Меня изнасиловала Марика (18+)

ДИСКЛЕЙМЕР: Данный текст содержит большое количество обсценной лексики, и сцен насилия. Убедительная просьба, детям, беременным, впечатлительным натурам и лицам с неустойчивой психикой ни в коем случае не читать то, что написано ниже.

Частенько можно услышать от писателей следующее:

«Читатели тупые. Люди читают жопой. Эти дебилы не хотят читать мой роман полностью, пропускают целые абзацы, читают, суки такие, по-диагонали, а я стараюсь пишу, пытаюсь создать глубокое и сложное произведение. А этим придуркам только сюжет подавай».

Я читаю сейчас книгу Марики Становой «Смерть экзекутора». Прочитал четвертую главу и вдруг, понял, что нихуя не запомнил, что же в этой главе произошло. Ага, думаю, невнимательно читал, надо вернуться назад и заново, подробно и внимательно прочитать.

Возвращаюсь к началу и... поехали! Сейчас я возьму с балкона штыковую лопату и начну ею наотмашь хуярить. Приличным людям лучше отойти и отвернуться.

Глава 4. Геарджойя. Старые связи. Стив

Глава начинается с того, что Стив (главный герой) зашел в комнату, уселся и... В общем, все. На этом, действия заканчиваются. Дальше, примерно на пару страниц начинается так называемый «внутренний мир персонажа» и попытка автора его «раскрыть».

Придёт знакомое, почти любовное ожидание. Ничего толкового всё равно не выйдет, но он постепенно сползёт в бездну жалости к самому себе. Появится чувство, родственное предпраздничному... Вот, ещё немного, ещё несколько часов — и придёт она. Она — его единственный неизменный и постоянный друг. Его боль. И она унесёт его с собой на тёмных и надёжных крыльях, обнимающих весь его мир.

Ага, понятно. Нам рассказывают про его боль. Темные крылья боли, которые его унесут далеко, далеко... Все понятно. Красиво и образно и романтишно. Что же дальше?

Счастье так мимолётно... Радужный мотылёк счастья едва-едва накроет тебя своим прозрачным крылом, овеет скоротечной радостью и, как всегда, пролетит мимо. Вот уже нет и следа... Вместо него останется грусть. Грусть начнёт кружиться вокруг, напуская серый туман тоски, бесцветную пыль отчаяния, и тьма придёт по знакомой вытоптанной тропинке к самому сердцу. Где, уютно свернувшись тяжёлым клубком и временно втянув свои колючки, спит его боль.

Уже на этом абзаце я ощутил, что мой мозг потихонечку начинает плавиться. Внимание рассеивается, появляется желание пролистнуть этот отрывок. но нет! Ведь автор писал и старался! Нам рассказывают что-то очень и очень важное, а мы ведь честные читатели ,мы ведь не эти... Которые читают по диагонали. Надо разобраться, что же тут автор то нам рассказывает.

Счастье мимолетно.

Окей.

Радужный мотылёк счастья едва-едва накроет тебя своим прозрачным крылом, овеет скоротечной радостью и, как всегда, пролетит мимо.

Так, так так... Стоп... Что-то ничего не понятно. Радужный мотылек едва накроет тебя... Хммм... Как-то напрягает. Вроде как Стив сел, Стив ждет, когда прилетит боль на темных крыльях, и тут вдруг мотылек счастья прилетит и накроет не Стива, а тебя...

Не, ну я то понимаю, что это как-бы «поток сознания» и все такое, но вот эти перескакивания со Стива на «тебя» сбивают. Рассеивают. Усложняют восприятие текста. И снова крыло, но уже не темное, а крыло мотылька и это не крыло боли, а крыло счастья, которое мотылек. И крыло это овеет радостью... Скоротечной.

Фух... Съели вроде. Поехали дальше... Следующий абзац:

И тогда он возьмёт свой нож, идеальное оружие экзекутора. Всегда наготове. Нож притягивал совершенством простых линий и холодом металла. Он проведёт ладонью по плоскости лезвия, перейдя в этой ласке пальцем на остриё, впитает постоянную готовность вонзаться и резать, в доли мгновения перенести остроту ожидания в остроту ощущения.

Вот смотрите...

И тогда он возьмёт свой нож, идеальное оружие экзекутора.  — написано в будущем времени.

Всегда наготове. — странное короткое предложение. Настоящее время Уже режет и сбивает.

Нож притягивал совершенством простых линий и холодом металла. — Написано в прошедшем времени.

Он проведёт ладонью по плоскости лезвия, перейдя в этой ласке пальцем на остриё... — Опять написано в будущем времени.

Марика! Вот скажи, ты издеваешься? Ты специально так делаешь, чтобы людям тебя было сложнее воспринимать?

Но самое главное дальше:

Он проведёт ладонью по плоскости лезвия, перейдя в этой ласке пальцем на остриё, впитает постоянную готовность вонзаться и резать, в доли мгновения перенести остроту ожидания в остроту ощущения.

Он проведет... перейдя пальцем на остриё, впитает готовность...

А потом запятая и уточнение, готовность чего он еще впитает. То есть готовность перенести остроту ожидания в остроту ощущения.

Да блядь же! Ну нахуя так громоздить? Вот реально, проще этот абзац тупо пропустить и вообще его нахуй не читать, чем разбираться в этой замысловатой, блядской словесной конструкции!

Потом он зайдёт за кровать, закроет за собой дверь карцера и сядет в дальний угол, аккуратно положив нож рядом. И, прислонившись затылком к стене, будет ждать...

Тьма сгустится, соберётся и потечёт маленькими каплями ядовитой росы по отмирающим нервам внутрь, закрывая и отключая мир вокруг. Стечёт к сердцу и разбудит боль. Только боль никогда не бросит его. Она всегда живёт внутри, она всегда с ним, и сразу лёгкой тенью выскользнет к нему на первый, даже еле слышный зов.

Тогда он легонько проведёт ножом, самым кончиком, едва царапая, вверх по руке, от ладони к плечу. Нежная боль не торопясь отзовётся, и дрожь маленькими царапучими лапками пробежит по телу, спустится на бёдра и уляжется горячим клубком между ног, блестя кровожадными глазками. Он погладит себя клинком плашмя. Боль тихо вздохнёт в любовной истоме и, взмахнув крыльями, обнимет его в ожидании и обещании... Он закроет глаза, задержит дыхание, с тихим выдохом проведёт лезвием, и тонкий разрез осыплется кровавыми бисеринками от шеи по груди к животу... Боль широко улыбнётся, и он, замирая в любовном томлении, вонзит себе нож в живот, под рёбра. Боль сожмёт его в экстазе, прожигая горячим поцелуем до позвоночника, и он, захлебнувшись коротким вскриком, повернёт нож, разрывая себе внутренности... И боль унесёт его, скроет от мира.

Тьма сгустится. Соберет. Потечет каплями ядовитой росы. Стечёт к сердцу. Разбудит боль.

Ага, вроде пока все понятно.

Боль разбудится, но не бросит Стива. Ага, ясно.

Она живет в сердце Стива и вместо того, чтобы бросить его, легкой тенью выскользнет к нему, на первый же зов.

И после того, как она (боль) выскользнет на зов, Стивпроведет кончиком ножа по руке. И тогда, нежная боль, опять отзовется и маленькими царапучими лапками пробежит по всему телу, спустится вниз между ног у Стива и станет там блестеть маленькими глазками.

Тогда Стив погладит себя ножом плашмя и у боли появится истома, она взмахнет крыльями и обнимет Стива в ожидании и обещинии. То есть боль что-то ожидает и обещает.

И тогда Стив опять закроет глаза и опять начнет своим гребаным ножом проводить там и сям (как же заебал) тонкими бисеринками потечет кровь...

И тогда боль заулыбается и так далее и тому подобное.

Зачем я все это читаю? Вот нахрена мне это? Все эти мотыльки счастья и крылья боли в промежности? Это каким-то образом помогает мне понять внутренний мир Стива?

И затем кусок:

Прибежит Ри, соединённый сигналом системы с его биополем... Засуетится, захлопочет...

Горечь поднялась и залила язык, надавила изнутри на глаза...

И не отгонишь... Тут Ри не послушается. Не сможет. Стюард. Нянька. Надоел-то как!

Будет говорить, тюкать по нервам.

И вот снова перепрыгиваение времен: Ри прибежит, горечь поднялась, Ри послушается и будет говорить.

Не, я не тупой, и в общем-то прекрасно понимаю , о чем тут говорится, но это пиздец как тяжело читать. Просто такой текст реально тяжело усваивается. Именно стиль тяжело усваивается.

Когда я прочитал первую книгу Марики, и сказал ,что мне читалось тяжело, она самодовольно заметила, что конечно же тяжело, ведь книга содержит глубокие психологические триггеры, которые пугаю тчитателя, люди типа, не хотят читать про такие сложные темы, которые она раскрыла в своей книге. Нет, Марика, твою книгу тяжело читать не потому, что в ней какие-то там сложные темы, а потому, блядь, что у тебя приторный текст, который невозможно переваривать. Стилистически громоздкий и перегруженный.

В такие моменты мне кажется, что автор тупо издевается над читателем. У меня есть рассказ, там присутствует порнографическая сцена. Значит так:

Она ему отсосала, потом, он трахнул ее подругу, а потом ее сзади и когда он трахал ее сзади, она вошла в измененное состояние сознания и ощутила себя первобытной самкой и пережила духовный экстаз.

Короче, вся это секс-возня вместе с описанием духовных переживаний героини во время соития у меня раза в два короче и лаконичнее, чем у Марики описание отношенек Стива с болью.

Все эти темные крылья боли, затем другие крылья, но уже крылья мотылька-счастья, которое мимолетно, затем бисерные струйки боли и опять крылья боли, которая обнимается, а затем клубочком сворачивается в промежности и оттуда смотрит маленькими глазками...

Текст грузный. Тяжелый. Его легче пропускать и не читать, чем по честному вникать в эту всю белиберду. Перегруз образов, метафор, прыгание времен туда-сюда. Нихуяшеньки не понятно. А ведь это только начало четвертой главы! Там и дальше все примерно также. А глав, между прочим, 36!

Короче, я читал эту главу на природе, где не было интернета и я не мог написать свои мысли по поводу нее. Психанул, решил, что больше ни строчки не прочитаю, пока не приеду домой и не накатаю отзыв.

Надел наушники и стал слушать аудиокнигу Поля Сартра «Тошнота». Художественный роман французского философа-экзистенциалиста, у которого процентов 20 действий и процентов 80 рефлексия главного героя, его мысли, его переживания, то есть тот самый «внутренний мир». Но написано все в миллиард раз проще, понятнее, легче, не так перегружено и увлекательно слушать.

Я бы не стал все это писать, но раньше, мысли по прочитанной книге я писал Марике в личку. Делал это очень вежливо и тактично. Недавно она обозвала меня трусом, потому, что я пишу в личку, а не публично.

Ну что-ж, дорогая Марика, распишись, получи! И не путай больше вежливость с трусостью.