Белая скала

Последний ли подарок лета уходящего — эта благостная августовская ночь? Будут ли от завтрашнего дня проливные дожди, приползет ли с моря большой циклон и не провисит ли здесь до первых дней сентября, отучив нас от тепла и яблочной сытости? Стрекочущие кузнечики и молочные реки туманов — не потонут ли они в скором ненастье навсегда — до следующего лета?

А наши шаги, теперь такие привольные, будто по райскому ковру... Ведь уже завтра они могут быть полны влаги, грязи и острых камней.

И там, где мы сейчас идем тихой вереницей, как пугие ундины на полночный хоровод, будет хлюпать зловонная, холодная жижа... Благоговейная тишина сойдет как сон, тяжелое дыхание, крепкая ругань, пот, проглоченные слезы и отчаяние нагонят нас, как нагнали всех, кто шел перед нами.

От питомника мы сначала пробирались вдоль берега, потом — через университетские сады, где набрали полные карманы спелых и ароматных яблок на закуску, и уже тихо похрустывая яблочной плотью, нырнули в непроглядный лес и пошли почти наощупь. Щелкали сухие ветки, шуршала одежда, слышалось взволнованное дыхание, чавканье и сдавленные смешки. Эмиль и Эрик несли арфу, а новые приятели Эрика — бочонок с грогом. Остальные тащили заплечные рюкзаки, где у каждого лежала своя чашка, плед и всякое личное.

Лютню Эрика нес Рир. Он вел за руку Ванду. Тигиль и Дина, Дрош и Ами, подружки Тиана и Мэррит, Пауль и Алиша, Герт и Нора, Левон и Дамина, Лора Шафран... и кто-то еще, кого позабыли позвать, но кто не позабыл прийти. Позади всех, исполненный ролью старшего шагал серьезный Василь Комарович и нес два кувшинчика самогона.

Через неприметный лаз в Южной стене, мы выбрались в дикий густой ельник, будто нарочно предоставленный самому себе на многие годы, чтобы такие, как мы, как можно реже вылезали за периметр.

Ельник сначала заполз на холм, а потом нырнул вниз, в большой овраг, где лес поредел и незаметно для нас и сам для себя перешёл в душистую коноплю в человеческий рост. Конопляное поле вывело нас к подножью другого, крутого и высокого холма, на вершине которого чернела каменная громада разрушенного замка. И мы стали взбираться по петляющей тропе. Восхождение многим далось нелегко. Пауль хватался за бок и шипел, что ему нужна передышка, Дрош тоже поднимался с остановками, да и братьям Травинским, тащившим половину дедушкиного арсенала пришлось попотеть. Но зато, когда мы все поднялись к развалинам, растревожили летучих мышей, спугнули зайца, и остановились напиться из старого колодца, каждый чувствовал себя настоящим путешественником и даже немного героем. Здесь, вдалеке от охранных постов, мы уже могли болтать и смеяться в голос, но мы не болтали и не смеялись.

Мы бросили свои постели не только ради шалости побега, жажды тайной мести капитану Чанову или желание провести время в компании друзей. Мы пришли сюда ради того, чтобы прочувствовать сполна августовскую ночь, свидетельствовать подлинную красоту и значительность мира, стать не только зрителями, частью мистического пейзажа, в центре которого стоял мертвый замок, символ скоротечности бытия.

Если уж у камня есть свой срок, то что уж говорить про вас, хрупкие человечки? Ваша жизнь ничем не значительнее жизни полевой мыши, что юркнула у вас под ногами, ничем не призрачнее одинокого облака, летящего над верхушками елей. Вы лишь падающая с неба звезда. Вон их сколько чиркает над вашими головами. А вы смотрите и загадываете желания. Сколько вас таких уже было, и сколько ещё будет.

— Осталось чуть-чуть, друзья, — подбодрил нас Эрик. — Уже недалеко. И там еще круче!

Мы обогнули замок и оглянулись на черный вход, похожий на пасть погибшего чудища, всем стало не по себе. К тому же неподалеку раскинулось огромное, заброшенное кладбище, многие десятилетия съедаемое деревьями. Где это кладбище кончалось и кто на нем отдыхал? Вряд ли разумно интересоваться подобными вещами. Но беспокоить покойников мы и не собирались.

Набитая кем-то тропа выводила через приятный лесок на восток. Этой дорогой мы и вышли на вершину откоса, переходящим в ослепительно белую скалу.

— Вот! — Эрик остановился, и они с Эмилем опустили арфу на землю. — Зацените!

Все встали, потрясенные тем, что увидели. Звездное небо переливалось над головами точно купол огромного храма размером с мир. Силуэт елового леса справа, пять одинаковых холмов слева, и бархатная гладь Черного озера сразу под Белой скалой.

— С ума сойти... — прошептала Дина Маневич. — Что это за место?

— Костанджи, — сказал один из наших умников, не то Эмиль, не то Дрош.

— Что «Костанджи»? — переспросил Тигиль.

— Так называлось Чёрное озеро раньше... когда Графский Зуб был целым замком. Лет пятьдесят назад...

«Костанджи...»

«Костанджи...»

Повторили многие.

— Что это за дурацкое слово? — отозвался кто-то.

— Что это за странная скала? — перебил другой.

Светлая, неестественно ровная скала натурально белела. Нет, не камень это был, не камень. Или же камень, но... такой камень, что прошёл райские кузницы, стал гладким, но попав сюда к нам, слегка оцарапался, чуть-чуть потемнел, засыпался сухой травой, каменьем, пылью и грязью. Но если бы подмести нормально эту скалу и отполировать хотя бы мелом... Впрочем, и сейчас скала, отражая свет звёзд, освещала пейзаж изнутри, давая хорошую видимость в уже кромешную августовскую ночь. В подробностях видно было всё, а чернеющая поодаль озёрная вода давала совершенно роскошный цветовой антифон, на фоне которого деревья резко и в то же время плавно выступали из темноты.

— Как красиво! — с чувством произнесла стоящая рядом с Эриком Лора Шафран.

— Я говорил, тебе понравится! — Эрик утер лоб рукавом. — А ты что скажешь, Эм?

— Впечатляет до мурашек, если честно.

— Вселенная перед нами, ага! — ответил Эрик брату, скользнул взглядом по зачарованному лицу Итты, улыбнулся Лоре и громко продекламировал:

— Живите — во имя Жизни!!!

Ничто не сравнится с нею,

Все — только ее частицы:

Искусства, Люди, Миры ...

Стоящий позади Эрика Василь Комарович откашлялся и дальше они читали вдвоем:

Жизнь кочует по свету,

Меняя планеты, Пространства,

Ведь ищет она — Оазис,

Где сможет вовсю расцвести!

Третьим вступил Дрош, ворчливо и несколько саркастично:

Проходят годами Эпохи,

А места для Жизни всё нету.

Но те лишь станут Счастливы,

Что будут способствовать ей:

Научатся Жить ради Жизни!

Вставать ради Жизни и падать!

Любить, умирать ради Жизни

И ради неё... УБИВАТЬ..!

Последнее слово глухим эхом понеслось вниз по склону Белой скалы и утонуло в озере.

— Это твои стихи? — с ужасом и восхищением спросила Эрика Лора.

— Нет, душа моя. Это Фалерс. Слегка дополненный нашим дорогим Дрошем...

— Весьма удачно дополненный, — заметил Эмиль. — Примерно так они тогда и рассуждали...

— Фалерсу ура!!! — воскликнули вполголоса почти все присутствующие. — И надо бы выпить за его здоровье... его загробное здоровье, конечно... шоб он был здоров, например...

Намеки шли Василю Комаровичу, который был весьма опытен до намеков, и к тому же сам собирался в эту приятную прогулку щедро почтить память великого философа современности.

— Отличная мысль, — слегка по-отечески улыбаясь, кивнул он, сразу, впрочем, добавив. — Но сначала бросим кости, друзья! Да и костерок... эммм... не помешает... — с этими словами Василь Комарович хлопнул севшего ему на лоб комара, потом еще одного — назойливо вертящегося у уха.

— И то правда! — согласились все, подхватили вещи и сбежали по скале вниз почти к берегу Черного озера.

Лора Шафран не была уверена, что поступила правильно, согласившись участвовать в побеге. Что за блажь — ползать как дикие звери по пересечённой местности? Однако, ночная прогулка за пределы Туона была ей важна. Зачинщик этого со всех сторон опасного приключения пригласил Лору сам.

— Милая, — с трудом вытягивая к ней лицо наискосок, сказал он ей вчера утром, сразу, едва его заковали в колодки, и все студенты прибежали смотреть на это зрелище. — Здесь и сейчас, в присутствии всех, кто мне дорог (при этом Эрик бросил проникновенный взгляд на гвардейцев) я приглашаю тебя на свидание! Время и место сообщу позже! Ты согласна?

И, она, уже заплаканная от переживаний за него и от искренней на него злости ответила только:

— Я подумаю...

Хотя хотела ответить: «Дурак. Как ты можешь так поступать со своей жизнью?! А заодно и с моей! Зачем тебе все это?!»

Теперь она понимала зачем. Она задержалась на склоне, с ужасом осознавая, что именно вот за это... именно за это рискованное... безумное... бесперспективное и бессмысленное... за это всё он ей и нужен. За то, что только он может принести в ее правильную честную жизнь нечто из ряда вон выходящее и... прекрасное.

У подножия скалы обнаружилась надежно спрятанная от докучливого мира небольшая площадка, где можно было разложить костер и впритык посидеть на камнях, а также кем-то оставленных здесь сухих бревнах. От берегового орешника быстро насобирали охапку хвороста, и костер мгновенно расцвел под скалой.

Все было очень необычно и волнующе. С озера задувал легкий ветерок, унося дым костра над руслом в северную сторону, прочь от города. Комарович, Левич и еще пара парней зажгли трубки, Эмиль потянулся в карман за своей, подсел к Комаровичу за табаком. Щедрый Комарович сыпанул Эмилю полную чашку табаку с верхом.

Эмиль встретился взглядом с Иттой, понял, что она удивилась тому, что у него есть трубка и он умеет курить, и понял, что она хочет его об этом спросить, но тактично не спрашивает. Зато Эрик отреагировал бурно и громко.

— Ничо се веселые деньки наступили! Глазам не верю! Откуда у тебя такая трубка, братишка?

— Это трубка Каспера. — Эмиль вздохнул. — Арбалетчика...

— Аааа... — понимающе протянул Эрик, взял из рук брата трубку, затянулся и повертел в руке. — Крутая... Да, память... Значит, он тебя курить научил?

— Не то чтобы научил. Просто угостил. — Эмиль забрал трубку, снова затянулся, выпустил облако дыма и кашлянул от пристального взгляда Итты. — Да, место тут интересное. — он потрогал скалу рукой и добавил : — Ведь это даже не камень.

— А я о чем тебе толкую? — Развел руками Эрик. — Черт знает что. Не гранит, не песчаник. Это как... бетон, но... обычный сухой бетон можно раскрошить. А этот не крошится. Ясное дело, не камень. Белый, ровный.

— И мягкий... — вставил Эмиль.

— Именно, мягкий. Как будто пена. Но прочная пена. Дивное диво, одним словом! Ты еще туда глянь! — Эрик показал на влитую в скалу цепь.

Эмиль встал и отправился обследовать цепь.

— Не. Цепь наша, — выдал он свой вердикт. — Обычная ковка. Конец с якорем просунули вот сюда, залили прореху обычным яичным бетоном с камнями.

— Кого они на ней держали? Кьяка?

— Полагаю, человека. Кьяк вырвал бы эту пломбу...

— Человека? — Тигиль подошел с явно заинтересованным видом. — Думаешь, древние тут людей держали на цепи?

— Нет, не древние, — пояснил Эмиль. — Наши. При Улиссусе, наверное. Или даже раньше. Кто там у нас перед Улиссусом...

— Альбедо Второй, — бесстрастно, как арифмометр, произнёс Тигиль. — Хотя он всего три года, болезненный был. Перед ним Князь-Кесарь Лао Дзю — тот почти двадцать лет банковал.

— Лао Дзю — жуть просто... — проговорил подошедший к ребятам Рир.

— Вот он скорее всего каземат тут и устроил... — продолжил Эмиль. — Стены подходящие. Чего, думает, добру пропадать. Древним уже без надобности...

— А бросил тогда добро почему? — Тигиль присел на корточки, тоже ощупывая цепь.

— Была буча какая-то до войны как раз. Кто-то с кем-то... — почесывая загривок, вспомнил Эрик.

— Фратрия... и Гильдия... А не кто-то с кем-то, — авторитетно заявил присоединившейся к спору Дрош.

— Ага, — гыкнул Эрик. — Еще скажи, что бились древним оружием. Я там, кстати, шлем нашел черепаший. Ща выпьем, я вам подвал покажу, парни, Это шедеврально.

Сидящий на бревне Василь Комарович и внимательно слушающий разговор, обратился к компании с явным уважением:

— Ну, вы даете, парни! Откуда вы все это знаете? Я так понимаю, не из учебников...

— К счастью, кроме учебников, в мире имеются и другие книги, — с некоторым пафосом произнес Дрош.

— Его отец владеет несколькими типографиями, — пояснил Тигиль.

— В типографиях такое не печатают. — Василь Комарович удивленно поднял брови.

— Тогда откуда берется вся запрещенная литература? — пожал плечами Эмиль.

— Ахаха! — рассмеялся Комарович. — И то верно! Ну так, за что пьем? За Фалерса? Или за отца Дроша Левича?

— За Фалерса... — Дрош помрачнел прямо на глазах. — В свете последних событий пить за отца у меня нет ни малейшего желания.

— Разливайте, друзья! — Эрик весело ткнул Дроша в бок. — Не время печалиться. Время расчехлить лютню!

*эпизод из текущей главы...