Телячьи нежности

По следам блога Ляли Фа. 

Когда доходит до описаний чего-нибудь нежного-красивого-романтичного, мне обычно воображение начинает подбрасывать идеи, скорее, хулиганские. Ну, что поделать, если большинство моих героев не склонны к проявлению нежных чувств...

Свит, например, товарищ грубый и плохо воспитанный. Жену он иной раз поцеловать не прочь, но от поцелуев почти сразу переходит к следующей фазе:

- Ты меня вообще ни капельки не любишь, - причитала Ёлка, давясь слезами. - У тебя одна служба на уме, а домой приходишь только спать! Я тебе совсем не нужна!

- Что ты несёшь? Была бы не нужна, меня бы тут сейчас не было! Перестань реветь!
- Да ты вообще никого на свете не лююююбишь...
- Заткнись, дура! - рявкнул Свит, резко встряхнув Ёлку за плечи. На пару мгновений воцарилась тишина. Ёлка испуганно уставилась на него широко распахнутыми глазами.
- Так, слушай меня и молчи, - проговорил ей Свит в самое ухо. - Я тебя люблю. Очень. Такую, какая есть. Рыжую, конопатую, и со всеми твоими закидонами. Хотел бы другую - нашёл бы себе другую. Поняла?
Ёлка ошарашенно кивнула.
- Не вздумай ничего делать с конопушками, - добавил он, стаскивая с её головы повойник и зарываясь носом в тёмно-рыжие волосы. - И эти уродские тряпки никогда больше не носи.
- А что люди скажут? - робко прошептала Ёлка, - Все же будут смотреть...
- Плевать. Пусть смотрят. Пусть обзавидуются. А если кто станет к тебе цепляться, скажешь мне, и я ему отгрызу башку, - и Свит вдруг слегка прихватил её зубами под ухом.
- Свит! - пискнула Ёлка, пытаясь оттолкнуть его от себя, но он только прижался ещё теснее и принялся щекотать её шею поцелуями.
- Свит, ну ты что, совсем глупый? - прошептала Ёлка уже вовсе не строго, лёгкой рукой гладя его по волосам.
- Да. Я же не виноват, что ты пахнешь лесом и сдобным пирогом. От этой смеси я сразу резко глупею, и портки становятся тесны. Вот видишь, что ты натворила? Идём на сено, или задеру тебе подол прямо здесь... 

Венсель, наоборот, парень весьма нежный и романтичный, но у него хватает смелости поцеловать разве что след руки своей возлюбленой:

— Мне ведь придётся надеть девичьи тряпки, верно? В «Кущи» не завалишься в служебной куртке.

Венсель, расплывшись в довольной улыбке, кивнул, и только потом спохватился:

— Но если тебе нечего…

— Да ладно, — чуть нахмурилась Торвин. — Ты за кого меня держишь? Я ж не из диких краёв, шить-вышивать обучена. Жди, встречаемся через четверть склянки за воротами. И не вздумай ржать, когда увидишь меня в платье. Понял?

Венсель молча кивнул.

Торвин ушла наряжаться. Венсель плотно прикрыл за ней дверь и только потом дал, наконец, волю рвущейся наружу радости: крупными скачками обежал комнатушку, запрыгнул на подоконник, схватил поморийскую книгу и прижался губами к страничке, к которой недавно прикасалась девичья ладонь. «Ах, Торвин, Торвин, — думал он, дрожа от возбуждения. — Я не сделаю с тобой ничего дурного, только чуть-чуть, самую малость помогу тебе полюбить меня. Ты даже не почувствуешь вмешательства, милая, я буду очень осторожен». 

А Вольник вообще самый настоящий безобразник:

Заметив, что Вольник по-прежнему неподвижно лежит на земле, Тиша подошла к нему, присела рядом на корточки.

— Вольничек, — позвала она, гладя его по руке. — Ты бы поел, что ли? Или, может, тебе водички принести?

Он не отозвался, даже не открыл глаз. Встревожившись, Тиша слегка похлопала его по щеке, прикоснулась к жилке на шее.

— Не тормоши, — строго сказал ей Добрыня.

— Может, хоть укрыть чем?

— Говорят тебе, не тронь. Дай ему полежать спокойно.

Однако Тиша не послушалась. Подождав, чтобы Добрыня отвернулся, она шепнула:

— Если нужно, я ладить умею. И нутро, и спину.

Вольник снова никак не откликнулся. Тогда Тиша загнула на нём рубаху, положила руки ему на живот и принялась осторожно его выглаживать, мягко прощупывать, продвигаясь снизу вверх. Очень скоро Вольник вздохнул, перевернулся носом в траву и буркнул еле слышно:

— Тиш, не надо.

— Больно? — спросила она жалобно, опустив глаза.

Вольник сел перед ней, взял обе руки девушки в свои и сказал, по очереди целуя её ладошки:

— Что ты, наоборот, очень приятно, — а потом, наклонившись к самому её лицу, с озорной улыбкой добавил: — Но больше так не делай. Я ведь не деревянный.

Он вдруг быстрым движением прикоснулся губами к её губам — и сразу же отпрянул, вскочил на четвереньки и сбежал, проскользнув под возком. Тиша ахнула, залилась жарким румянцем.

— А я тя упреждал: не тронь, — усмехнулся Добрыня.

Вот такие поцелуйчики получаются...