Рецензия Андрея Дмитриевича Балабухи на книгу "Триумвират"

Разгрызть Кракатук

«Человек жил, жил и умер. Вот самый фантастический сюжет», — заметил некогда в своих дневниковых записях «Ни дня без строчки» Юрий Олеша. И кто ж оспорит? На том ведь вся мировая литература держится, начиная с жизнеописания Гильгамеша или праотца Авраама. Теперь прибавьте сюда модное ныне утверждение, будто всякое произведение изящной словесности по природе своей фантастично, ибо не может не содержать хотя бы самомалейшего элемента художественного вымысла или домысла, — и Олешин тезис вмиг представится самоочевидным, как дважды два, лаконизмом и емкостью соперничая с бессмертным эйнштейновским E = mc2.

Впрочем, на всю мировую литературу я на сей раз замахиваться не собираюсь — и не по недостатку амбициозности, но исключительно в силу того, что сам жанр и объем предисловия обязывают в данном случае ограничиться разговором исключительно о биографиях и, соответственно, биографах. Причем клятвенно обещаю не мучить вас историей этого направления, восходящей — по общему, хотя и не бесспорному, мнению — ко «Сравнительным жизнеописаниям» Плутарха. Ведь наши интересы лежат сейчас и здесь (ну хотя бы в пределах последнего столетия).

Начну с любопытного факта. В отечественной традиции биографический жанр почему-то считается периферийным, маргинальным, не вызывающим особого уважения. В негласной табели о рангах он располагается едва ли не ниже мемуаров. Похоже, над вымыслом нам сподручнее обливаться слезами, чем над фактом… Не то на Западе. Там автор чьей-либо биографии — писатель уважаемый. Более того, в списке его трудов биографии стоят на первом месте, а уже романы — хоть самые блистательные — идут потом. Именно биографии чаще всего приносят весомые литературные премии. А потому мало кто из более или менее известных сочинителей избежал этого сладкого искуса: написать о герое не вымышленном, а подлинном, в то же время осмысливая его так же, как образ любого персонажа, рожденного собственным воображением. Взять, к примеру, Ричарда Олдингтона, едва ли самого яркого представителя английского «потерянного поколения». Его перу принадлежат всего четыре биографии: две книги о Дэвиде Герберте Лоуренсе, авторе знаменитого «Любовника леди Чаттерлей», о герцоге Веллингтоне и о Роберте Луисе Стивенсоне, — причем все они написаны в последнее десятилетие его литературной карьеры, в сороковые-пятидесятые годы прошлого века. И на родине Олдингтона именно биографии считаются несомненной вершиной его творчества. Однако к нам он пришел в первую очередь своими ранними (пусть и прекрасными!) романами, тогда как из биографий переведен лишь «Портрет бунтаря: Жизнь и труды Роберта Льюиса Стивенсона»… Подобных примеров можно было бы привести немало, однако для обозначения тенденции, по-моему, и одного этого достаточно.

Замечу попутно, что не только писание, но и чтение биографий — дело весьма почтенное. Культурный человек вправе не читать презренной беллетристики, но уж биографии-то просто обязан. Так оно же вовсе не странно. Ведь ни один литератор еще не составил жизнеописания никому не известного политика или, скажем, художника, или предпринимателя. Биографии — это всегда истории победителей. Или, на худой конец, жертв. Но в любом случае — тех, кто оставил по себе заметный след. А значит, и тех, «делать жизнь с кого», как призывал наш революционнейший поэт; над чьими судьбами и деяниями стоит поразмыслить с пользою для ума и души.

Биографии бывают разными.

В первом, самом грубом приближении они делятся на две категории. Первые представляют собою строго документальные повествования, где каждый факт строго подтвержден документами и свидетельствами, а неизбежные, как я уже говорил выше, домыслы, всяческие заполнения лакун сведены к минимуму. Так, например, писал о Жюле Верне ленинградский критик и литературовед Евгений Брандис. (Сегодняшняя тема невольно заставляет приводить примеры отечественных биографов и тех написанных ими книг, что посвящены писателям, чтобы понятнее было, на какой полке в каком ряду стоит «Триумвират» Юлии Андреевой, который вы держите сейчас в руках.) Впрочем, объективности ради могу упомянуть здесь, скажем, биографические эссе австрийца Стефана Цвейга — например, его «Триумф и трагедию Эразма Роттердамского».

Но можно подходить иначе. И тогда получаются жизнеописания романизированные, беллетризованные, биографические повести или романы. Здесь из отечественного опыта в первую очередь приходит на память великолепная триада Леонида Борисова: «Под флагом Катрионы» (о Роберте Луисе Стивенсоне — повесть, разительно отличающаяся по жанру от вышеупомянутой книги Олдингтона), «Волшебник из Гель-Гью» (об Александре Грине» и «Жюль Верн» (опять-таки принципиально несхожий со «Впередсмотрящим» Брандиса). Ну а из литературы зарубежной тут достаточно вспомнить Андре Моруа — его «Жорж Санд», «Байрона», «Три Дюма», «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго», «Прометей, или Жизнь Бальзака».

Юлии Андреевой этот второй путь ближе. Не случайно Моруа с юных лет был ее любимым писателем. Правда, к тому, чтобы заняться жизнеописаниями собратьев по перу (или в наше компьютеризованное время следует говорить «по клаве?»), она пришла не сразу, а постепенно поднимаясь из глубины веков. Сперва были ее «Ирод Великий» (I век до Р.Х.), затем — «Карл Брюллов» и «Айвазовский» (XIX век). И лишь после былых царей и художников ее потянуло заняться коллегами и современниками, что, впрочем, отнюдь не странно: писатель (и фантаст — в особенности) — он ведь разом и царь над им же сотворенными мирами вкупе с населяющими их персонажами, и художник (пусть даже слова — так ведь не зря же в начале было слово…).

Здесь должен сказать, что орех Кракатук, который подобно Щелкунчику взялась разгрызть Андреева, обладает повышенной прочностью.

В нашем отечестве существует правило: мемориальные доски на стенах домов могут появиться лишь через тридцать лет после смерти персоны, чью память должны сохранить в веках. Точно так же и биографии почти всегда пишутся о тех, кого среди нас уже нет. Во-первых, пользуясь словами Антуана де Сент-Экзюпери, их «жизнь уже сделана, как бывает сделана вещь»; ее теперь можно, взглянув с птичьего полета, по-настоящему оценить и осмыслить. Во-вторых, оно еще и безопаснее: «Мертвые не кусаются», — как говаривал незабвенный стивенсоновский Билли Бонс.

Иметь дело с живыми — куда сложнее. Не скажу, чтобы беспрецедентной — в конце концов Евгений Брандис и Владимир Дмитревский свою книгу «Через горы времени. Очерк жизни и творчества И.А.Ефремова» при жизни Ивана Антоновича писали, когда у того оставались впереди еще годы и книги… И все-таки это — явление редкое. Ведь и сам персонаж, так сказать, субъект жизнеописания, с чем-то не согласиться может, а чем-то и возмутиться. И за него кто-то из почитателей обидеться может… Это вам не про безответного Ирода I писать! Тут смелость нужна.

Смелости, впрочем, Андреевой не занимать.

Еще и потому, что для всех трех биографий она избрала собственный, на иных прочих жизнеописателей непохожий путь.

Нет! Я ни словом не обмолвлюсь о самих андреевских повестях, объединенных этим сборником. Последнее это дело — рассказывать и раскрывать что-то заранее. И вообще, оценивать писательский труд — ваше, читательское дело. (А может, мне просто той самой смелости не хватает?). Но вот о принципе, о подходе не сказать не могу.

Мало кто из писателей живет внешне бурной жизнью. Эрнест Хемингуэй с его африканскими сафари, гражданской войной в Испании и карибским Хулиганским патрулем — все-таки скорее исключение, чем правило. А как правило, писатель — пусть даже с этим предназначением и рождается — проходит традиционные стадии метаморфоза. Сперва он личинкой пускается во все тяжкие, лихо пробуя все на вкус, дабы постичь, что съедобно, а что нет. Потом окукливается в собственном кабинете, и почти все события, им переживаемые, происходят не во внешнем уже, а во внутреннем мире. Ну и, наконец, бабочками разлетаются в этот внешний мир уже его книги, тогда как сам он чаще всего если и совершает туда экскурсы, то разве что на какие-нибудь конвенты. (Ну а если очень повезет — слетает в Стокгольм за Нобелевской премией.)

Юлия Андреева сделала основой своих повестей прежде всего первую стадию метаморфоза. Ей было интересно, как человек доходит до жизни такой. Каким именно образом Андрей Валентинов, супруги Дяченко и двуглавый Генри Лайон Олди стали признанными мэтрами современных украинской и российской фантастики. А потому вам предстоит читать повести не с анализом и оценкой того, что сделано ими в литературе (хотя кое-что, разумеется, сказано и на сей счет), но о том, как человек писателем становится.

И надеюсь, вам будет интересно наблюдать за этим захватывающим процессом не меньше, чем мне. Ибо, на мой взгляд, Щелкунчик с непростой своей задачей справился.

Книга "Триумвират" полностью выложена на АТ https://author.today/u/langedok1#first_unread

Для желающих приобрести бумажную книгу, у меня есть буквально 4 экземляров. Пишите в личных сообщениях.