Флешмоб десятая глава
Автор: Александр ЗарубинА интересно сравнить, кстати
Вот из последнего:
Ночь упала на долину внезапно — такая же яркая и налитая светом, как и день. Паутинный полог замерцал по-другому, рассеивая и отражая молочно-белый свет звезд. И желтые, теплые огоньки вокруг — пламя свечей бросало круги света на темную зелень травы. Факелы и лампы в домах — верхних, зацепленных прямо за паутину. От высоких сосен тек мягкий шелест, звон игл и пряный, кружащий голову запах. Теплый ветер летел снизу, сквозь пролом в скалах в лицо, нес сухой дух из степи и соленый, терпкий аромат леса.
И скрежет — ритмичный и мягкий, чуть слышный стрекот хитиновых лап. Он летел со всех сторон, сопровождаемый неярким, мигающим светом. Слабая мерцающая искра — фосфоресцирующая тень на паучьем брюхе. Зеленые и алые огоньки крутились, складываясь над головою в дикий, гипнотически четкий узор.
Я засмотрелся, замер, невольно пропустив шаг.
— Пойдемте, звёздный. Совет закончился уже. Нехорошо заставлять ждать саму «ройане».
Ну да, королеву — нехорошо. Это говорила Кара, та самая, «ходящая слева, в тени». Меднолицая и упрямая, со странными, отливающими красным цветом глазами. То ли служанка, то ли лейтенант местной госпожи.
Она пришла к нам сразу после заката. Сказала, что совет закончился и королева ждет, меня и сейчас, в смысле немедленно. Идея отказаться мелькнула было в моей голове. И тут же лицо Майи окрасилось в серый испуганный цвет. Слова умерли, так и не слетев с моих губ.
Но «Голланд» я все-таки прихватил. Хотя два ствола на фоне тысяч мерцающих и наверняка ядовитых пауков смотрелись бледно.
Знакомое дерево, следы МАЗа на мрачно-зеленой, почти черной ночью траве. Пустой сейчас трон. Просто могучий, обвитый шишковатыми узлами кореньев обтесанный пень с вырезанным вручную сидением.
Зато дерево, что высилось позади него, оказалось весьма примечательно. Оно тянулось вверх гордо, паучьи яркие огоньки кружились по темной, шумящей листве, завиваясь в водоворот. Свет был ярок, но не рассеивал тьму — лишь подсвечивал, вышивая бисером по подолу ее колдовской, вечно меняющийся узор.
Шелест паучьих лап, листьев, журчание воды вдалеке. Тишина... От ближайших домов скользили, ластясь под ноги мне пятна теплого, домашнего пламени.
Тонкий голос упал сверху, звенящий и мягкий, как журчание воды на траве. Веселый, как звон падающего с небес водопада.
— Эй, звездный. Забирайся, мы ждем...
Первое лицо, витиеватый стиль и много-много описаний...
Следующее за ним произведение:
Двести метров от Эрвина к северу и еще почти две тысячи вверх, сквозь сизые, мерцающие по краям облака, там, где летающий дом Дювалье парил в небесах над краем горного кряжа неподвижно, тихо, лишь иногда под днищем гудели — тяжело и протяжно, словно всхлипывая — турбины движков горизонтального хода, Ирина Строгова стояла у окна. Молча, перебирая пальцами по толстому стеклу обзорного иллюминатора. Синяя форменка на ее плечах — опять, явно украденная с флотского склада. Еще новая, жесткая, хрустящая по сгибам на рукавах. Ирина невольно морщилась, касаясь ее. Куртка колола швами и пахла — из складок тянуло так, что Ирину мутило иногда — корабельной химией, острой и горькой. Тоскливый запах флотской дезинфекции — казалось, она опять на борту. Взгляд назад, через плечо, обратно на комнату. Не помогло. Там, вместо зеленой листвы были белые, ровные, как на корабле, стены и потолки. Крашеные, выровненные под угольник и нитку. Обстановка резала глаз. Жёлтый блеск лепнины на плинтусах, кровать без ножек и вычурные, стекающие по стене часы в стиле Дали.
Гостевая комната дома Жана-Клода Дювалье, доктора медицины. И закрытая дверь. Тоже гладкая, сплошная, без внутренней ручки.
— Бохато, курец их мать, — шипела она под нос всякий раз, как оглядывая это бело-золотое сусальное великолепие. Именно так, на их местный, деревенский манер, растягивая и мягко глуша согласные звуки.
Описалово опять, не такое вычурное. Плюс пара абзацев на переход - девятая глава кончилась с другим персонажем и совсем в другом месте.
... минус два года, теперь кусок из тех же "Культурных", только второй том:
— Что, вашу мать, это было? — рявкнула Ирина. Небо промолчало в ответ. Темное, в точках первых звезд небо. На запястье Пабло — четыре ярких, багровых пятна. Вздувшиеся следы тонких, сочащихся кровью и ядом уколов. Матрос лежал весь в поту — без сознания, лоб бледен, дыхания нет. «Почти, слава тебе господи», — прошептала Ирина, глядя как затягивает туманом поднесенное к губам зеркальце. В крови моряка сейчас гулял ядреный коктейль из флотской универсальной прививки, водки и змеиного яда. Все это вместе отправило Пабло в отключку — глубокий аллергический шок. И диагност, собака, в насмешку мигает зелёным. «Все будет, мол, хорошо. Состояние стабильно-хорошее, прогноз благоприятный». А губы Пабло — напротив, синие, как огонек над плитой. Закатились глаза. Ирине очень хотелось ругаться — витиевато, страшно, языком нижних, пропитанных спиртом, потом и радиацией палуб. «Гхаллас мать вашу через колено мит орен». Кажется так. Каким-то чудом она не ругнулась, наоборот. Подтолкнула повыше подушку, еще раз проверила пульс — тонкий, но есть, слава тебе господи. Поднялась, оглядела лагерь.
— Что сейчас, вашу мать, было?
— Змей укусил его, — откликнулась Эви, королева змей. Тихо, под серебряный звон. И добавила прежде, чем Ирина вспомнила, где лежит нож, — Не волнуйся. Яд усыпляет на час или два, но не убивает. Твой человек видел то, чего не должен был видеть.
— Видеть — что?
— Кхаланда... — ответила она. Загадочно. Все так же стояла рядом, глядя сверху вниз. Неподвижно, не вмешиваясь, с непонятной Ирине улыбкой на скуластом лице. Тихо звенели мониста, размеренно, тихо шипела ей песню змея — зеленый змий обвивал ее руку, щурился, глядя хозяйке в лицо. Погремушка трещала на змеином хвосте, в тон ей мерно звенели браслеты — вокруг запястья, тонкий серебряный ореол. Блестела под пальцами чешуя. Эви гладила змею треугольную голову, чесала подбородок и улыбалась
И первый
Пегги немного, но путала. Наверху не кричали, не шумели и не брызгали ругательствами. Наверху вообще никогда не кричат, власть — она тогда власть, когда умеет говорить тихо. Вежливо и достойно, под стать помещению. Неприметной комнате в верхних покоях высокой башни губернаторского дворца. Скромно обставленной, с облицованном тёмными панелями стенами, литыми пепельницами и продавленными диванами по углам. С одним высоким, раскрытым настежь окном. За ним, спиралью — прихотливая россыпь жёлтых, зелёных и алых огней. Город Хайситт-хилл, планетарная столица. Внизу. А вверху — ничего. Сегодня тучи закрыли городу сияние звёзд, оставив людям лишь жёлтый огонёк в окне. Или, просто — наверху, как шептались промеж себя горожане на нижних улицах.
«Лучше бы они там чем полезным занялись. А еще лучше — выспались, господа хорошие. Но нет, куда им, спать их превосходительствам некогда. Надо что-нибудь нарешать для нашего блага. Еще что-нибудь и все на нашу голову», — шептал мастер Джон Смит, недобро косясь на желтый огонек высокой башни. Одним глазом — вверх, на желтое окно, другим — оглядывая свою недавно разгромленную патрулем мастерскую в предместье. Обыкновенный куб мерцающего таркианского пластика, десять на десять метров, с высоким потолком, резной деревянной дверью и окнами, завешанными пальмовым листом. Листья сорваны — теперь. На полу грязь, и следы солдатских сапог. Следы патруля. Перевернутый в спешке длинный верстак, взломанные ящики, россыпь медных блестящих гильз на полу. Десять почти готовых винтовок, ящик патронов — все псу под хвост. Безакцизное, конечно, но дураков в городе нет. Крестовые платят за точный механизм, убойный калибр и секретные, строго запрещенные к продаже сердечники. За фабричное барахло могут и убить. Опасно, и не по людски — им потом с этими винтовками против драконов ходить. Да и платят плосколицые, украшенные татуировками воины честно. Всегда, в отличие от губернаторских шавок.
«Ладно, — подумал мастер, на всякий случай посылая еще пару-тройку отборных ругательств жёлтому огоньку в вышине, — бог с ними. Комманданте Яго придет из джунглей только через неделю, заготовки стволов по прежнему лежат в тайнике, механизмы — тоже, ложа и отделка — пара пустяков. Должен успеть».
Вводный в локацию абзац - подлиннее, но описания не такие вычурные...
А вот из первого, самого раннего произведения...
Комната Якову досталась маленькая, тёмная и довольно грязная. Но кровать в ней нашлась и даже стол с табуреткой. Капитан сел на тонкий матрас, огляделся — клопов вроде нету и подумал, стоит ли раздеваться или судьба подкинет ещё один аларм на ночь глядя. Потом решил, что на сегодня приключений достаточно и начал стаскивать с себя сапоги. Стащил один и тут в дверь постучали. Тихо, но настойчиво...
— Да, — прорычал Яков. Дверь распахнулась. На пороге статуей застыл Рейнеке. «Опять он, — подумал капитан, — но в этот раз, хотя-бы одет для разнообразия».
— Что случилось?
— Герр Капитан, я … я протестую.
— По поводу чего?
— Вы говорили, про передачу нашей, — тут парень на миг замялся, — в инквизиционный суд.
Якову остро захотелось рассмеяться. А потом взять и загнать парня в самый дальний караул до скончания времён, чтобы не издевался на ночь глядя над офицерами. Но потом расхотелось. Очень уж серьёзно выглядел пацан. Очень уж прямо держался. Даже кафтан застегнул на все пуговицы. Поэтому капитан просто сплюнул и выругался.
— Рейнеке, мать твою, ты хоть один инквизиционный суд в империи видел? Их и нет уже давно. Хочешь знать — последний закрыли, когда сержантский берет ещё был в моде. Да в этой глуши вообще ни одного суда нет, передавать некуда. Но если ты так волнуешься — бери бумагу, пиши.
Юнкер подчинился. Капитан сплюнул ещё раз и начал диктовать.
— Заседанием суда военного трибунала» — поставь дату...
— А какое сегодня …
— Любую, не отвлекайся. В составе. Двоеточие. Как у тебя полное имя, парень? С титулом?
— Барон фон Ринген унд Лессе цу...
— Значит в составе благородных и достославных вольных солдат императора нашего Фердинанда, господ Фон Рингена и Лессе. Рассмотрел дело, подданной императора … имя потом впишешь. Подозреваемой в колдовстве. И вынес решение.
Юнкер вздрогнул, капитан усмехнулся и продолжил.
— А вот здесь пропусти пару строчек. И внизу напиши. Приговор окончательный пересмотру не подлежит. Все. Свободен. Печать у сержанта
— А … герр капитан. Какое решение писать?
— А какое хочешь... под твою ответственность теперь.
Разнообразия ради начал с места, в карьер. Плюс "лысый" диалог - выглядит страшно, но и править руки не поднимаются. Но тут десятая глава - почти в конце первой части, тут уже описано, все что можно и нельзя описать. А мимику в диалогах светить надо - но редко и метко.
Вот как-то так...
Спасибо за флешмоб, интересно посмотреть на самого себя в динамике...