Застольная Имира Фалерса

На первые, извлеченные Эриком из верной подруги звуки слетелись даже те, кто уже собирался уединиться у озера. Зашуршали рюкзаки, зазвенели стаканы и застучали деревянные кубки. Братья-роанцы ловко вскрыли бочонок грога, и все расселись, и всем налили. Смелым — самогон. Осторожным — грог. И выпили за Фалерса, не чокаясь и стоя. А потом за Комаровича, чокаясь и с похвалой.

— А помните, девчата, знаменитую историю «три на три»? Так вот. Это все он! — Рир весело поднял стакан. — Такое еще не одно поколение помнить будет!

— Помним! Еще бы! Ах и ох! — послышалось одобрительно.

— Да ладно вам ребята, полно. — Комарович даже будто бы смутился. — Давайте лучше споем. Пора.

Пели Фалерса. Так Эрику сегодня хотелось. Уж очень много волнений и глубоких мыслей принесло это опасное путешествие. Такое, что потребовалось вспомнить нечто по-настоящему взрослое, умное и при этом смелое, то, что не растает в веках. И старине Прандту, гуляке и пропойце, сегодня следовало подвинуться.

Повеяло стариной, замаячили на темной ширме ночи длинные платья дев, силуэты шутов и менестрелей, рыцарские турниры, корабли и дальние страны. В воображении хмельных студентов ожил мертвый Графский Зуб, вокруг него вырос ухоженный сад, у главного входа остановились кареты, а в окнах зажегся свет. Танцы! Танцы! И кто-то выбежал из потайной двери и, подобрав юбки, скрылся во тьме. И другая крошечная человеческая фигура словно бы отделилась от замковой стены. Тайны! Тайны!

Девочки танцевали у костра, ребята хлопали и пели, Эрик играл. И Комарович тоже вышел и, заложив одну руку за голову, а другой обняв каждую из танцующих девочек по очереди, прошелся по кругу, притоптывая золу вокруг компании, и снова сел. Румяный, довольный, искренне радующийся новым друзьям.

А Эрик уже перешел от веселой песни к лирической. И во время любовной драмы главного героя непременно всем снова налили. И кто-то вспомнил застольную. И как только могли позабыть?

Тогда, уже на нисходящей ноте от смеха к раздумьям все парни хором затянули песню, которую не раз распевали в «Чернильнице» во времена мира и личной свободы.

Пошто умолкли хвалоспевы?

Зачем протухло всё вино?

Очнёмтесь полногруды девы,

Споём упевы и припевы,

Мотнём судьбы веретено

Зачем утихли все фанфары?

Отцы годятся в сыновья...

На шумный зов моей гитары

Беги влюблённою отарой

Медведь, индюшка и свинья!

Пора бы закусить и выпить

Вонзить клыки в холёный плод,

Светись, мой параллелепипед,

Дымись, мой параллелепипед,

Как новогодний антрекот!

Ума тоскливая лучина

Погасни утром января,

Когда Причина всем Причинам

Взойдёт на небо шагом чинным

Зарёй холодною горя!

И повторили, уже обнявшись и соприкоснувшись лбами:

Светись, мой  параллелепипед,

Дымись, мой параллелепипед,

Как новогодний антрекот!

— Красавчик! — Василь Комарович похлопал Эрика по плечу. — Не зря комендант тебя побаивается. Есть в тебе что-то грандиозное и грозное, да! И все лучшие девушки... — Василь Комарович глянул на Лору иронично и ласково, — наверняка твои!

Лора смущенно улыбнулась и опустила ресницы. Комарович ей понравился сразу. Своим мудрым женским взглядом она мгновенно распознала в этом симпатичном молодом мужчине все лучшее человеческие качества, которые ее приучили ценить. Он был прост и честен. Открыто смотрел в глаза и открыто улыбался, без самодовольства, а с неподдельным интересом к тому, кому была адресована улыбка.

И Эрик, который, разумеется, и взгляд перехватил и улыбки, тут же отдал Риру лютню, приглашая продолжать концерт, а сам взял свой деревянный кубок и демонстративно подсел к смущенной Лоре Шафран:

— Девушки — свет нашей жизни! За наше свидание, милая!

Василь Комарович со смехом и даже некоторым актерским усердием пересел к подружкам Тиане и Мэррит, чем сразу же вызвал всеобщее веселье и тем самым разрешил неловкость.

(в роли Имира Фалерса Orest Biarman)