Рецензия Геннадия Прашкевича на сборник «Честь и радость»

Серия «ПЕТРАЭДР» Выпуск «ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ»
Издательство «АураИнфо» г. Санкт-Петербург 2010
ISBN 978-5-7451-0186-5

авторский состав сборника:
О’Санчес
Юлия Андреева
Тимур Раджабов
Кирилл Ковальджи
Геннадий Прашкевич
Сапега
Татьяна Злыгостева
Сергей Фроленок
Ольга Радзивилл
Валентин Петров
Борис Констриктор
Константин Кедров
Антонина Каковиди
Борис Останин
Андрей Балабуха
Николай Бех
Елена Кабардина
Наталья Грудинина
Света Литвак
Александр Смир
Валерий Земских
Таня Иванова
Андрей Коровин
Андрей Головин
Михаил Кондратьев
Игорь Геко
Сергей Ковальский
Ольга Родионова
Арсен Мирзаев
Дмитрий Григорьев
Павел Коробков
Павел Молитвин
Дмитрий Володихин
Вячеслав Харченко
Николай Якимчук
Вячеслав Бутусов,
Сергей Арно
Нина Горланова
Михаил Окунь
Татьяна Алферова
Мария Амфилохиева
Александр Масленников
Генри Лайон Олди 

О чести не говорят.
Честь – не предмет споров.
Честь не нуждается в том, чтобы мы обговаривали ее проявления.
Иначе это превращается в давний спор о свободе творчества, – о писательской, если хотите, свободе. Я сам принимал участие в подобных спорах. Спасало меня то, что пока самые яростные спорщики теряли время на бессмысленные вербальные сражения с чиновниками, я еще все-таки писал очередную вещь. Ни Генеральный секретарь КПСС, ни Президент России не могли и не могут заставить меня, скажем, описать Серпа Ивановича Сказкина, как патриота, или показать деяния князя Игоря исключительно как направленные на благо родины и братских народов. Не могли и не могут потому, что я знаю, Серп Иванович Сказкин – это просто богодул, а князь Игорь не раз обижал братских болгар. Искусство действительно нуждается в свободе. Но не в той, что угадывается за дрожащими неуверенными, иногда злыми словами, а в той, что угадывается за клубами дыма в морозном воздухе, в снежном покрове, в вое ветра на чердаке.
Прислушиваться к человеческому голосу или к вою ветра на чердаке?
В советское время некоторые поэты выработали особый стиль, удобный для цензурных сокращений. Первым это заметил Виктор Шкловский, и мне кажется, наблюдение его остается в силе, потому что сейчас опять начинают появляться поэты, не видящие клубов дыма в морозном воздухе, но уже умеющие писать удобно для сегодняшних коммерческих цензоров.
Это все это тоже пройдет, как прошли крестовые походы.
Вопросы чести не определены раз навсегда. У каждого есть некий личный люфт. Абсолютной чести, химически чистой, требуют только проходимцы. Ведь химически чистой честью можно торговать на рынке, как солью.
А вот такой отрывок не понесешь за угол, на рынок.
«Раз в год, весною, стена туманов скрывающих Авалон, становится не столь густой и король Артур выпускает в небо прекрасных белых птиц. Они летят в разные концы света, неся весть о том, что где-то в сокровенном месте под сенью креста существует страна, исполненная древней красоты и благородства. Одна из артуровских птиц прилетает в Москву. Ее видят многие люди. Кто-то желает присвоить ее. Кто-то - поучить дальним полетам. А кто-то лезет с петлей: слишком хороша, слишком чиста и совершенна птица, чтобы не возбудить в испорченных людях желание изловить ее, ощипать и съесть...»
Новелла Дмитрия Володихина, как тугое сердце. Она гоняет кровь.
И Виктор Шкловский был прав еще в том, что не может быть любого количества литературных рядов. Собаки ведь не бреются и не водят автомобиль, они даже не пишут стихов. В понимании этого Юлия Андреева чувствует не без горечи, что ее путь - до горизонта.
И Кирилл Ковальджи чувствует.

Как я жил? Я строил дом
на песке. Волна смывала...
Только в детстве горя мало,
если можно всё сначала
и не важно, что потом...

Я помню Кирилла Ковальджи на пляже советской Пицунды.
Он, к счастью, не растерял желания начинать все сначала и сначала.
Это его бусидо, это его кодекс чести. Так же, как личным кодексом Бориса Констриктора (неужели это не псевдоним?) становится такая подсказка (это о детстве старости):

схватившись
за лямки
майки
как стропы
от парашюта
плавно
спускайся
в бездну
сна
о себе
любимом

А для Константина Кедрова (близкого мне) все становится поддержкой: и чтение стихов на религиозной конференции во Флоренции, и чтение стихов в книжной лавке издательства «Русский путь» у Н.А.Струве, и книга Вознесенского «Возвратитесь в цветы», – роскошное издание, не в пример книжкам нашей серии. И возникает новый старый мотив:

Отцвели уж давно
хризантемы в саду
хризантемы в аду
хризантемы в раю
Умирай ум и рай
Ум и рай умирай
Я в саду
как в аду
и в аду
как в саду

Боже мой, говорю я себе, как мучителен личный кодекс чести, как трудно метаться в одиночестве и не солгать, как сладко метаться на виду, на слуху и не солгать. Я как заповедь готов повторять слова Татьяны Злыгостевой: «...продолжай говорить на неведомом языке, все равно я тебя не слышу». Продолжай, продолжай, только продолжай, мы услышим. Может кодекс чести поэта – умение услышать. Я уверен, что составительница этого сборника умеет слышать. В том числе неведомые языки. Ведь каждый сборник как ковчег. И Борис Останин прав: «Не тешь себя иллюзией, что расцвел бы на лучшей почве, - расцвети здесь, среди камней и терний!»
Расцвети в сборнике Юлии Андреевой.
Пусть успехи твои станут твоими доспехами, как говорит Александр Смир.
И пусть утверждение Андрея Коровина о том, что темное небо Питера лучше неба Москвы останется для него главным и важным, – несмотря на то, что есть еще небо Сибири, Индии, Тихого океана. И не только в Питере можно подкармливать ангелов. Потому что в пространстве, кроме океана, есть еще суша, как говорит Таня Иванова, и есть еще другие различные обстоятельства. Например: «чем ближе ты к горизонту, тем дальше от дома».
Говорит о чести не надо.
Надо дарить цветы, надо писать стихи.
Подрастут дети, разберутся. Ибо как говорил Торо (в письме к Николаю Якимчику): «Дорогой мой, нет сомнений, что все это моим согражданам показалось бы абсолютной праздностью; но если бы моими судьями стали цветы или птицы, им не в чем было бы меня упрекнуть».