано с каким-то совсем уже детским впечатлением, или просто соответствовало складу моего характера. Но, я точно помню, что однажды на уроке истории в восьмом классе я буквально потерял сознание, увидев за стеклом шкафа маленькую репродукцию Накамуры изобразившего знаменитую поэтессу и куртизанку Оно-но Комати в нежном лиловом кимоно с ракушкой в руках. В одну секунду вдруг захолонуло сердце, и красная пучина сна увлекла меня на самое дно.

Я очнулся в школьном медпункте. Помню запах нашатыря, коланхоэ на окне, и лиловатые, под  цвет заветного кимоно стены. Так, будто я вдруг очутился в объятиях гигантской поэтессы. Поэтессы великанши.

Возможно, причиной моего недомогания стал заурядный авитаминоз. Но мама почему-то страшно испугалась подняв настоящую бурю. В результате чего меня благополучно освободили от экзаменов. Так что я был не в накладе.

Но всё японское и особенно их женщины по сей день вызывает во мне череду самых невероятных чувств и желаний.

И еще почему-то японки, может по ассоциации с самой Оно-но Комати, подвергшей своего воздыхателя самой изящной на мой взгляд и жестокой пытке – условия Клеопатры на японский лад, кажутся мне преисполненными невероятной жестокостью, силой и оттого могуществом.

Что же касается самой картинки, то я ее больше не видел, как мне объяснили потом, мой отец, явившись в школу сразу же после визита матери, сделал так, что репродукция Накамуры навсегда от туда исчезла. Тогда я не предал этому особого значения.

Тогда…

Я обошел экспозицию. В конце коридора, там, где обычно стояло старинное зеркало, висело черно-золотое знамя. Два класса оказались открытыми. В них восковые статуи дам с набеленными лицами и самураев стояли прямо на полу, так что можно было решить, что они ведут непринужденный разговор. Терпеть не могу восковые фигуры – никогда не знаешь – чего от них ожидать, а тут не было даже смотрителя. Поэтому я быстро обошел беседующих поганцев, к слову лица у них были как раз такие, что одного взгляда хватит, чтобы понять: «Вот с кем наживешь беды как двумя пальцами об асфальт». Усатый толстяк в ушастом шлеме, возможно сегун, например, вел себя и вовсе подозрительно. Готов поклясться, что он следил за мной. Во всяком случае, куда бы я ни рыпнулся, повсюду натыкался на его пристальный взгляд. Или может быть – это муки совести взыграли? Хотя странно, вроде, с чем с чем, а с этим проблем до сих пор не было.

Во второй комнате экспонировалась всякая мелочь. Жаль – веера в этот раз лежали под стеклом и я не решился. Тем более что вокруг снова стояли статуи. Только лица японок уже были не набеленными, а кимоно казались проще, хотя тоже очень красивые. Наверное, эти манекены изображали современных женщин, посещающих ту же выставку. Во всяком случае, одна из них в шелковом сиреневом кимоно склонилась над выставкой маленьких похожих на табакерки коробочек. Я подошел, почему-то стараясь двигаться как можно тише, и заглянул через плечо куклы. Да, тут было на что посмотреть, хотя ерунды тоже хватало. Одно слово – продвинутая раса в гостях у варваров, которым благо чтобы всё было японским, а дальше хоть трава не расти. А вот статуя явно заинтересовалась, так и вытаращилась на какой-то отживший свое гребень. Небось, после выставки такое добро с собой не повезут, выбросят или подарят кому. Говно, да японское. Хотя – сами  не лучше – накупят пакостных матрешек, балалаек и будут счастливы. Россия!!!

Я так занялся своими мыслями, вот что значит «малый круг внимания»,  что некоторое время не слышал и не видел ничего вокруг. А когда очнулся, то испугался по настоящему. – Манекен исчез. Я тупо озирался по сторонам, даже трогал пол в том месте, где стояла волшебная статуя – но ее не было! Чувствуя себя полным чмо, я сосчитал остальные манекены, потом рванул в соседнюю комнату – всё без изменений, и усач всё так же ехидно провожал меня глазами. «О, Господи – что же это?!» Я вылетел в коридор и тут только поймал взглядом удаляющийся сиреневый силуэт.

В одну секунду я был около лестницы. Снова никого. Ни шороха – институт как вымер. Я постоял, не понимая, что же теперь делать, возможно, загадочная японка услышала мои шаги и теперь затаилась выше или ниже этажом и тоже выжидает, когда я уберусь ни солоно хлебавши. Мысленно прикинул планировку здания. Как ни поверни, на каждом этаже длинные коридоры и лестницы с двух сторон, так что хоть орел решка кидай. Но особо раздумывать не было времени, так что я рванул на четвертый и пробежав мимо запертых аудиторий до конца коридора, вновь нырнул на лестницу и, спустившись до второго, не обнаружил ровным счетом ничего кроме местной трехцветной кошки.

Слышал, что японки в силу ведьмачества и особой зловредности характера могут иногда оборачиваться лисами «куницу», но вот чтобы кошками?.. Послушав еще немного тишину, я решил вернуться на выставку. Но только ступилв коридор, с другой стороны, там, где глаз привычно ловил исчезнувшее зеркало, образовался сиреневый силуэт. Я молчал, выжидая, что же будет дальше и слушая свое предательское сердце. Возможно оттого, что оно стучало как трамвай, или  в этот день вокруг меня и вправду происходило нечто волшебное, не знаю, только я по-прежнему не слышал ее шагов. Как не слышит иной человек шагов своей судьбы. А она приближалась невесомая, прекрасная, нереальная… Или нереальным был я в своих поношенных брюках и джемпере среди этой разряженной японской сказки. Я смотрел на нее во все глаза, боясь пошевельнуться и чувствуя себя полным идиотом, еще бы и рот открыл, да слюни пустил. – Красота…

 «Хозяйка, посетившая своего раба».

Не знаю почему, но в этот момент мне хотелось, чтобы она шла так вечность, а я бы вечность ощущал, как сквозь меня летят электрические разряды, а я бы вечность… мне хотелось прижать ее к себе, не обнять, а именно вжаться, втереться, как человек желающий занять крохотную нишу для статуи. Мне хотелось влезть, ворваться, войти в нее, почувствовав на себе шелк ее кимоно и, еще интимнее, выпуклости на груди… своей груди.

Словом я хотел, я страстно мечтал обладать этой женщиной на столько, чтобы стать ею самой. А она надвигалась, летела… плыла…

Когда японка подошла совсем близко, я чуть поклонился не в силах оторвать от нее глаз и прекрасно понимая, что от того, как я поведу себя, будет зависеть всё. Она тоже чуть поклонилась мне, приветливо и вместе с тем застенчиво улыбаясь. Каким-то внутренним чувством я понял, что она не говорит по-русски, ровно, как и по-английски. Молчание начинало угнетать.

– Как вас зовут? – Хрипло выговорил я. Понимая, что теряю ее, быть может навсегда. Она не поняла, озабоченно вглядываясь в мое лицо.

–…Я Костя. Я. – В голове возникло «Раб твой». Ткнул в себя. – Костя. Ты?.. – Движение к ней.

– Судзуки. – Улыбнулась женщина, коснувшись пальцем кончика своего носа.

– Судзуки Сан! – Вспомнил я когда-то прочитанное.

Она улыбнулась. – Хаджимемашите доздоёросику Костя Сан.

– Может кофе? Кафе? Ресторан?..

– Выразительным жестом Судзуки показала рукой на экспозицию, 

а потом на свои часы. – Умная девочка. А я, зато полный болван. Решил, что такую выставку оставят без догляда. Идиот.

– Может, покажешь выставку? Ну… экскурсия… туристо… А?..

На последних словах Судзуки еще раз улыбнулась и поклонившись, предложила жестами следовать за ней Ираша имасе Костя Сан.

Я был счастлив. Моя принцесса уводила меня в свою сказку. Наконец-то! Мы миновали коридор и оказались в первой комнате с придворными. Усач глядел теперь на меня с какой-то затаённой ревностью. Судзуки чувствовала себя не менее скованно, чем я сам, возможно, она хотела что-то объяснить, но тоже не знала как.

– Это самурай? Сегун? – Помог я ей, ткнув в ненавистную фигуру.

– Хай! – Восторженно ахнула Судзуки, удивленно и вместе с тем восхищенно уставившись на меня своими обалденными карими глазами. Я сразу же признал японок самыми лучшими женщинами в мире. Хотя, что я говорю, я же это всегда знал. Во всяком случае, в этот момент я был готов отдать ей все, что у меня когда-либо было. Так развезти мужика!.. Слава богу, что у меня как раз ничего существенного и не было, только краденый веер впился в живот.

– … А это гейши? – Спросил я и тут же на нежное лицо Судзуки словно набежало облако. Она покраснела и съёжилась. Я допустил ошибку, взявшись рассуждать о таких предметах с порядочной женщиной.

Смешавшись, я не знал что делать. Извинился, но поняла ли она? Я терял свою мечту. Не зная что предпринять, я достал из-за пояса веер и протянул его японке. Глаза Судзуки округлились, быстро, прищелкивая языком, она затараторила что-то…

– … Да вот здесь, – начал уж совсем по-дурацки оправдываться я, тыча пальцем куда-то в пространство. – Точно лежал и только меня и ждал.

Она опять начала кланяться, видимо и правда, хорошая вещь.

И тут на лестнице послышались шаги, и вскоре нас окружила толпа нагулявшихся по городу японцев. Я был вынужден уйти.

Явившиеся мне чары прекрасной женщины вдруг щелкнули раскрывшимися наручниками и отпустили меня. Почему я сказал – «наручники», а не «оковы»? Почему не девяносто девять ночей поэтессы? Странно…