О вреде и пользе пьянства

И снова алаверды глубокоуважаемому Николаю Zampolit - всё, это уже точно традиция!

*****

8 марта 1992 года артдивизион 26-го танкового полка встречал в состоянии вдумчивой суеты. На следующей неделе начинались весенние полевые сборы, предпоследние по сроку службы (а кому и последние). Март был не по-немецки прохладным, а весенние сборы - это вам не осенние, когда под каждым кустом на полигоне всегда готов стол. Грибной. Осенью мы белые грибы не искали. Мы их даже не собирали. Мы их перебирали - снимали только молодые, которые при жарке в шкварнике не расползаются. Никто из нас грибов в таком количестве не видел (ну, почти никто - я, как уроженец Западного Кавказа, просто вспоминал детство). Короче, промышленное было количество.

Весной - близко не так. Конечно, кто поопытнее, тот с осени грибков-то насушил, так что супчик у нас во время боевой работы на ОП будет. Но без сала всё одно печально. И без картошки, понятно. И без лука. И без хорошего постного масла...

Поставив всё перечисленное и ещё чего по мелочи в боевую задачу механикам, командиры орудий и КШМ собрались в кормовой части изделия 1В13, дабы по-мужски ("Донна Роза! Я старый солдат, и не знаю слов!") отметить этот немужеский день. Знакомства среди вольняг - штука полезная, особенно в плане горячительного, которое добыли заранее. Но по полбанки на двоих при недурной закуси (сухпай, разогретый на отопителе) оказалось всё-таки маловато. Ну так, разве что согрелись. Однако решили не усугублять. Так-то у меня в машине были припрятаны банки "Смирнова". Но эти два гуся предназначались на полигон... короче, хватит. И так неплохо.

Кто считает, что пить в задрюченной уставной дивизии почти невозможно, тот считает неверно. Главное - всё делать уверенно, грамотно и без палева. Впрочем, некоторые умудрялись палиться вчёрную, а им за это, считай, ничего не было. Ну подумаешь - пяток суток на губе!..

Так вот: стоило аккуратно сообразить на троих и как раз сделать вид, что так всё и должно быть, как в корме КШМ-ки появился четвёртый. Причём не просто так четвёртый, а из артдивизиона соседнего, 153-го полка.

Поясняю для прессы: где как, а в гарнизоне Хиллерслебен солдаты и сержанты срочной службы могли покинуть территорию части только в строю и в сопровождении офицера (прапорщика). Ещё - в составе наряда, обычно патруля. Ещё - в машине, которая везёт бойцов разгружать боеприпасы или уголь. И последнее - в качестве посыльного, снабжённого соответственным маршрутным листом. А если тебя поймает в гарнизоне патруль, проверит лист, и ты отклонился от указанного в нём маршрута - минимум переночуешь на губе. 

Тот, кто к нам присоединился, был зело славен не только в своём полку, но и в дивизии. Потому что умудрился Новый Год отметить так, что его личное тело планировали искать всем составом дивизии. На третий день после пропажи тела. Дивизия как раз выстроилась на плацу, дабы получить задание на поиск и распределить сектора. Однако стоило командиру дивизии начать распределение, как старый боевой генерал поперхнулся и нехорошо побагровел, уставившись поверх голов в сторону приснопамятной кирхи. Кое-кто уж решил, что там располагается очередная пулемётчица, но всё оказалось проще. Вдоль забора кралось тело, облачённое в спортивку Adidas и куртку от танкового комбеза. Запутавшись в "паутинке", уложенной под забор, тело героически из неё выдралось и по замысловатой траектории двинулось к "коробке" 153-го полка. Там оно попыталось незаметно встать в строй артдивизиона. У него это даже получилось, пока начальство фалломорфировало сего числа и искало выпавшие челюсти. 

Следствие, ведомое командиром дивизии, установило: старший сержант Стеценко, в миру Стэц, нажрамшись 3 января до изумления, отправился в гарнизон, облачившись в комбез своего комбата, висевший в канцелярии. Капитанские погоны и суровый покерфэйс Стэца позволили ему миновать все патрули, найти земляка-вольнягу и продолжить банкет в компании таких же вольняг. Сознание вернулось к Стэцу только вечером следующего дня. И принесло ему осознание: как он умудрился такое проделать, неясно, но в данный момент он находится в КЭЧ гарнизона Эберсвальде. Знаменитого тем, что там одно время жил Володя Высоцкий и примерно в то же время родился Вадик Егоров. А примечательного тем, что расстояние от нашего Хиллерслебена до Эберсвальде было овер 400 км по прямой. То бишь, вся бывшая Восточная Германия, не минуя Берлин. Видать, Стэца так неудержимо рвало на родину, что он двинулся на восток самостоятельно. И прошёл солидную часть маршрута за неполные сутки. Как именно, не помнит.

Впрочем, осознав произошедшее (и утрату комбеза, кстати - выпал в реальность Стэц, облачённым в спортивку и кроссовки), героический сержант решил таки вернуться с покаянием в родной дивизион. И вернулся, причём посредством общественного транспорта. Вольняги из Эберсвальде не смогли вспомнить, как появился с ними сержант из Хиллера, но в положение вошли. Скинулись ему на обратную дорогу, и Стэц прибыл в часть на такси из Магдебурга. Очень вовремя прибыл.

Легенду его исчезновения и чудесного возвращения придумывали совместно два генерала, два полковника и два подполковника. Дескать, получил Стэц накануне письмо с родины, где ему близкий друг исповедался: ты уж прости, брателло, но я тут твою любимую товось... уестествил. И мы теперь будем жениццо. Стэц типа письмо сжёг, с горя нажрался - и потом ничего не помнит. И как обгонял, не помнит, и как подрезал. И как 400 км немецких дорог преодолевал. Угу, и часовню тоже не он.

Когда он заглянул к нам в парк, ведомый безошибочным чутьём, звание у него было просто сержант. И с замкомвзвода сняли. Но дальше-то что? Стэц, на минутку, был прирождённый командир - родная батарея его слушалась почти как комбата. И заметно лучше, чем взводных и даже грозного старшину. Короче, единственное возможное порицание оказалось - понизить в должности, чтобы по карману стукнуть.

Тут нужно сделать уточнение. Среди артиллерии двух танковых полков, 26-го и 153-го, Стэц был единственным одесситом. Это, конечно, мало что объясняет, кроме его глубоко дзенского взгляда на жизнь. Во всяком разе, чутьё на спиртное - это личная стэцова генетика, тут на Одессу-маму батон крошить грех.

В общем, Стэц притопал к нам не просто так. Всё-таки Лёха Большой был ему земляк, хотя и не из самой Одессы. Так что Стэц шёл порадовать земляка, баюкая в комбезе литровку "Абсолюта". Которую просто так купил в дивизионном магазине. В который просто так зашёл, потому что умудрился себе выправить "вездеход" - маршрутный лист постоянного посыльного. Самое весёлое, что в очереди к кассе Стэц оказался сразу за троими офицерами нашего, 26-го полка, танкистами. И те никак не взволновались зрелищем сержанта, покупающего банку недешёвой водки. Раз берёт, значит, так надо. А ведь два месяца тому Стэца демонстрировали всей дивизии, и слухами гарнизон полнился...

Короче, на ужин мы не пошли. Нам стало хорошо, потом ещё лучше, потом Стэц застроил нас троих и попробовал заняться строевой прямо на бетонке перед боксами. В ответ мы потребовали, чтобы этот разжалованный хам упал и отжался. Потом вроде бы пытались вывести машину из бокса, но Шура, мой механик, которому наливали через раз, чтобы фишку рубил, сказал, что хрена там, машина разута. Вчетвером мы попробовали её обуть, в результате не пострадал только я, потому что на правах командира машины рулил процессом. Мы почти добили стэцев "Абсолют", впали в романтическое настроение и принялись делиться личным. Как вернулись в казарму, как строились на поверку - ни хрена не помню. От палева спасло лишь то, что ответственный на поверку прибыл и сам изрядно вдетый - 8 марта же, святой для всех военных праздник!

А вот Стэц решил, что шоу маст гоу он. Вернумшись в свой полк, он заглянул по дороге в казарму к вольняге-земляку, свистнул у него ещё полбанки - и двинулся в казарму. Где его обрадовали: ты, чувак, заступаешь сегодня дежурным по дивизиону. Некому больше. Родина, мать её, зовёт.

Зря они это. Потому что тормоза Стэц забыл ещё в нашем парке. И, заступив в наряд, неспешно пригасил полбанки и заснул на столе дежурного. Именно на столе - улёгся, подложил под щёку шапку и восхрапел на всю казарму.

Разбудил Стэца дежурный по полку. Который, отчаявшись получить от Стэца положенный ночной доклад, прибыл в казарму артдивизиона лично. И, решительно фалломорфировав от увиденного, начал это прекращать наиболее доступным способом. Стэц, поставленный вертикально перед майором, некоторое время пытался осознать происходящее. Потом ещё немного подумал - и решил, что пора блевать. Прямо на майора. Который от изумления даже орать перестал. Вот так некрасиво получилось.

В общем, на полигон Стэц поехал рядовым. Правда, по боевому расчёту всё одно был командиром основного орудия. Потому что некого вместо. Но жить его офицерА взяли к себе. Истопником, в офицерскую палатку. Наивные, ну чисто дети. В первую же ночь чуть не замёрзли нахрен. Потому что едва они, отметив прибытие на полигон, задрыхли, как Стэц обревизовал всё, что осталось недопитым, слил это дело в пузырь из-под колы и уселся перед печкой. Допив пузырь, честно завернулся в два комбеза и заснул около печки. А в пятом часу утра никак не мог взять в толк, что за шум и почему его пинают, кантуют и говорят обидные слова. К тому же холодно, сцуко!

Самое весёлое, что на дембель Стеценко, снова старший сержант, ушёл одним из первых. Начальство мечтало от него избавиться как можно скорее. Говорят, по дороге домой в Бресте что-то отчудил. Но это уже нашей дивизии не касалось.