Как автор воспринимает героя своих мемуаров

Вообще-то этот вопрос я хотела задать  ПочтиЖанне в нашем общении по проводу ее романа "Исповедь Автоледи".

И занесла  уже было левую кнопку мыши  над прямоугольником "Отправить"...

А потом решила, что, может,  еще кто-то захочет свое мнение высказать.

В общем, реплика моя была такая:

А вот интересно - вы свою героиню рассматриваете скорее как персонаж книги или именно как себя в прошлом? То есть тот факт, что вы рассказали про эти события и породили некую литературную героиню, позволил вам в каком-то смысле "отторгнуть" от себя  события прошлого?

А интересовало это меня, в общем,  потому,  что я тоже написала свои мемуары и у меня есть свои собственные мысли по поводу отношений между мной и моим текстом.

По сути, речь идет о трех...э... существах: автор в прошлом, автор в настоящем и "то, что написано пером". И уже первых двоих не так много всего связывает (один мой друг назвал эти связующие звенья "генетикой" и "общими родственниками") - это при том, что какие-то события из жизни первого могут явственно храниться в памяти второго.

И еще выскажусь о том, что при мыслях о стремлении ПочтиЖанны  "выдумать  себе другое прошлое" (почему-то при этом я думаю о каком-то разудалом мечтателе (или выдумщике, т.е. писателе), который вешает лапшу на уши своим слушательницам, стремясь произвести на них впечатление своими байками) мне вспоминается одна импортная книжка "Моя другая жизнь", которая начинается так:

Это — рассказ о жизни, которую я мог бы прожить, мемуары о том, чего не было. Однако в пародии, как в шутке, есть доля правды. Кроме того, память — свойство особое. Из всего этого следует, что даже воображаемая жизнь напоминает жизнь прожитую. Впрочем, в этой книге я руководствовался исключительно тем, что нашептывал мне мой alter ego: «А что, если?..»

Мои персонажи существуют исключительно в этих намеренно выдуманных историях, города также описаны весьма условно, и повествование, бродя тропами вымысла, является воистину путевыми заметками. Что до самого рассказчика, Пол Теру из книги похож на меня чрезвычайно, но и он — участник маскарада. Хранить кое-что в тайне — по-прежнему привилегия писателя, и он вправе использовать вместо маски собственное лицо. Вот тут уж я никаких вольностей себе не позволял. Пускай рассказчик вымышленный, но маска — самая настоящая.