Рассказ о старой доброй сказке, часть 1

Пробило полночь и Шахерезада вновь начинает дозволенные речи. Итак, немного о Снежной королеве.
Отмечу, что в своем разборе  опиралась на текст в переводе А. Ганзен, а цитировала наиболее близкий имеющий незначительные отличия от него, найденный в сети.

Чтобы допустить поменьше искажений, я постараюсь для начала выписать ключевые моменты – опорные точки, а уже потом дать трактовку.  И еще, нужно держать в голове, что сказка эта христианская. Нет, не пропагандирую и не призываю в христианство, но предваряю разбор напоминанием, что в христианскойтрадиции попадание в Рай, близость к богу  – это символ высшего  успеха. В то же время ад, чистилище – явно место для  несовершенного, недоделанного, ущербного и убогого.  По мнению христиан бог борется за совершенствовании духа, души, дьявол способствует падению. 

Открывает сказку рассказ первый.  «Зеркало и его осколки».
Вкратце дело было так:

«Так вот, жил-был тролль, злющий – презлющий; то был сам дьявол», создавший зеркало в котором «добрая благочестивая человеческая мысль отражалась… невообразимой гримасой».

«Все ученики  тролля – у него была своя школа – рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде.
— Только теперь, - говорили они, - можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете!»
Желая посмотреть на отражение рая в зеркале, они несли его все выше и выше и «и вдруг зеркало  так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги, миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, еще больше бед, чем само зеркало». Осколки, летая по свету попадали, случалось, в глаза и оставались там, заставляя человека видеть мир в искаженном свете. Другим людям осколки попадали в сердце и оно превращалось  в кусок льда.  Были и такие осколки, что пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки».

Рассказ второй. Вот тут будет больше выписок – завязка истории как-никак, расставляются опорные точки. 

Он рассказывает нам об основных действующих лицах этой сказки – Кае и Герде, двух детях, которые жили рядом и любили друг друга как брат и сестра.  Эта часть известна более, я заострю внимание только на том, что  хоть летом от одного к другому было – руку протяни, как говорится и коснешься, то зимой путь от  одного к другому становился длиннее и сложнее,  что впрочем не мешало им смотреть друг на друга, видеть друг друга протаянном при помощи медяка отверстии.  
Зима отдаляла их друг от друга физически. Но заставляла ли она их забыть друг о друге, потерять. Как сейчас говорят, контакт?  Нет.

Следующий  интересный момент, что  о снеге в сказке говорится как о роящихся белых пчелках. У которых есть своя Королева. Она заглядывает в окна и те «покрываются ледяными узорами, словно цветами»
Это сила – явная сила:
« — А Снежная королева не может войти сюда?
— Пусть-ка попробует! – сказал мальчик. – Я посажу ее на теплую печку, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по голове и завела рассказ о другом».
И, безусловно, образ Снежной королевы явно сплетен с особым типом красоты, могущим даже показаться живым: «Вечером, когда Кай был дома и почти совсем разделся, собираясь лечь спать, он вскарабкался на стул у окна и поглядел в оттаявший на оконном стекле кружочек. За окном порхали снежинки. Одна из них, побольше, упала на край цветочного ящика и начала расти, расти, пока наконец не превратилась в женщину, закутанную в тончайший белый тюль, сотканный, казалось. из миллионов снежных звездочек. Она была так прелестна, так нежна, Вся из ослепительно белого льда и все же живая! Глаза ее сияли, как две ясных звезды, но не было в них ни теплоты, ни кротости. Она кивнула мальчику и поманила его рукой. Кай испугался и спрыгнул со стула; мимо окна промелькнуло что-то похожее на большую птицу». Так же ее подобие живомузадано в сравнении  снега со снежным роем, у которого есть своя царица.

Далее, на чем фокусируется взгляд, так это момент с псаломом, которого в некоторых переводах нет. Вот  эти строчки:
Розы в то лето цвели особенно пышно; девочка выучила псалом, в котором говорилось о розах, и, напевая его, она думала о своих розах. Этот псалом она спела мальчику, и он стал ей подпевать:

Розы в долинах цветут… Красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.

Взявшись за руки, дети пели, целовали розы, смотрели на ясные солнечные блики и разговаривали с ними, — в этом сиянии им чудился сам младенец Христос.

Розы тут выведены как символ истинной красоты, приближения к богу.
а дальше собственно происходит событие. Когда часы на башне бьют пять часов в глаз и сердце Каю попадают осколки зеркала тролля.  Он чувствует боль,  девочка бросаетяс но помощь, но момент и:

—Наверное, выскочило, — сказал он; но в том-то и дело, что не выскочило. Это был как раз крошечный осколок дьявольского зеркала; ведь мы, конечно, помним об этом ужасном стекле, отражаясь в котором все великое и доброе казалось ничтожным и гадким, а злое и дурное выступало еще резче, и каждый недостаток сразу бросался в глаза. Крошечный осколок попал Каю прямо в сердце. Теперь оно должно было превратиться в кусок льда. Боль прошла, но осколок остался.

И да, Кай меняется. Если вспомнить псалом и сравнить с этими строками «Эту розу точит червь! Посмотри, а та совсем кривая! Какие гадкие розы! Ничуть не лучше ящиков, в которых они торчат!

И вдруг он толкнул ногой ящик и сорвал обе розы.

—Кай! Что ты делаешь? — закричала девочка.

Увидев, как она испугалась, Кай сломал еще одну ветку и убежал от милой маленькой Герды в свое окно». 

Кай перестал видеть истинную красоту – он стал видеть в ней изъяны. Вот тут , собственно и происходит завязка всей истории.  И начинается история пути – двух путей. 

Кай все совершенствовался и совершенствовался в нахождении изъянов. Его сердце превращалось в кусок льда, и, возможно, поэтому и использована символьная линия ледяное сердце – зима – снег – Снежная королева. А еще, как мы помним,  зима – время  отдаления, до этого времени физического, а с момента акцентировки на выявлении изъянов – еще и духовного.  Нет, Герда не изменилась, но Каю она теперь кажется недостойной его внимания.  Он очарован совершенной подделкой под жизнь.И эта замораживающая стихия и берет над ним власть – отрывая и увлекая с собой в далекую страну, где находится замок Снежной королевы.

Он привязывает свои сани к саням Снежной королевы – это было еще его  действие и его как говорится выбор. А дальше – его повлекла стихия, которую он выбрал.

Кстати, очень интересно противопоставление логике умению видеть истинное, почти незаметный штришок, но как он играет: «Мальчик попытался скинуть веревку, которую он зацепил за большие сани. Это не помогло: салазки его словно приросли к саням и все так же неслись вихрем. Кай громко закричал, но никто его не услышал. Метель бушевала, а сани все мчались, ныряя в сугробах; казалось, что они перескакивают через изгороди и канавы. Кай дрожал от страха, он хотел прочесть “Отче наш”, но в уме у него вертелась только таблица умножения.»

Тут ему еще страшно, он  чувствует, что происходит что-то не то, но 

«—Тебе все еще холодно? — спросила она и поцеловала его в лоб. У! Поцелуй ее был холоднее льда, он пронизал его насквозь и дошел до самого сердца, а оно и так уже было наполовину ледяным. На мгновение Каю показалось, что он вот-вот умрет, а потом ему стало хорошо, и он уже не чувствовал холода.

—Мои санки! Не забудь про мои санки! — спохватился мальчик. Салазки привязали на спину одной из белых куриц, и она полетела с ними вслед за большими санями. Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он забыл и маленькую Герду, и бабушку, всех-всех, кто остался дома».
То, в чем он видел идеальное, признало его, поцеловало – и весь мир был забыт в момент признания тем, что любо». Он стал достоин. А прошлое уже не имели значения. Ну и вычеркнуто с ними – как сейчас говорят.

Однако третий раз королева Кая не целует

«—Больше я не буду целовать тебя, — сказала она. — А не то зацелую до смерти!»

Это правда, да. Предупреждение истинно, но Кай вполне может посчитать что ему что-то недодали. Что ему еще есть к чему стремиться – он близко, очень близко со своим идеалом. Но не вровень. Нет)))И еще один момент – эта же символьная сцена показывает – в нем еще много живого.  До смерти Королева его не зацеловала в неживое, подобное живому не превратила.

Буря плакала и стонала, словно распевала старинные песни. Кай и Снежная королева летели над лесами и озерами, над морями и сушей. Под ними проносились со свистом холодные ветры, выли волки, сверкал снег, а над головами с криком кружили черные вороны; но высоко вверху светил большой ясный месяц. Кай смотрел на него всю долгую-долгую зимнюю ночь, — днем он спал у ног Снежной королевы.
Так Кай превратился в преданного пажа Снежной королевы, служителя подобного живому. 

А что же Герда? 

История третья – «Цветник женщины, умевшей колдовать»

Герда о Кае не забыла – она искала его и тосковала о нем. Сначала уныние овладело ей и она сказала «Он умер и больше не вернется»  Но ни солнечный свет, ни ласточка  не поверили этому. И Герда тоже перестала верить в смерть Кая. 

Она ходила, искала и спрашивала, и ее путь начался с жертвы, хотя, почти случайно – жертвы первоначально не принятой – она отдала реке свои башмачки. Она отдавала лучшее, видимо, что у нее было.Не жизнь, конечно. Но она отказалась от чего – то значительного и вступила на очень непростой путь. Несла ли река ее к Каю? Иногда ей казалось, что да.  Хотя, скорее река – всего лишь символ изменений, и вступление в нее – это начало вступления на жизненный путь. 

И, как обычно бывает, если отдаешься на волю течения, река вынесет тебя… куда-то.
она и вынесла – к женщине, умевшей колдовать. 

«“Может быть, река несет меня прямо к Каю?” — подумала Герда. Она повеселела, встала на ноги и долго-долго любовалась живописными зелеными берегами; лодка подплыла к большому вишневому саду, в котором приютился маленький домик с чудесными красными и синими окнами и с соломенной крышей. Перед домиком стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо. Герда подумала, что они живые, и окликнула их, но солдаты, конечно, не ответили ей; лодка подплыла еще ближе, — она почти вплотную подошла к берегу.

Девочка закричала еще громче, и тогда из домика, опираясь на клюку, вышла дряхлая-предряхлая старушка в широкополой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами.

—Ах ты, бедняжка! — сказала, старушка. — Как это ты попала на такую большую, быструю реку, да еще заплыла так далеко?

Тут старушка вошла в воду, подцепила своей клюкой лодку, подтянула ее к берегу и высадила Герду.

Девочка была рада-радешенька, что наконец выбралась на берег, хоть и немного побаивалась незнакомой старухи.

—Ну, пойдем; расскажи мне, кто ты и как сюда попала, — сказала старушка.

Герда стала рассказывать обо всем, что с ней приключилось, а старушка качала головой и говорила: “Гм! Гм!” Но вот Герда кончила и спросила ее, не видела ли она маленького Кая. Старушка ответила, что здесь он еще не проходил, но, наверное, скоро придет сюда, так что девочке нечего горевать — пусть отведает ее вишен да посмотрит на цветы, что растут в саду; цветы эти красивее любых книжек с картинками, и каждый цветок рассказывает свою сказку. Тут старушка взяла Герду за руку, увела ее к себе в домик и заперла дверь на ключ.»

Т. е Герду практически достали из реки жизни и изолировали от мира)))

«пока девочка ела, старушка расчесывала ей волосы золотым гребешком, они блестели, словно золотые, и так чудесно вились вокруг ее нежного личика, кругленького и румяного, словно роза.

—Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! — сказала старушка. — Вот увидишь, как славно мы с тобой заживем!

И чем дольше расчесывала она Герде волосы, тем быстрее Герда забывала своего названного братца Кая: ведь эта старушка умела колдовать Но она не была злой волшебницей и колдовала только изредка, для своего удовольствия; а сейчас ей очень хотелось, чтобы маленькая Герда осталась у нее. И вот она пошла в сад, помахала своей клюкой над каждым розовым кустом, и те, как стояли в цвету, так все и ушли глубоко в землю — и следа от них не осталось. Старушка боялась, что Герда, увидев розы, вспомнит свои собственные, а там и Кая, и убежит»

С совершенно благими намерениями, любуясь девочкой как игрушкой, отводя ей глаза, убирая напоминания,  Герду решили  оставить на роли компаньонки – приживалки – игрушки.  «Нам будет хорошо вместе. Нам будет вместе так хорошо. Не ходи никуда, забудь свои цели. Ты – моя»
очаровательный момент. Как и вообще весь этот сказочный домик.
 как обычно такие л колдуньи прокалываются в мелочах – убрав живые розы, колдунья оставила их на шляпке – этого оказалось Герде достаточно, чтобы вспомнить.
и…
Розы – опять символ истинной красоты заставляет рушиться чужие планы – не злые, нет, но планы как на инструмент  или что-то там еще:

—Как! Тут нет роз? — воскликнула Герда и побежала искать их на клумбах. Искала, искала, да так и не нашла.

Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Но ее горячие слезы упали как раз на то место, где был спрятан розовый куст, и как только они смочили землю, он мгновенно появился на клумбе такой же цветущий, как прежде. Герда обвила его ручонками и стала целовать розы; тут она вспомнила о тех чудных розах, что цвели дома, а потом и о Кае.

—Как же я замешкалась! — сказала девочка. — Ведь мне нужно искать Кая! Вы не знаете, где он? — спросила она у роз. — Вы верите, что его нет в живых?

—Нет, он не умер! — ответили розы. — Мы же побывали под землей, где лежат все умершие, но Кая меж ними нет.

Розы не смогли сказать где Кай.  Просто дали надежду. И девочка начала спрашивать другие цветы:

—Спасибо вам! — сказала Герда и пошла к другим цветам. Она заглядывала в их чашечки и спрашивала:

—Не знаете ли вы, где Кай?

Но каждый цветок грелся на солнышке и грезил только своей собственной сказкой или историей; много их выслушала Герда, но никто из цветов ни слова не сказал о Кае.

Что же рассказала ей огненная лилия?

—Слышишь, как бьет барабан? “Бум!”, “Бум!”. Звуки очень однообразные, всего лишь два тона: “Бум!”, “Бум!”. Слушай заунывное пение женщин! Слушай крики жрецов … В длинном алом одеянии стоит на костре вдова индийца. Языки пламени охватывают ее и тело умершего мужа, но женщина думает о живом человеке, что стоит тут же, — о том, чьи глаза горят ярче пламени, чьи взоры обжигают сердце горячее огня, который вот-вот испепелит ее тело. Может ли пламя сердца погаснуть в пламени костра!

—Ничего не понимаю! — сказала Герда.

—Это моя сказка, — объяснила огненная лилия. Что рассказал вьюнок?

—Старинный рыцарский замок возвышается над скалами. К нему ведет узкая горная тропинка. Старые красные стены увиты густым плющом, листья его цепляются друг за друга, плющ обвивает балкон; на балконе стоит прелестная девушка. Она перегнулась через перила и смотрит вниз на тропинку: ни одна роза не может сравниться с ней в свежести; и цветок яблони, сорванный порывом ветра, не трепещет так, как она. Как шелестит ее дивное шелковое платье! “Неужели он не придет?”

—Ты говоришь про Кая? — спросила Герда.

—Я рассказываю о своих грезах! Это моя сказка, — ответил вьюнок. Что рассказал крошка-подснежник?

—Между деревьями на толстых веревках висит длинная доска — это качели. На них стоят две маленькие девочки; платьица на них белые, как снег, а на шляпах длинные зеленые шелковые ленты, они развеваются по ветру. Братишка, постарше их, стоит на качелях, обвив веревку рукой, чтобы не упасть; в одной руке у него чашечка с водой, а в другой трубочка, — он пускает мыльные пузыри; качели качаются, пузыри летают по воздуху и переливаются всеми цветами радуги. Последний пузырь еще висит на конце трубочки и раскачивается на ветру. Черная собачка, легкая, как мыльный пузырь, встает на задние лапы и хочет вспрыгнуть на качели: но качели взлетают вверх, собачонка падает, сердится и тявкает: дети дразнят ее, пузыри лопаются … Качающаяся доска, разлетающаяся по воздуху мыльная пена — вот моя песенка!

—Что ж, она очень мила, но ты рассказываешь все это таким печальным голосом! И опять ни слова о Кае! Что рассказали гиацинты?

—Жили на свете три сестры, стройные, воздушные красавицы. На одной платье было красное, на другой голубое, на третьей — совсем белое. Взявшись за руки, танцевали они у тихого озера при ясном лунном свете. То были не эльфы, а настоящие живые девушки. В воздухе разлился сладкий аромат, а девушки исчезли в лесу. Но вот запахло еще сильней, еще слаще — три гроба выплыли из лесной чащи на озеро. В них лежали девушки; светлячки кружили в воздухе, словно крошечные трепещущие огоньки. Спят юные плясуньи или умерли? Аромат цветов говорит, что умерли. Вечерний колокол звонит по усопшим!

—Вы совсем меня расстроили, — сказала Герда. — Вы тоже так сильно пахнете. Теперь у меня из головы не идут умершие девушки! Неужели Кай тоже умер! Но розы побывали под землей, и они говорят, что его там нет.

—Динь-дон! — зазвенели колокольчики гиацинтов. — Мы звонили не над Каем. Мы и не знаем его. Мы поем свою собственную песенку.

Герда подошла к лютику, сидевшему среди блестящих зеленых листьев.

—Маленькое ясное солнышко! — сказала Герда. — Скажи, не знаешь ли ты, где мне искать моего маленького дружка?

Лютик засиял еще ярче и взглянул на Герду. Какую же песенку спел лютик? Но и в этой песенке ни слова не было о Кае!

—Был первый весенний день, солнышко приветливо светило на маленький дворик и пригревало землю. Лучи его скользили по белой стене соседнего дома. Возле самой стены распустились первые желтые цветочки, словно золотые сверкали они на солнце; старая бабушка сидела во дворе на своем стуле;

вот вернулась из гостей домой ее внучка, бедная прелестная служанка. Она поцеловала бабушку; поцелуй ее — чистое золото, он идет прямо от сердца. Золото на устах, золото в сердце, золото на небе в утренний час. Вот она, моя маленькая история! — сказал лютик.

—Бедная моя бабушка! — вздохнула Герда. — Она, конечно, тоскует и страдает из-за меня; как она горевала о Кае! Но я скоро вернусь домой вместе с Каем. Незачем больше расспрашивать цветы, они ничего не знают, кроме своих собственных песен, — все равно они мне ничего не посоветуют.

И она подвязала свое платьице повыше, чтобы удобнее было бежать. Но когда Герда хотела перепрыгнуть через нарцисс, он хлестнул ее по ноге. Девочка остановилась, посмотрела на длинный желтый цветок и спросила:

—Может, ты что-нибудь знаешь?

И она склонилась над нарциссом, ожидая ответа.

Что же сказал нарцисс?

—Я вижу себя! Я вижу себя! О, как я благоухаю! Высоко под самой крышей в маленькой каморке стоит полуодетая танцовщица. Она то стоит на одной ножке, то на обеих, она попирает весь свет, — ведь она лишь обман зрения. Вот она льет воду из чайника на кусок материи, который держит в руках. Это ее корсаж. Чистота — лучшая красота! Белое платье висит на гвозде, вбитом в стену; оно тоже выстирано водою из чайника и высушено на крыше. Вот девушка одевается и повязывает на шею ярко-желтый платочек, а он еще резче оттеняет белизну платья. Опять одна ножка в воздухе! Смотри, как прямо она держится на другой, точно цветок на своем стебельке! Я вижу в ней себя! Я вижу в ней себя!

—Какое мне до всего этого дело! — сказала Герда. — Нечего мне об этом рассказывать!

И она побежала в конец сада. Калитка была заперта, но Герда так долго расшатывала заржавевший засов, что он поддался, калитка распахнулась, и вот девочка босиком побежала по дороге. Раза три она оглядывалась, но никто не гнался за ней. Наконец, она устала, присела на большой камень и огляделась по сторонам: лето уже прошло, наступила поздняя осень. У старушки в волшебном саду этого не было заметно, — ведь там все время сияло солнце и цвели цветы всех времен года.

—Господи! Как я замешкалась!,— сказала Герда. — Ведь уже осень! Нет, мне нельзя отдыхать!

Она встала и пошла дальше.

Не знаю, требует ли этот момент толкования – цветы, живые – но ни одному нет дела до человека ищущего. Каждый говорит о себе.

 ох сколько времени было потрачено Гердой в этом саду)))

И продолжение следует.