Как выглядят духовные плоды? Кантата "Иоанн Дамаскин"

О духовном

Духовность всегда связана с Творцом, с Отцом. Узкий путь между жизнью вечной и вечной погибелью. Вне этой зыбкой тропинки между двумя метафизическими безднами — духовности не существует.

Иначе — это всего лишь то, о чем трещат разноголосые, предприимчивые «коучи», теша самолюбие тех, кто падок на самоутешение и самоублажение: психология, аутотренинг, дрессировка психики для того, чтобы получше приспособиться к лукавому миру, не изменив себя, не исцелив душу. Подобие «духовности», иллюзия, внушенная лукавым, играющем на человеческой гордыне. Жизнь души, самонадеянно поставленной в центр воображаемого мира. Уровень культуры, список знаний, груда трескучих убеждений. Набор самомнений, понравившихся чьих-то цитат...
Культурные аксессуары нашего эго, отобранные из окружающего мира по принципу удобства, украшательства душевной жизни. Нематериальная мишура, превращённая нами в подобие идола.
Часто в порывах самообольщения это называют «Богом в душе», или — «верой в Нечто Высшее»«, в некий «Космический Разум» и т. п.
Слегка приправленный мистикой, облагороженный, гальванизированный воодушевлением, светский гуманизм. И это — всё...

Люди, чья жизнь соприкасается с духовностью, о духовности не говорят, и никого не учат «духовной жизни». Они учат каким-то простым вещам, казалось бы, не имеющим отношения к «горним мирам» и «воспарениям духа». Молчанию, терпению, смирению, прощению, заботе о другом, умению не мелочиться, не мстить, не гневаться, не завидовать, помнить всегда о том, что все люди — грешны, и ты — ничем не лучше других. Радости, благодарности, совестливости, прощению, бережности, снисходительности к чужим ошибкам, взыскательности — к собственным. Милосердности...
О благодати не рассказывают, потому что — невозможно, наверное, объяснить это ни словом, ни логикой, ни толкованием смыслов. Лишь — передать, бесконечно отражая это невидимое, бесплотное сияние в слове, чувстве, логике, в звуках, образах, смыслах...

P.S.

Иду в неведомый мне путь,

Иду меж страха и надежды;

Мой взор угас, остыла грудь,

Не внемлет слух, сомкнуты вежды;

Лежу безгласен, недвижим,

Не слышу братского рыданья,

И от кадила синий дым

Не мне струит благоуханье.

Но вечным сном пока я сплю,

Моя любовь не умирает.

И ею, братья, вас молю,

Да каждый к Господу взывает:

Господь! В тот день, когда труба

Вострубит мира преставленье,

Прими усопшего раба

В Твои блаженные селенья.

отрывок из поэмы А. К. Толстого (1817–1875) «Иоанн Дамаскин»

Услышал и не смог выбросить из головы эту музыку. Тот случай, когда в ней сказано меньше, чем не сказано. Но именно то, что не сказано, делает всё произведение — вечным, великим, по-настоящему духовным.

Потом узнал, сколько скрыто драматических событий в ней, за кадром, сколько потрясений душевных и страданий, сколько невидимых связей в этом сочинении — и с личностями Иоанна Дамаскина, и обоих графов Толстых, и с личностью Танеева, и как удивительно переплетены жизни этих людей — на глубоко личном, трагическом уровне. И с романом «Анна Каренина», и с повестью «Крейцерова соната», и с историей русского искусства.

Огромный сгусток энергии, ненависти, любви, покаяния...

Всё это таинственным образом переплавляется в духовный опыт, и невозможно его описать, расчленить, проанализировать, и уж тем более — научить этому. Можно только пережить, выжить, и если повезёт — передать в виде некоего нематериального сокровища. Духовного плода — воплощения духовного опыта в материальном мире. Общего плода, завязавшегося и возросшего благодаря переплетению судеб всех этих людей. Итога всего пережитого ими всеми.
Духовная жизнь всегда рождает плоды. Истинный дух не бывает бесплодным никогда.

И вот всё вдруг чудесным образом сошлось здесь — в стихах, в музыке — и живёт, существует, светится до сих пор. Как боль и свет, любовь и печаль. Как прощание и прощение. Всё, что они подарили друг другу на земле.

Но ни судьбу Святого Иоанна Дамаскина, ни драму взаимоотношений семьи Толстых и Сергея Танеева пересказывать не буду. Потому что это творение человеческого духа — прекрасно само по себе, без чьих-либо мемуаров и жизненных обстоятельств, предшествующих появлению этого шедевра — одухотворённой, совершенной гармонии, сотворённой людьми.

С. Танеев. Иоанн_Дамаскин. Отрывок из кантаты

Adagio ma non troppo

Russian National Orchestra, Mikhail Pletnev, The Moscow State Chamber Choir, Vladimir Minin

Сергей Танеев (1856–1915) Иоанн Дамаскин, соч.1 (1874), кантата для хора и оркестра (на слова Алексея Константиновича Толстого) Первая часть.

Видеомонтаж - П. Фрагорийский