Медицинский флешмоб
Автор: Юлия ОлейникИсходный блог здесь: https://author.today/post/280745
Спасибо Елене Станиславовой.
Я не могу похвастаться медицинским образованием, знакомых медиков у меня кот наплакал (а кот этот суров и за свои 9 жизней не проронил ни слезинки), так что этой темы я стараюсь сильно не касаться, чтобы не лохануться. Но душа-то просит!
А когда душа просит, на выручку приходит Ижевская государственная медицинская академия и её дивные методички. Да, там про трупы, но ведь судебно-медицинская экспертиза тоже относится к медицине. Так что почему бы и не да.
Так что мои отрывки, предоставленные на суд жителей АТ, относятся к судмедэкспертизе, паталогоанатомическим исследованиям и всему такому. Кто не спрятался, я не виновата.
Они спустились в морг, где было холодно и пахло чем-то химическим. Стрижевский открыл три отделения и выкатил столы с запакованными телами, вернее, тельцами. Даже сквозь непрозрачный пластик было заметно, что трупики очень маленькие, точно куклы. Он раскрыл пакеты, и взгляду Германа предстали три сморщенные, иссохшие фигурки с пергаментно-бурой кожей, провалами глазниц и оголёнными зубами. Волосы на голове казались приклеенной паклей, а тонкие кости, создавалось впечатление, были обтянуты кожей для приличия. Герман сглотнул.
— Как в Йемене...
— Увы. — Стрижевский покачал головой. — Но здесь у нас уникальный случай. Вы что-нибудь знаете о естественной мумификации?
— Прочёл несколько статей из судебно-медицинской экспертизы с примерами. Но, конечно, я не врач и сужу как обыватель.
— Рад слышать, что вы можете признать свои ошибки. Это редкость по нынешним временам. Я вам коротенечко поясню, чтобы вы понимали уникальность этого дела. Естественная мумификация вещь не настолько редкая, как нам кажется, просто в наших краях для неё нет почти никаких условий. Чтобы тело не подверглось гниению, а иссохло, нужны определённые условия. Высокая температура, почти нулевая влажность, достаточная вентиляция. В этих условиях микроорганизмы, вызывающие гниение, гибнут, и тело постепенно превращается в мумию. Я отмечу, — тоном лектора продолжал доктор, — что чем меньше масса тела, тем мумификация идёт быстрее, то есть дети имеют гораздо больше шансов высохнуть, нежели взрослые, а при условии малого количества подкожного жира этот процесс ещё сильнее ускоряется. Взрослый человек мумифицируется в течении шести-двенадцати месяцев, наши же тела прошли этот путь максимум за три. Важно знать, что при мумификации внутренние органы также подвергаются полному высыханию и представляют собой сухие бесформенные пленочного характера образования. При микроскопическом исследовании соединительная ткань бывает различима, волокнистая структура ее сохраняется, пучки коллагеновых волокон распадаются на отдельные волокна и волоконца. Иногда удается увидеть очертания артерий и вен. В жировой ткани сохраняются очертания отдельных долек. В поперечнополосатой мускулатуре и в ее отдельных распавшихся волокнах иногда удается увидеть поперечную исчерченность. Паренхиматозные элементы внутренних органов превращаются в бесструктурную мелкозернистую массу, вследствие чего крайне затруднительно определить, какому именно органу принадлежат исследуемые кусочки, изъятые из полостей мумифицированного трупа.
Герман малость поплыл от обилия медицинских терминов, но слушал очень внимательно, про себя отметив, что бедному судмедэксперту наверняка пришлось попотеть прежде чем выяснить причину смерти детей.
— Один труп был частично изгрызен мышами или крысами, — продолжал Стрижевский, — но незначительно. Были отгрызены пальцы ног.
— Так отчего они умерли? — После пальцев ног даже Герман, считавший себя человеком выдержанным, с трудом поборол рвотный позыв. Вадим Яковлевич понимающе кивнул.
— Анализ не выявил в тканях солей тяжёлых металлов и ядов, версию отравления я с большой долей вероятности исключаю. На костях и кожных покровах отсутствуют следы прижизненных повреждений типа холодного или огнестрельного оружия. Однако в мозге были обнаружены следы прижизненных кровоизлияний, они отличаются от остальных тканей и имеют буро-чёрный цвет. В связи с их плотностью я выделил их способом послойного разволокнения.
— Кровоизлияние у всех троих детей? — уточнил Герман.
— Да, и мне думается, несчастье произошло в один день. Сохранность мумий и структура их тканей позволяет мне судить, что дети погибли одновременно. Точную причину назвать, увы, не сможет никто, разве что изобретут машину времени. Кстати, вы были на месте трагедии, что вы можете сказать об этом доме? Я ума не приложу, как в наших климатических условиях трупы могли мумифицироваться, а не разложиться.
— Был, — прошептал Герман, в который раз содрогаясь от воспоминаний, — был... Деревянный барак на Крупской. Не знаю, если вы говорите, что мумификация происходила месяца три-четыре... сейчас июнь...
— Зима была холодной, да и весна тоже, — заметил Стрижевский, — и постоянные антициклоны с высоким давлением и низкой влажностью. Возможно, комнаты были выстужены. К приходу лета тела уже иссохли. Но это мои предположения всего лишь, повторюсь, в моей практике такое впервые.
Герман помолчал. Свои тайны дети Натальи Сергеевны Кипятковой хранили, не открывая никому, и всё же кое-что начало проясняться. И от этих прояснений Герману хотелось напиться до беспамятства.
Он тряхнул головой, возвращая ясность мыслей и, глубоко вдохнув, спросил:
— Скажите, вас не смутили размеры трупов? Для своего возраста они очень маленькие.
— А вы наблюдательны, — одобрительно кивнул доктор, — да, я обратил на это внимание. Даже с учётом мумификации, когда масса трупа составляет один к десяти, эти дети слишком маленькие. Я предполагаю недоедание и общую задержку развития. Но есть моменты, которые меня сильно озадачивают...
— Ходят слухи, что женщина родила детей от кровосмешения. Поговаривают, что отцом детей был её собственный отец.
Стрижевский медленно цокнул языком, издав причмокивающий звук.
— Хм... Однако это многое объясняет в патологиях трупов. Если это правда, конечно. У детей сильно деформированы конечности, это врождённые дефекты. Патологии гортани...
— Они были немыми.
— Ох... Я не удивлюсь, если это правда. Но ясность может внести только экспертиза ДНК.
— У меня в Москве есть знакомая генетическая лаборатория. — То, что именно из этой лаборатории начался его путь к разводу, Герман решил не вспоминать. — Мы в своих расследованиях прибегали к их услугам. Если бы вы могли дать мне образцы тканей...
— Я дам. — коротко ответил судмедэксперт. — Я почему-то сразу решил, что вы захотите проверить образцы. Я их отложил.
Он открыл ещё один ящик в стене и достал несколько герметично запечатанных и подписанных контейнера. Герман смотрел на них, как на ядовитых пауков.
— Образцы кожи и волос матери и всех детей. Если бы вы нашли образец предполагаемого отца, было бы совсем замечательно.
— Да уж куда замечательней... — пробормотал Кризберг, пряча контейнеры в сумку. — Спасибо вам. Я не ожидал.
— Мне эта история не даёт покоя точно так же, как и вам, Герман Оттович. Дайте мне знать, когда лаборатория получит результаты. Потому что это просто чудовищно.
— Обязательно, — пообещал Герман, — я сегодня вернусь в Москву и сразу же созвонюсь с ними. Это частная лаборатория, там вопросов не задают.
— Буду ждать, — Вадим Яковлевич пожал ему руку, — мои контакты у вас есть.
И та же тема чуть ближе к концу:
На него одновременно уставились две пары глаз. Патологоанатом непроизвольно промокнул лоб и спросил:
— Вы хотите сказать, что восстановили картину происшествия?
— Практически. За вычетом пары малообъяснимых деталей. Но в принципе мне уже более-менее ясно всё, что произошло в доме на Крупской и три месяца назад, и на прошлой неделе.
Герман откинулся на стуле, прикрыв глаза, точно впал в транс, и размеренным негромким голосом начал говорить.
— Экспертиза ДНК однозначно установила факт близкородственного скрещивания, в результате которого родилось трое детей с сильными генетическими отклонениями. Если учесть, что у матери была нерезко выраженная дебильность, становится понятно, что дети унаследовали всё худшее, что только могло им достаться. У них были одинаковые патологии: немота, сильная задержка развития как умственная, так и физическая, частичный паралич. Детей Наталья Кипяткова не выпускала на улицу, боясь то ли того, что их затравят окружающие: слухи вещь такая; то ли просто не могла физически с ними справиться, инвалидных колясок у неё не было. Дети жили затворниками в доме, не имея возможности самим выходить на улицу. Кипяткова же, при всём своём отставании в развитии, была частично социализирована, могла выполнять несложную механическую работу, чем и занималась на заводе. Три месяца назад, это подтвердили соседи, Кипятков-старший вновь пожаловал к дочери и изнасиловал её. Соседи слышали крики. Наталья отбивалась, на трупе мужчины видно было множество царапин и синяков. Дети видели это зверство и кричали как могли, то есть мычали и выли, это всё, на что были способны их голосовые связки. И здесь, как мне кажется, сыграло свою роль их вечное затворничество и схожие патологии. Известно, что близнецы могут чувствовать друг друга на расстоянии, а эти дети, хоть и разного возраста, были постоянно вместе, но не могли общаться с помощью речи. Скорее всего, у них за эти годы выработалось своеобразное «чутьё» друг друга. И они одновременно поползли спасать мать, дебилы плохо воспринимают абстрактные понятия, но эмоции считывают очень хорошо. Они видели, как страдает их мать, и попытались её защитить. Почему они выбрали тактику укусов? Больше ничего они и не могли придумать, слабые, полупарализованные инвалиды. Сергей Кипятков был сильно пьян в тот вечер, наверняка он отбивался, но четыре человека это всяко не один. Дети кусали его и грызли как зверьки, он смог кое-как уйти, закапав лестничную клетку кровью. Сосед подтверждает, что Наталья потом мыла пол. Кипятков, весь исцарапанный и искусанный до разорванных сосудов, в конце концов упал в сугроб и там то ли уснул, то ли потерял сознание, в итоге умер от переохлаждения.
— А как умерли дети? — Лина не сводила с него расширившихся от ужаса глаз. Сейчас Герман казался ей настоящим Шерлоком Холмсом, только трубки не хватало, и говорил он так же спокойно и безэмоционально.
— Кровоизлияние в мозг. Вся эта картина настолько их поразила, что сосуды головного мозга не выдержали. Стресс оказался фатальным. Так же одновременно, как они решили спасти мать, они и погибли, они были единым организмом, просто разделённым натрое. Почему мать не похоронила их, а оставила лежать в квартире? Скорее всего, сначала не могла принять факт их смерти, а потом решила не расставаться с ними даже после неё. Возможно, она даже пыталась взаимодействовать с ними, как если бы они были живы, я слышал о таких случаях.
— Но почему же она покончила с собой лишь спустя три месяца? За это время она окончательно повредилась рассудком? — озадаченно почесал подбородок Стрижевский. — И в этом омуте безумия сунула голову в петлю?
— Или наоборот, прозрела, — заметил Герман.
— Всё гораздо проще. — У Лины дрожали губы но она нашла в себе силы говорить. — Вы мужчины и не обращаете внимания на некоторые вещи. Она же была беременна. Первый триместр. Если на одну задержку она могла попросту не обратить внимания, то от третьей даже такая отсталая в развитии женщина, как Кипяткова, не смогла бы отмахнуться. Плюс токсикоз. Она поняла, что снова родит несчастного, искалеченного ещё в утробе младенца. И повесилась. Вот и всё.
— Вот и всё, — кивнул Герман, — дело можно считать закрытым целиком и полностью.
И главное, чем меня выручила ИГМА — судебно-медицинская экспертиза трупа, откинувшегося из-за некачественного алкоголя, когда следователь и остальные предполагали совсем другое:
Артём утёр лоб и вышел из секционной, на ходу стягивая перчатки и шапочку. Он провозился с трупом Талганова пятнадцать часов, проведя образцово-показательное вскрытие, хоть сейчас снимай на камеру и выкладывай как учебное пособие. Все свои действия эксперт комментировал на диктофон, чтобы потом на основе записей сделать полный отчёт.
Он обфотографировал тело со всех сторон, особое внимание уделив груди с чудовищной татуировкой. В отчёт также попали выбитый зуб и обожжённая рука, но к причине смерти эти повреждения отношения не имели. Ожог уже начал заживать, а зуб и есть зуб, хотя Милитдинов предполагал, что семёрки Талганов лишился не по своей воле.
Он тщательнейшим образом исследовал все наружные повреждения тела, не найдя ничего любопытного, лишь отметив немного неестественный разрез глаз и чуть заострённые уши, что оказалось развёрнутым хрящём уха Шталя. Для этого Артёму пришлось полазить в медицинских справочниках, в своей практике он ещё ни разу с таким не сталкивался. Особое же внимание эксперт уделил татуировке в виде чёрного креста. Ещё в доме покойного он отметил странные изменения кожного покрова на месте рисунка (предпочитая не вспоминать, что было дальше), и теперь исследовал кожу, уже начавшую откровенно зеленеть, натурально с лупой.
Верхний слой кожи точно скукожился, образовав бороздки, какие бывают от долгого сидения в горячей ванне, только в отличие от ванны, эти бороздки сохранились на груди Талганова и после смерти. Каждая чёрная точка словно сидела в микроскопической воронке, напоминая оспины. Сам же крест был изборождён этими странными морщинками, но они не были похожи ни на следы ожога, ни на какие-либо ещё внешние воздействия. Больше всего крест напоминал молодому медику начавшую расползаться переводную картинку, которые он сам в детстве клеил в специальные альбомы.
Но чем больше Артём Милитдинов изучал таинственный рисунок и кожный покров под ним, тем всё больше и больше начинал недоумевать. Никаких подкожных паразитов, на которых он очень надеялся, Артём не обнаружил. Более того, пигмент, в отличие от татуировки на плече, словно бы и не проникал внутрь эпидермиса, точно крест нарисовали обычным чёрным фломастером. Всё указывало на то, что это был просто дурацкий рисунок, нанесённый чем-то, что вызвало сужение сосудов в этой области груди. Оставался вопрос, почему морщинки не «рассосались», как обычно это бывает с пальцами рук и ног, но тут Артём только озадаченно почесал репу. Он отобрал образец для гистологического исследования и отправил в лабораторию.
В лабораторию же отбыли образцы тканей сердца, лёгких, печени и других органов. Оксана Витальевна, лаборантка, была не сильно довольна свалившимся объёмом работы, но с молодым судмедэкспертом не спорила. Ещё ни разу за всё время работы в морге он не ошибся в заключениях, и если затребовал срочные исследования, значит, случилось что-то серьёзное.
Через пятнадцать часов Артём Милитдинов сидел в кабинете и писал отчёт, периодически выскакивая покурить на улицу. Гистологические исследования с отвратительной ясностью показывали причину смерти гражданина Талганова Игоря Эдуардовича, и Артём лишь свирепо сопел. Чего угодно он ждал, но не... вот этого. Анализ эпидермиса не показал НИЧЕГО. Даже наличия пигмента, хоть это и выглядело бредом сумасшедшего. Но тут Артём как-то почти и не расстроился, чем-то более древним, чем разум, понимая, что тайну креста ему не раскрыть, по крайней мере, не в секционной и не в лаборатории. А вот исследования других органов выявили печальную и знакомую картину. Знакомую настолько, что эксперт, против всех правил, сплюнул на пол.
Он отправил отчёт Апрелеву и снова вышел покурить. Вечер с Алиной отменялся по причине их расставания. После «Буфета», как и ожидалось, девушка словно с цепи сорвалась, обвиняя Артёма во всех смертных грехах, первым из которых было невнимание к ней, Алине. Кончилось всё тем, что она бросила трубку, а потом написала в телеграм, что больше не желает иметь с Артёмом ничего общего. Через пять минут он оказался заблокированным и в телеграме, и в вотсапе, и в инстаграме, и в телефонной книге. В первый момент это резануло по сердцу, но потом Артём успокоился и даже улыбнулся. В любом случае эти отношения не имели будущего — скромный судмедэксперт, помешанный на работе, никак не соответствовал запросам местной инста-дивы, да и дорогих подарков мог позволить себе пару раз в год. Он подозревал, что Алина была с ним исключительно из-за его фотогеничности: на снимках Артём получался чуть ли не моделью, хотя имел невысокий рост и не самую выдающуюся мускулатуру. Но для алининых селфи выходило отлично, а большего ей и не надо было.
Внезапно телефон пискнул оповещением. Апрелев интересовался в вотсапе, есть ли у Артёма время и может ли он подъехать в «Буфет»
«Почему в „Буфет“?»
«Потому что там до сих пор моя тачка. И поговорить надо.»
«Ты читал отчёт?»
«Начал и основное уже понял, детали ты мне сам объяснишь.»
«Я пятнадцать часов с ним шароёбился и отчёт ещё писал. Давай завтра.»
«Нет. Сделай мне одолжение хоть раз.»
«Ладно, скоро буду. Только учти, я на автобусе, так что через пять минут не жди. И возьми мне «Миллер».
Артёму совсем не хотелось в бар, место его последней встречи с Алиной, да и заключение он предпочёл бы комментировать в кабинете Вячеслава, но что-то в их переписке эксперта насторожило. Апрелев никогда не просил об одолжениях, да и мессенджеры не любил, предпочитая телефон. Милитдинов вздохнул, запер кабинет, проверил, взял ли заключение в распечатанном виде, и направился к остановке. Автобуса номер шестнадцать надо было прождать четверть часа, не меньше.
В баре было ещё не так шумно, как ночью, музыка долбила скорее фоном, и Артём с Вячеславом устроились в основном зале под светильниками, сделанными из старых дуршлагов. Обслуживала их столик Катя, но её улыбка при виде гостей была явно вымученной. Она принесла «Миллер» и безалкогольный «Клаусталлер» (Апрелев твёрдо решил сегодня уехать на своей машине), снова слабо улыбнулась и пожелала хорошего вечера.
Артём проводил её задумчивым взглядом и немедленно удостоился насмешки от следователя.
— Кобель ты, хоть и эксперт. Хорошо хоть Алины сегодня нет.
— Её и не будет, — Милитдинов сделал внушительный глоток, — я её больше недостоин. Так что теперь я свободный мужчина и могу пялиться на кого хочу. И вообще давай к теме. Тебе что, в электронном виде заключения мало было? Я всё расписал как для дебилов.
— Поговори мне тут. — Апрелев понимал, что вытащил Артёма только затем, чтобы подтвердить некоторые свои мысли. Из заключения было ясно, что дело можно со спокойной совестью закрывать (на что весьма непрозрачно намекало руководство), но Вячеслав Сергеевич Апрелев недаром проработал в следственном комитете уже семнадцать лет. За это время рабочая «чуйка» у него обострилась до предела, а в деле Талганова вышла на принципиально иной, космический уровень. Каждая клетка его тела буквально кричала о том, что ничего ещё не закончено, а выводы медика хоть и неоспоримы, но это лишь верхняя часть айсберга.
— Ты написал, что смерть наступила в результате смертельного отравления алкоголем.
— Так и есть. — Артём скривился. — Знал бы ты, Слава, как я из себя выпрыгивал, пытаясь найти хоть что-то подозрительное, за что можно зацепиться. Но увы. Я зафиксировал множественные очаги миолиза кардиомиоцитов, что является непреложным признаком умирания от алкогольной комы. Миолиз возникает в результате непосредственного действия этанола на миокард, приводя к активизации протеолитических ферментов в кардиомиоцитах...
— Артём, — ласково сказал следователь, — глотни ещё и давай по-русски.
— Короче, это растворение некротизированных мышечных волокон, в данном случае сердечных. Это возникает только от смертельного отравления алкоголем, причём толерантность к алкоголю у человека либо недостаточно высокая, либо её и вовсе нет. А Талганов не был алкоголиком.
— Других вариантов нет?
— Нет. Есть множество других показателей, я их свёл в таблицу, но миолиз это главное. Это означает именно смерть от алкоголя, а не от других причин, вызванных опьянением. Кстати, низкая толерантность у Талганова подтверждается следами рвоты в доме. Организм пытался избавиться от яда, но не сумел.
— Ясно... — Апрелев сумрачно отхлебнул пива прямо из банки. — Ну а по кресту этому что? У меня эта хрень до сих пор перед глазами стоит.
— А ничего! — Артём со злостью пододвинул заключение и припечатал его банкой пива. — Круглый и красивый ноль. Слава, не смотри так, я с этой херью провозился несколько часов, лаборатория три раза перепроверила образцы. Следов изменения эпидермиса нет. Просто нет. Как маркером нарисовали несмываемым, вот типа того.
— Он шевелился, между прочим.
— А то я не помню! Подкожных паразитов нет. — Артём начал заводиться, злясь и на себя, и на Апрелева, и на Алину, которая не придумала ничего лучше, чем расставаться именно тогда, когда нервы и так были на взводе. — Я этот чёртов крест разве что языком не облизал. Нету ничего! Есть морщины на коже типа как после горячей ванны, это тоже непонятно, они бывают на пальцах, но не на груди, и со временем проходят. Этого я объяснить не могу.
— И что ты предлагаешь?
— Предлагаю? Я тебе написал заключение о смерти с указанием точной причины. Точнее некуда. Что бы там ни было с этим Талгановым при жизни, умер он от пойла этой бабки.
— Кстати, о пойле. Анализы по самогону готовы?
— Я подшил к отчёту. Обычный самогон, довольно неплохо очищенный, кстати. По крайней мере, массовая концентрация сивушных масел в пределах верхней границы, есть небольшой перебор по изоамилолу, поэтому этот «напиток» наверняка был довольно резким на вкус. Но до смерти отравиться им было бы трудновато.
— А наш товарищ взял и отравился. Слушай, я всё понимаю, у меня к тебе нет вопросов как к эксперту, я знаю, что ты не будешь ничего перевирать и притягивать за уши. Но тебе самому не кажется странным, что взрослый крепкий мужчина без хронических заболеваний мог откинуться от неплохого, по твоим словам, самогона? Причём часть он вывернул наружу.
Артём вздохнул. Он прекрасно видел все нестыковки в смерти Игоря Талганова, понимал, что алкоголь был лишь ширмой, за которой крылась настоящая причина гибели нестарого, здорового человека, чьими вредными привычками были курение и периодическое употребление пива. Никаких следов наркотиков или лекарств Артём не обнаружил. Сердце у Талганова было в полном порядке («Было и прошло...», промурлыкал про себя Артём), и ничего не указывало на то, что этот мужчина мог скончаться, выпив домашнего самогона.
— Я могу говорить только о том, что видел и исследовал. А видел я миолиз сердечных мышц. Всё. — Милитдинов встал и достал сигареты. — Пойду покурю. Голова квадратная.
Прошу прощения за многабукафф под катом. Но иначе никаг.