Иллюстрация и интересное

Автор: Мария Камардина

Ольга Морох в рамках марафона доброты нарисовала мне иллюстрацию. В предложенной сцене была романтика — герой, героиня, розовые лепестки, свадебное платье, которое уже можно расстёгивать... А вышло вот так:

Героиня — стопроцентное попадание, просто идеальна. Герой — совсем не тот. И первыми эмоциями были удивление и даже недоумение — как так-то? А потом... Потом я вдруг поняла, что знаю, кто это.

Кто читал первые две книги «Сферотехника» — помните, как старательно Таро пытался убедить Ильнара, что ему не стоит привязываться к Кеаре?

«Сформулируй его сначала, это мнение. Да, она красивая девочка, умная, обаятельная, но ты сам знаешь, что можешь погибнуть. И ей будет гораздо легче потерять нелюбимого жениха, чем любимого. Так что не увлекайся сам и не пытайся увлечь ее».

И вот здесь, на рисунке, я вижу ночь перед отправлением в Дикие земли. Тот момент, когда Кеара приходит в комнату Ильнара, растерянная, испуганная, осознающая, что совсем скоро может его потерять. Тот момент, когда Ильнар готов отбросить все принципы, логику и здравый смысл, потому что влюбился окончательно и бесповоротно. Тот момент, когда Таро молчит, потому что никакие слова не способны уже ничего изменить. Но он всё ещё незримо стоит между ними — и они всё ещё не могут быть вместе.

Кеара стояла у окна вполоборота, свет озарял ее каким-то неземным сиянием, и, святые небеса, какая же она красивая… Вот она поворачивается, поднимает глаза, и отчаяние в ее взгляде обжигает, и хочется то ли немедленно сгрести ее в охапку и никогда не отпускать, то ли пойти и набить морду тому, кто посмел ее обидеть…
А, ну да. Кандидат на мордобитие, в общем-то, один.
Они шагнули друг к другу одновременно. Кеара с коротким всхлипом уткнулась лицом в его плечо, он прижал ее к себе, вместе с пледом, ощущая ее дрожь сквозь плотную ткань. Что говорить, он снова не знал, и особенно остро жалел, что даже маги не умеют читать мысли и передавать их друг другу. Потому что высказать словами все свои чувства он не смог бы при всем желании.
Змеевы потроха… Ну нет, нет у него никакого права вот так стоять, дышать запахом ее волос, жадно и глубоко, без возможности надышаться. Руки оторвать за попытку обнять, пристрелить, как бешеную собаку, за один лишь намек, за крошечную надежду, что у них может быть хоть что-то! Ведь нет же у него никакого будущего, две недели – а за ними темнота, и никто во всем мире не сможет сказать, что там, в этой темноте, и есть ли хоть что-то после!..
– Тебе лучше уйти.
Голос прозвучал хрипло, слова с трудом пропихнулись сквозь стиснутое спазмом горло. Видит небо, говорить хотелось совсем другое, да и не говорить вовсе, но…
– Пожалуйста. Уйди, а?
Она чуть отстранилась, и он едва не зарычал – так не хотелось ее отпускать.
– Прогоняешь?
Он помотал головой. Ну куда он может ее прогнать, если в его мире больше и нет ничего, кроме нее? Вся его вселенная сейчас – ее голос в темноте, ее руки, которые ерошат волосы, гладят лицо, и хочется плавиться от нежности, обнимать ее крепче, мурлыкать в ответ на прикосновения…
И застрелиться тоже хочется, потому что нельзя, нельзя, нельзя же!..
– Предупреждаю. Кеа, я…
– Тогда молчи.
Она все ещё не умела целоваться.
Но это было уже неважно.
Ментальный блок сдался первым, и собственные эмоции, более ничем не удерживаемые, ударили в голову. Остатки самоконтроля все ещё пытались что-то запрещать, но плед падает к ногам, а ее блок тоже медленно растворяется, обнажая ауру, открывая душу, и это страшно и прекрасно до безумия – понимать, что тебя, идиота, все-таки любят. И хочется приникнуть к этой любви, как умирающему в пустыне – к источнику, впитывать ее, словно живительную влагу, наполниться ею и вернуть обратно – со всей полнотой и силой, на какую способен. Целовать ее губы, ладони, волосы, и нет между ними ничего, кроме тонкой ткани ее ночной рубашки и его футболки, и во всем мире тоже больше ничего нет…
И ничего не будет, если не остановиться.
Он медленно, нехотя отстранился, выпрямился, закрыл глаза, всей кожей ощущая ее удивление и растерянность.
– Ты… меня не любишь?
Вместо ответа он наклонился, подхватил с пола плед и снова укутал ее плечи, обнял поверх плотной ткани.
– Люблю. Поэтому… не надо. Не сейчас.

В тексте Таро становится видимым лишь один раз и совсем в другой сцене, тем ценнее увидеть его сейчас. А Ильнар на рисунке не поместился — до того момента, когда ему действительно можно будет всерьёз её обнимать, ещё полторы книги