Калейдоскоп вселенных - мастер Озанн

Небольшой ролик о мастере Озанне - загадочном хозяине Разливов, создателе корабля "Колыбельная" и одном из самых важных персонажей Дома Тишины. 

– О чём задумался, Этнин?

Мальчик вздрогнул и отскочил от окна каюты, убрал руки с коралловой рамы и сложил их за спиной.

– С каких пор твои созерцательные порывы стали важнее того, что я говорю?

–  Простите. Простите, мастер Озанн. Это оттого, что мы подходим к  Разливам, мастер Озанн. В противном случае я бы никогда не позволил  себе…

– О, – тихо обронил мастер, и мальчик тотчас же смолк. – Скверные воспоминания, вот оно? В душе ты всё ещё адхи. Могу только посочувствовать.

Бархатный голос Озанна не выражал ни капли сочувствия. Это была мёртвая фраза, повисшая в воздухе между хозяином и слугой.

Ноэ  опустил глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Не дерзить, не  нарушать протокол, не дышать. Ему хотелось провалиться под палубу, но он  задержал дыхание и застыл на месте, как вкопанный, в гробовом молчании  уставившись на письменный стол.

Мастер тоже молчал. Четырёхпалые  руки мирно покоились на пергаменте, навигационная карта, испещрённая  аккуратными комментариями, была придавлена книгами по углам. Ноэ знал,  что он Озанну не нравится. Он как-то подслушал: «…волосы цвета  ржавчины, тупица, флегматик, правое полушарие развито лучше левого, если  боги милостивы и развито хотя бы оно; из какой дыры бы вы этот мусор ни  выкопали, как я должен сладить с таким дураком?»

С тех пор он из кожи вон лез, чтобы выслужиться, но потом понял, что его охарактеризовали лучше, чем остальных.

Пока  пауза тянулась, он принялся разглядывать стол. Вот писчие  принадлежности, – костяной резец, держатель из морской раковины, перо с  головы тешского ящера и чернила спрута, – вот подшитые в стопку заметки,  кольцо-печатка с витиеватой монограммой трезубца, запечатанный воском  конверт, астролябия, циркуль, секстант, полая сфера с подвижными медными  кольцами, назначения которой Ноэ не понимал…

– Снова витаешь в  облаках, – обмакнув кончик пера в чернила, упрекнул мастер. Мальчик  вскинулся, испугавшись, что пропустит хоть слово, и успокоился, когда  заметил тень улыбки, разрезавшей рот. – Что же мне с тобой делать?

Тсц, тсц, тсц. Стук когтей по полированной древесине. Очень длинные, острые и  загнутые, они издавали клацающий мелодичный звук. Ноэ молчал, не сводя  взгляда с тонких и быстрых рук, с иссиня-чёрной, холодной и  неестественной для живого существа кожи.

– Прошу прощения, мастер  Озанн, – серьёзно проговорил он. – Будьте снисходительны, мастер Озанн.  Уверяю вас, этого больше не повторится.

Тот усмехнулся, откинув за плечо растрёпанную, перевитую шёлковой лентой косу, и лениво поднялся из-за стола.

–  Милый мой идиот, – протянул он, выпрямившись во весь рост. – Ну? Брось.  Довольно уже. Второй год на службе, и всё никак не можешь взять в толк,  сколь утомительны могут быть извинения.

Ноэ даже не шелохнулся.  Как и все мастера, Озанн был выше взрослого человека на две, а то и на  три головы; макушка ребёнка была лишь чуть выше его колена.

– Скоро прибудем, – Озанн подтолкнул его. – Надеюсь, ты меня не подведёшь.