Из ненаписанного

Это было мое решение. Я приношу пользу Человечеству так, как умею,  - мрачно сказал Михеев. Смотреть на Банева не хотелось, и он не смотрел. Смотрел в зеленое стекло стола.

Банев что-то двигал на подоконнике, позвякивал и похрустывал невидимым. 

Дурак ты, Михеев,  - осторожно, пробуя каждое слово на вкус, сказал Банев, и добавил, уже уверенней,  - точно, дурак.

ты не пользу приносишь. Ты от Человечества ушел. Спрятался. Ты себя наказываешь и жалеешь. Что хуже, я, если честно, не знаю.

Лурье тоже ушел. И пораньше моего,  - Михеев хотел сказать это с холодным бешенством, но получилось как-то жалко. Аж уши покраснели. 

Лурье у меня под рукой нет, а ты есть, и ты нам нужен. Нам, людям. От которых ты решил уйти потому, что, видите ли, не достоин жить в прекрасном обществе будущего и должен искупить свои кровавые преступления непрерывным страданием и принесением пользы. 

Банев вдруг со всей силы грохнул ладонью по столу и заорал,

Ты эгоист, Михеев! Ты пещерный самовлюбленный эгоист, который упивается своими страданиями!

Слушать это было совершенно невыносимо, и Михеев очень спокойно представил, как сейчас встанет, одёрнет куртку, коротко поклонится бушующему Баневу, и выйдет из комнаты, тихо прикрыв дверь. Абсолютно спокойный, корректный, готовый к новому глубокому поиску.

Но отчего-то он продолжал сидеть, смотреть в стол, а щеки невыносимо горели.

Ты, Михеев, трус,  - с нехорошим спокойствием сказал Банев,  - ты попросту сбежал. В тот момент человечество могло себе это позволить, и тебе помогли. Тебя отпустили в космос, где ты мог безопасно погружаться в свою дрянь и слякоть, пережевывать ее и жалеть себя. А сейчас тебя позвали. Как человека. Я лично позвал. Потому, что поверил, что ты еще человек. 

Он вскочил, заходил по комнате, сунув руки в карманы,

И все еще верю. Хотя - дурак.

Еще сильнее захотелось встать и уйти. Забраться в кокон “Грифона”, почувствовать, как он ласково обнимает его, сливается с пилотом - могучий, доверчивый и все понимающий. Запросить в ЦУП-Дальнем задание, дать запрос на ресурсы - ресурсы для нужного полезного дела, а не непонятного шатания по обжитым мирам для поиска - для выслеживания! - человека. Как Банев не понимает, насколько больно слушать, что он ему нужен потому, что он - осколок прошлого. Древний уродливый осколок разорвавшейся гранаты, искалечивший не одну жизнь.

Я не хочу никого выслеживать,  - слова давались с трудом. нужно молчать, конечно, Банев только и ждут, чтобы он дал слабину,  - я не хочу никаких погонь и подозрений. Дай мне уйти, Банев, чтобы я думал, что хотя бы сейчас человечество умеет обходиться без тайн и слежки.

Банев как-то сразу успокоился. Сел напротив Михеева и принялся чистить какие-то белые круглые орешки. Михеев вспомнил, что давно не ел.

А ты, значит, так решил. Я, мол, жизнь и мораль свою на алтарь Человечества положил, в звёздный скит ушел, и человечество теперь пребывает в раю. Абсолютном и неизменном. Конец истории, значит, наступил. Хеппи, значит, энд.

Сейчас снова кулаком по столу двинет, решил Михеев.

Банев аккуратно ссыпал скорлупу в изящную корзину у стола и отряхнул руки, 

Ан, нет, дорогой мой друг Михеев. Сегодня, вот, с утра я читал увлекательный доклад группы энтузиастов, которые просят разрешить постройку поселения посередь Маракотовой бездны. Для исследования влияния изоляции на пси-способности младенцев. Младенцев, Михеев! А в Совете ходит по комитетам предложение разрешить добровольцам полную перестройку организма для колонизации Титана, а также,  - тут Банев поднял глаза к потолку, читая по памяти,- а также иных планет, терраморфинг которых нецелесообразен с экономической точки зрения, но освоение которых может принести несомненную пользу человечеству?

А знаешь ли ты, Михеев,- он нагнулся вперед,  - как продавливает одна из групп Академии наук поправку, позволяющую новый виток разработки полномасштабного искусственного интеллекта, мотивируя это как раз повышением общественной морали и новым уровнем ответственности человечества. И они по-своему правы, друг мой. И они оперируют знаешь чем? Достижениями педагогики и нашим же постулатом о роли социальной среды в формировании личности. Про дискуссию о полном возрождении личности и праве на посмертие тебе рассказать? 

Михеев молчал. Было невыносимо стыдно. 

А то, что возрождением личности мы уже занимаемся и уже существуют Поля Возрождения, где мы пытаемся восстановить полную личность умерших рассказать? И не просто восстановить, а дать им принципиально иной опыт, который им позволит жить снова, но уже на совершенно ином уровне восприятия мира? А? Каково тебе?

Зачем он мне говорит об этом, думал Михеев. Это же информация, которую нельзя рассказывать кому ни попадя даже сейчас.

И что каждый из посмертников - доброволец и понимает, что эксперимент может закончиться, Поля законсервируют и их личности отключат от информационных и энергоресурсов. Проще говоря, будет вторая смерть. Ну так, как? Конец истории и райское блаженство?

Банев подался вперед и с искренним наслаждением сказал,

Ты ни чер-та не знаешь,Михеев.