Ты да я, да мы (продолжение)

Сейчас, на половине мороженого, меня заняли два любопытства:

— кого лечит Чёрная Дыра,

— какие случайные новые свойства приобретёт всекосмическая, волнующая наслаждением сладость.

Отхватив кусок океана радости, я быстрее быстрого выбрался из заведения во вне, тут же выплюнул мороженое и стал смотреть. Аморфные кусочки соединились в картину, на которой пейзаж какого-то мира во всей своей глубине жил и двигался. Мир никуда не уходил, так и парил, пока к нам не вышел один из мороженщиков и не собрал картину в нежного цвета креманку.

Всё это буйство мгновений рядом со мной стояло третье любопытство — один из тех, с кем я такой же, один из посетителей Космородного Мороженого. Он выбежал из заведения вслед за мной.

Такушки, пусть он сам решает, что ему делать, а я пойду смотреть за работой Дикого Лекаря.

Правда Чёрной Дыры

«…Беги потом, рану лечи, обволакивай.

На шраме шрам в Космосе — ваши старания!

Кидаете в Космос, как в мусорку, всякий рай,

И даже плодовое время, заранее!

Вот плачет девица земная о доле,

Слезинки-горчинки жгут Космос чрез дно.

Ты плачешь, Любви не найдя в ближнем поле.

А скинуть диван и, ну, вдаль, не дано?

Да, вдаль. Мир лучится, искрит по реальности.

Реальность — ядро, чрез которое пульсами

Звучит Путешественник-Космос в тональностях

По цвету — рассветных, по чувствам — перкуссии.

…Сижу рядом с Небом, измученным кем-то в прах,

Качаю болеющий Сон на своих руках.

Когда долечу, то отправлюсь к мгновениям,

Пустым чьей-то дурью, когда-то беременным.

Мне Дикою Лекаркой спел Космос двигаться.

Но я иногда подчиняюсь желаниям

Любви и Мелодий созданий, извивностям

Мечтаний, и русла готовлю молчанью и чаяньям».

На входе во Вне Чёрной Дыры стояло несколько одинакишей, с кем я, как одно. У них был испуганный взгляд, один на всех. Мой спутник из Космородного спросил кого-то, почему они не заходят смотреть лечение и чем все напуганы. «Страшный и сложный пациент», — ответили, — «Но кое-кто из наших там и наблюдают. Если есть запал, идите и вы».

Я не дослушал, уже был возле входа и открывал занавеску кружения, когда спутник подбежал. Он первым зашёл. Получилось, что это я ему отдернул занавеску, мол, «Прошу. После Вас». Странный. И почему он не разговаривает со мной?

Сразу на нас вылилась Музыка, в самом ужасном, крайнем, конечном своём дисгармоничном воплощении, Музыкальный слив — вот, что нас встретило за шторами кружения. Будто все-все звуки падали одним потоком.

Оторопев, почувствовав, что взъерошен в противоположную от себя сторону, я хотел было сразу же выйти. Но мой спутник оставался на месте, упал, но остался при себе и не делал движений к шторам. Ну, я тоже остался. И, наконец, воспринял картину происходившего и его лечения.

Вверх расстраивалось колоссальных размеров здание со множеством ровных отверстий. В этих отверстиях и между материалом стен здания были зажаты маленькие существа. Здание раз за разом взлетало в выси своего Неба и раз за разом рушилось, исчезая в плеске глыб, света, Неба и этих существ. Спад сопровождался Музыкальным сливом.

Повтор. Повтор. Нас заворожило повторами, созданными петлёй времени, сцепившей целое Всемирие.

Одного из нас захватило в картину терпящего бедствие Дома. А ведь зрителей пациенты Диких Лекарей, на моей памяти, никогда не касались.

Что делал Лекарь? Он спокойно рубил русла. Избытку придушенных реальностей необходимы были новые пути-дороги. Да, лечение будет долгим… Эк, предсказатель из меня не получился: следующий взмах лекарского топора выключил петлю-болезнь и само «Лечебное заведение». Мы, зрители, оказались возле входа во вне «Космородного Мороженого».