Присоединяюсь к десяточке

Не так просто выбрать десятую главу... И дело не в том, какое произведение я считаю лучшим (у меня все отличные! ), а в том, к чему пока недостаточно привлечено внимание читателей.

Итак, глава 10 из книги Черный коршун

Глава 10. В сокровищнице

До самого отъезда императора (инкогнито!) все были страшно заняты. Посторонних в секреты посвящать запрещалось, так что все приходилось делать собственными руками.

Потом полдня приходили в себя и занимались исключительно детьми, весьма шустрыми мальчиками, которые успели разнести две клумбы в дворцовом саду и истыкали маленькими шпагами портьеру в тронном зале.

И лишь к вечеру церемониймейстер Мондальберо, торжественный, словно входящий в гавань многопалубный корабль, повел императрицу с фрейлиной к месту хранения имперских драгоценностей.

Сокровищница, как и следовало ожидать, размещалась на нижних ярусах. То есть в подвале. Идти туда пришлось сумрачным извилистым коридором, весьма скудно освещенным через узкие щели окон под самым потолком. 

Миновали три поста охраны. 

Наконец добрались до окованной металлическими полосами двери, и Мондальберо принялся греметь ключами, отпирая замки.

Баронесса Хонэрд первой заглянула в открывшийся дверной проем и сморщила носик. Лишенное окон и вентиляции помещение свежим воздухом отнюдь не радовало.

– Подождите, Ваше Величество, – произнес верный слуга. Обратившись к стене, сдвинул в сторону декоративную панель из позеленевшей от времени бронзы и достал из образовавшейся ниши пять фонарей. – Без них вы там ничего не разглядите.

Он повозился, разжигая огонь и приводя светильники в рабочее состояние, потом жестом указал на них императрице и произнес:

– Прошу.

Дамы взяли источники света. Особого впечатления они не производили: маленький язычок пламени слабо колебался на своем основании, освещая совсем небольшой участок пространства.

– Там есть специальные подставки, – сообщил церемониймейстер. – Расставите фонари, в их свете вам будет удобно перебирать драгоценности. Хотя, – он горько вздохнул, – после правления герцога Аринского там практически ничего не осталось.

– Вы не пойдете с нами?

– Я никогда не вхожу в сокровищницу, – гордо ответил верный слуга. – Это дозволено только членам императорской фамилии.

Эльдефелина кивнула, но замешкалась на пороге. Баронесса первая шагнула вперед. Сразу за дверным проемом ее обступила тьма. Такая плотная, словно она, как и воздух, слежалась здесь за десятилетия.

Ченни сделала еще шаг, подняла фонарь, чтобы осветить больше пространства, и вдруг, с криком ужаса, отпрянула назад. Не удержалась на ногах, упала, выронив светильник.

Тот, ударившись об пол не разбился, но погас. Потревоженная на короткое время тьма мгновенно поглотила принадлежащее ей по праву пространство.

– Только членам императорской семьи! – благоговейно возвестил церемониймейстер.

– Прекратите! – разъярилась государыня. – Помогите мне вытащить ее.

– Я…

– Молчать! Вперед, я сказала!

Баронесса лежала головой к двери практически сразу за порогом. Ее быстро вытащили, и Эльдефелина принялась аккуратно шлепать женщину по щекам, чтобы привести в чувство.

Церемониймейстер раздобыл где-то воды и брызнул несчастной в лицо. Та дернулась и заморгала.

– Что случилось? – склонилась к ней императрица.

– Он там, — произнесла Ченни замогильным голосом. – Мертвый.

– Кто?

Баронесса прижала руки к лицу.

– Посмотрел на меня.

– Господи. Да кто там?

– Регнор IV. Сидит. И смотрит.

– Господи Боже! — Церемониймейстер обмахнулся сложенными пальцами, отгоняя нечистую силу.

Эльдефелина медленно встала. Сокровищница была ей нужна. И что бы там ни ожидало…

Она взяла фонарь и, твердо ступая, отважно шагнула во тьму. Баронесса и Мондальберо, прибившись друг к другу (плотно прижаться мешала разница в общественном положении, но страшно было обоим), спрятались за дверную притолоку и напрягли слух.

Оба утешали себя мыслью, что императрица имеет полное право входить в запретную комнату, и, значит, ничего плохого с ней не произойдет.

Некоторое время за стеной царила тишина. Вероятно, Эльдефелина стояла в центре помещения и оглядывалась.

Потом звук двух шагов… пауза… потом как будто бы глубокий выдох…

– Так, взяли светильники и оба ко мне, — раздался приказ.

Церемониймейстер и баронесса переглянулись.

– Ну? Что вы там? Живо!

Баронесса, вообще-то, была дамой не робкого десятка. А тут, тем более, поступил прямой приказ… Она подхватила приготовленный фонарь и шагнула в дверной проем.

Зрелище, открывшееся ее глазам, вызвало нервный смешок. Эльдефелина стояла у дальней стены небольшого в сущности помещения и, подняв руку, светила… прямо на большой, метра полтора в высоту, мастерски выписанный портрет императора Регнора IV. 

Умерший властитель, точь-в-точь, как живой, сидел в глубоком кресле с резной спинкой (малое подобие трона) и светлыми прозрачными глазами спокойно смотрел на вошедших.

– Великолепная живопись, – оценила императрица. Она посветила в нижний правый угол, где значилась подпись мастера. – Маэстро Фродгейресонт. Такой портрет действительно достоин того, чтобы храниться в сокровищнице.

– Ваше Величество, – подал голос церемониймейстер, маячивший на пороге. Переступить запрет было выше его сил. – Вы расставьте светильники на подставки. Вон там одна и вон там. (Он указал пальцем). Вам удобнее будет выбирать драгоценности.

Но Эльдефелина не спешила приступать к делу, из-за которого, собственно, и пришла. Она все никак не могла оторвать взгляд от лица, изображенного на холсте. Что-то в нем было завораживающее.

Баронесса подошла и встала рядом.

Некоторое время они смотрели. Император на холсте действительно выглядел, как живой. Потрясающее мастерство!

– Он был хорошим человеком? – наконец тихо спросила новобрачная.

– Сложным. 

– Обижал тебя?

– Нет, что вы! Всегда был очень добр. А когда узнал о беременности, подарил мне поместье, титул… Позаботился, чтобы я ни в чем не нуждалась…

– А Волк?

– О! – баронесса махнула рукой. – Он в любой момент готов был отдать за императора жизнь. И, кстати, Регнор платил ему такой же привязанностью. На людях мог кричать на него, ругаться… Но если его фавориту действительно грозила беда, враз забывал о старости и болячках. Сразу ногу в стремя, на коня и вперед, спасать любимца… У него ведь не было близких, а Волк…

– Понятно, – императрица вздохнула, – мы заберем портрет отсюда. 

– Как скажете.

– А теперь к делу.

Дамы развернулись к стеллажам, на которых, как предполагалось, хранились шедевры ювелирного искусства. Увы, многие ящички, выстланные черным бархатом, были удручающе пусты. Лишь кое-где посверкивали искры уцелевших драгоценных камней. В целом же сокровищница производила впечатление разгрома, учиненного безжалостными захватчиками. Те хватают все, что попадается под руку, не считаясь ни с историей, ни с уникальностью сокровищ, некогда составлявших гордость бриллиантовой коллекции империи.

Но что было делать?

Императрица собрала в замшевый мешочек несколько брошей, два больших, явно на мужскую руку, перстня с рубинами, браслет осыпанный искрами мелких алмазов и колье с изумрудами.

– Может колье оставить? – заколебалась баронесса.

– Мы не будем его продавать. Пусть послужит залогом.

– Ну тогда… – кивнула фрейлина. А что делать? Не спорить же с государыней?

Эльдефелина привязала мешочек к поясу и снова развернулась к портрету.

– Бери его с той стороны и понесем к выходу.

Баронесса Хонэрд послушно взялась за золоченую раму. Портрет оказался неожиданно тяжелым, поэтому, чтобы не уронить, пришлось перехватить его поудобней.

И тут, возможно от того, то раму-таки изрядно тряхнули, из-за нее выпал сложенный вчетверо листок бумаги.

Поставив изображение императора на пол, дамы одновременно присели, чтобы поднять записку.

Развернули.

В послании было всего три слова: «Ищи среди камелий».

Ого!