После боя будет мир. Отрывок
Автор: Петров АлександрРедкая сволочь не находила забавным терзания Барковского. Арестанты часами зачитывали по измусоленной газетенке подробности казни отца. Игорь орал, колотил в стены, грозил, просил, но вызвал только веселый смех.
Забава нравилась и конвоирам, оттого они подсовывали статейку своим постояльцам, развлекая их и наслаждаясь сами. В конце-концов Барковский понял, что с ублюдками не договориться и то зажимал уши, то бил себя по голове и прочим частям тела.
Конвоиров эта пантомима определенно забавляла. Часовой с двери перебирался к оператору наблюдения. Постовой камеры смертников давно сидел там, под предлогом наблюдения за подопечным. Веселая троица подключила к забаве заключенного, заставляя читать снова и снова. Так прошел час несения службы по усиленному режиму, осталось три. После отбоя планировалось разнообразия помакать Барковского мордой в толчок и обработать дубинками.
Только компания вошла во вкус, пару раз мигнули и погасли лампы. Выключились мониторы. В темноте клацнула входная дверь. В коридоре тоже было темно, поэтому конвойные так и не узнали, кто вошел. Оператор наблюдения на ощупь двинулся за фонарем. Вооруженный пистолетом охранник смертника на всякий случай протянул руку к кобуре. Часовой попытался извлечь дубинку - парализатор.
Неясная тень рубанула его по горлу и тот свалился хрипя и булькая, задыхаясь в собственной крови. Нападающий, не останавливаясь, до хруста дробимой кости воткнул острый металл в глаз вооруженного охранника, не дав достать ему пистолет.
Оператор так и не добрался до фонаря. Убийца пустил в ход вторую заточку. Будто вспоминая знание стендовых, малоэффективных приемов, он воткнул клинок обратным хватом в шею несчастного у ключицы, разрезав артерии и достав до сердца. Солдат примерно минуту сучил ногами, обильно заливая пол кровью, потом затих.
"Свет", - командовал убийца в переговорник, стянув с лица консервы инфракрасных очков.
В камере стало светло, заработали мониторы и камеры, показывая идиллическую картинку сонного зимнего вечера, где каждый караульный занимался делом. Поправив балаклаву, душегуб разжился у охранников ключами и пистолетом.
- Что у вас там происходит!! - поинтересовался арестант в камере.
Он сначала спрашивал это тихо, потом стал орать.
Не обращая внимания на крики, визитер открыл камеру Барковского.
Наведя ствол, он скомандовал выходить.
Барковский - младший, опасливо косясь на пистолет человека с закрытым лицом, прохромал в коридор блока задержания. Картина повергла его в ужас. Особенно страшным показалось дергающееся тело караульного с рассеченным горлом, откуда до сих пор сочилась кровь.
- Ну и как оно? - поинтересовался человек в заляпанном кровью странном комбинезоне, обводя стволом помещение.
- А вы кто? Зачем вы их убили?
- Антифашисткая интербригада! Так будет со всяким прислужником диктатуры! - с вызовом ответил освободитель. - Тебя вроде на днях вешать собрались. Со мной пойдешь или тут оставить?
- Я пойду! - не колеблясь крикнул Барковский.
Зэк с перепугу забыл орать.
- Кто тут вякал?
- Сидит один козел...
- Не стоит его оставлять, - слегка намекнул черный человек.
- К-конечно, - заикаясь согласился Барковский.
- Поможешь прибраться?
- Д-да. С удовольствием! - вдруг выкрикнул "наследник и продолжатель", вспомнив с какими гнусными комментариями заключенный читал статью.
- Возьми ключики и ножик из вон того вытащи, - мягко, словно советуя приказал освободитель. - Ты знаешь, что делать. А я с "волыном" подстрахую.
Барковский, закрыв глаза, извлек заточку, содрогаясь от хруста ломаемой кости глазницы и открыл лишь отвернувшись от трупа.
Игорь взглянул на оружие. Нож был очень похож на заточку, которой недавно был убит домогавшийся его блажной - тридцать пять сантиметров клинка, идеальная для укола форма.
На мгновение в голове зашевелились сомнения, но качество изготовления было на порядок выше: твердый металл, острейшее лезвие, пластиковая рукоятка с упорами.
- Извини, хотели сделать как твоя, но мастера с души свернуло дерьмо лепить. - Ты готов?
- Да!
- Эй, терпила, - крикнул человек. - Если хочешь легко зажмуриться, стой спокойно.
Но Барковский не дал обидчику легкой смерти, вдоволь истыкав шею и грудь, изрезав лицо и выколов глаза.
- Ну хватит, хватит! Парень, ты что - бешеный? - пытался урезонить его освободитель.
Камера после расправы больше напоминала бойню, а Барковский - садиста-мясника, который купался в крови и грыз мясо еще живой жертвы.
Но запал кончился и "наследника и продолжателя" затошнило. Он заблевал весь труп. Потом его трижды вывернуло в коридоре.
Освободитель терпеливо дождался пока Барковского перестанет тошнить, приказал собрать заточки, раздеться догола, обтереть лицо и руки, бросить одежду в коридоре. Потом, завернуть оружие в пакет, взять с собой и аккуратно зайти в камеру рядом с той, в которой он ждал смерти, убедившись, что он не оставляет никаких следов. Свое требование он подкрепил пистолетом, так что Барковскому осталось только подчиниться.
Убийца-освободитель нашел швабру с тряпкой и расшоркал начавшую густеть кровь по всем коридору, оставив пятачок у камеры. Он выскользнул из своего комбинезона, аккуратно стянул тканевые бахилы, причем так ловко, что умудрился ступить на чистое и не испачкаться. Сложил все окровавленное в мешок и замотал горловину. Потом, не долго думая подхватил швабру, измазал пятачок перед входом, кинул ее подальше и захлопнул дверь камеры.
Барковский с недоумением наблюдал за всеми этими странными операциями. Стоять на железном полу становилось холодно. Странный человек достал переговорник и бросил: – "Мы на месте". Стена камеры бесшумно отъехала в сторону.
В тесном проходе их ждал второй человек в маске.У его ног стояли ботинки и валялся комплект обмундирования.
- Ну как? - поинтересовался он.
- Нормально, - ответил освободитель. - Я ему репутацию на много лет вперед сделал. Теперь у мальчика кликуха будет - «Заточкин».
***
Пробуждение полковника Борисова было ужасным. Командир "ассенизатора" смутно помнил, как они прилетели, как его волокли по коридорам, как наконец оставили в покое болезненного, алкогольного сна.
От момента, когда старпом прибежал к выпускному шлюзу с перекошенным от ужаса лицом, до окончания двухнедельного разбирательства, полковник жил будто на раскаленной сковородке. Приговоренный к смерти Барковский - младший исчез из блока задержания, оставив раскромсанные трупы и вымытые кровью полы.
Розыск на корабле результатов не дал. Оба разведывательных летных отряда в полном составе тралили местность, пытаясь найти беглеца, тело, части тела, следы - хоть что-то проливающее свет на загадку. Но все было бесполезно.
Полковника Борисова жестко прессовало начальство, требуя докладов о поисках каждый час. Тот напрягал летчиков, техников, комендатуру и "особиста" с его сетью сексотов.
Потом, на корабль явилась банда дознавателей и репортеров. Журналюги с большим удовольствием снимали убогие, ржавые интерьеры корабля, залитый кровью блок задержания и уголовные рожи палубной команды.
Сомнений в том, что Барковский убил четырех человек не было. Раневые каналы, генетический материал на месте преступления и даже плохо затертая запись кошмарного момента, когда "наследник и продолжатель" с ножом оторвался на зэке, неопровержимо доказывали - сын казненного генерала пошел по очень кривой дорожке.
СМИ с удовольствием подняли себе рейтинг смакованием подробностей преступления. За этим всем забылась наметившаяся симпатия к мужественно встретившему смерть Барковскому- старшему.
Естественно "народ требовал" покарать преступника. Следователи рыли как могли. Пытались приплести даже старшего лейтенанта Иванова и самого полковника, хотя было доподлинно известно, что транспортер с командиром второго отряда сел на "ассенизаторе" через десять минут после совершения преступления. Другим офицерам также пришлось доказывать свою невиновность. Всем командирам пришлось вынести от дознавателей массу обид и несправедливых, абсурдных обвинений.
Но хуже всего стало, когда на место ничего не добившихся уголовных следователей, точно саранча, волнами налетели технические и бытовые инспекции, ревизоры - финансисты и прочая нечисть, созданная и поддерживаемая специально для таких моментов, чтобы личный состав много лет заикался, вспоминая лихую кодлу проверяльщиков. Началась большая комплексная проверка.
Комиссия не придрались только к забортному воздуху. Все остальное было безжалостно забраковано и переделывалось под бдительным взором инспекторов. Проверяющие сами толком не знали норм и правил, зато умели с апломбом разглагольствовать. Скорые на расправу недоучки поставили весь корабль на уши, заставляя делать, а потом переделывать, оттого, что даже выполненные по всем нормативам переделки оказывались нежизнеспособны в условиях престарелой железной развалюхи. Погромщиков это не смущало. Задача у них была совершенно другой.
Строчились бумаги, актировались недостатки, назначались виновные. Комиссия не давала продыху пока усталые командиры не стали посылать особо "компетентных" проверяющих по матери, а бойцы не стали откровенно "забивать" на предписанные работы.
Тогда проверяющие с чистой совестью написали представления на трибуналы, выговоры, занесения, переводы, понижения в должности. Заподозренных в попытке неисполнения приказа рядовых и офицеров разогнали куда подальше в гиблые места.
Посчитав задачу выполненной, проверяющие ушли, оставив ассенизационный корабль полностью неспособным к несению службы.
Старлея Иванова выбрали виноватым за нападение Барковского на летчиков разведотряда и сослали служить в какое-то жуткое место на ледниках. Комендантский взвод в полном составе отбыл охранять заключенных в лагеря Намиба, куда скоро приехал осужденный личный состав с "калоши".
Командир "калоши" особо не упорствовал и не вставал в непримиримую позу, помня слова своего бывшего однокашника, что есть обстоятельства, которые нужно просто перетерпеть. Полковник даже придумал фразу - утешалку: -" Барабан бьют не по злобе, а чтобы музыка играла".
За все траблы вверенного ему судна Борисова наказами более чем умеренно - скинули с погон пару звезд и нарисовали в личном деле неполное служебное соответствие.
Пресса поместила победную реляцию о приведении в порядок гнезда разложившихся подонков и убийц.