Флешмоб "Кто-то попал"
Автор: Юлия ОлейникИсходники здесь: https://author.today/post/284251
Очередное спасибо Елене Веленской
Я не пишу историй про попаданцев, да и сам жанр не сильно жалую, просто "не моё".
Однако даже у себя я откопала намёк на попаданчество, пусть ненадолго и без нагибаторства.
Ключевой эпизод повести Рассвет над Чатыр-тау
Вскоре перед нами возник немного пологий хребет, кое-где покрытый берёзовыми рощицами. Один пик немного возвышался над остальными и действительно отдалённо напоминал шатёр. Данька заглушил мотор, вылез и потянулся, растопырив руки. Со стороны он казался обычным туристом, жителем Казани или Набережных Челнов, приехавшим в заповедник отдохнуть, полетать на параплане и поснимать сурков. Но на висках блестели капли пота, в глазах отчётливо виднелся багровый отсвет, а волосы трепетали на ветру, хотя стоял полнейший штиль. От этого меня саму трясло и мутило, в животе свил кольца какой-то склизкий гад, в горле тоже сидел комок. Господи, да я даже не знала, за кого боюсь больше — за Данияра или за себя. Вот только жизнь без него казалась рябой чёрно-белой картинкой из плохого телевизора. Вроде бы всё видно и даже слышно, а перед глазами серая пелена.
Так, стоп. Тебя взяли как моральную поддержку, а ты раскисла, только ступив на землю. Молодец, нечего сказать. Я повертела головой и увидела почти рядом с парковкой деревянную лестницу, ведущую на гору.
— Нам туда?
— А? — Данияр словно очнулся. — Нет. Это для туристов, эко-маршрут до вершины Чатыр-тау. Если сможем, потом тоже залезем. Виды там красивые. А сейчас нам вбок, к штольням.
Я припомнила, что по дороге читала в чьём-то «живом журнале» рассказ о походе в заповедник и о старых штольнях, оставшихся от медных разработок. Сейчас они, наверно, все завалены. Я поёжилась. Вот в старые шахты меня совсем не тянуло, хотя Данька, по всей видимости, шёл именно туда.
— Клаустрофобия? — От него не укрылось, что после упоминания штолен я как-то поскучнела. — Да нет, нам в завалы не надо. Там просто рядом место одно есть... о нём не все аборигены знают. Просто кусок равнины... а, впрочем, сама сейчас увидишь.
Минут через двадцать мы вышли к очередной равнине у подножия хребта, самой обычной и ничем не примечательной. Но стоило пересечь невидимую черту, как начала кружиться голова, всё тело обмякло от внезапной слабости, а перед глазами стали мелькать вспышки и круги. Я была уверена, что сейчас потеряю равновесие. Данька схватил меня за плечи и силой усадил на землю.
— Дыши, дыши. Сейчас отпустит.
Я сидела с закрытыми глазами и мелко, неуверенно дышала, будто вокруг меня кончался кислород. Горло перехватывало, а во рту почему-то ощущался кислый металлический привкус. Данька гладил меня по плечу, но казалось, что он делает это через толстый слой ткани. Я пыталась как-то прийти в себя, но ноги всё равно не слушались, а открыть глаза я боялась до одури. Равнина с ковылями и мелкими сиреневыми цветочками вызывала безотчётный, липкий, парализующий страх.
Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем я очень осторожно приоткрыла один глаз. Данияр сидел рядом, держа меня за руку и пристально глядел мне в лицо. Увидев, что я начала шевелиться, он выдохнул.
— Ну слава богу, я уже стал бояться, что тебя это место заморочило. Встать можешь?
Встать я, наверно, могла, но у меня настолько тряслись поджилки, что я только неловко подвернула ногу и снова села на траву, закрыв лицо руками.
— Даня, я не могу... Я не могу... Мне кажется, если я сделаю хоть шаг, я умру. Что это, Даня, что это за место?
— Это портал. — Голос его звучал как из бочки. — Старожилы о нём знают, считают «нехорошим местом», где пропадают люди и скот. И не ходят сюда, а туристов оно само отваживает, они и дойти не могут, петляют и в итоге выходят куда угодно, только не сюда. Но я-то не какой-нибудь вшивый турист.
— Что там?..
— Встань, — тихо сказал он, — встань, обопрись на меня и скажи, что ты видишь. Не бойся. Сейчас не бойся ты. Я с тобой.
Я встала. Вопреки подгибающимся коленям, пересохшему рту, вопреки пульсирующей жилке где-то в животе встала и открыла глаза. И охнула.
Вместо равнины с ковылями и мягкой травой передо мной была сухая, тусклая, выдубленная земля, будто по ней годами ездили большегрузы. Эта земля имела чёткие границы, почти ровный квадрат, по углам которого возвышались странные стелы, похожие на советские монументы на въезде в провинциальные города. Я даже могла различить какие-то надписи, вырубленные в сером бетоне. Картина была настолько сюрреалистичной, что я была уверена: это или сон, или галлюцинация, а значит, я наконец-то сошла с ума. Что ж, с такой жизни давно пора.
— Это... что? — Пустырь был настолько осязаем, что я чувствовала пылинки, которые взметал ветер с утоптанной земли.
— Опиши. — Данияр морщился, но держался. Было видно, что ему тоже нехорошо, это место выпивало силы почище саргеминского креста.
Я как могла рассказала о своих миражах, на что он удивлённо хмыкнул:
— М-да, ты воистину дитя бетона и стали, урбанизация детектед. Нам надо было попасть в Сирию, мы и попали в Сирию, не спрашивай, как, здесь сходится слишком много потоков, и я поймал нужный. А ты из всего Дэйр-эз-Зора выбрала старый брошенный укрепрайон, его дроны бомбили ещё полгода назад. Ну что ж, пошли.
— Нет! — Правду говорил Данияр или нет, я не могла себя заставить шагнуть за импровизированный периметр. Там, в «укрепрайоне», засело нечто пострашнее боевиков из ИГИЛ или других вооружённых психопатов. Там взлетали в воздух и закручивались маленькими смерчами вихри пыли, и они постоянно колебались, принимая причудливые формы. На одной из бетонных стел я увидела надпись «Go» и шарахнулась назад. Данька плотно сжал мою руку и прошептал:
— Нам же ясно дали понять. Пошли. — Его ладонь была полностью мокрой.
И почему-то именно я сделала первый шаг в неизвестность, уже в который раз.
Так что и я поучаствовала.