Издержки бессмертия

ВИИР - Владимирский институт исторической реконструкции занят сбором информации для восстановления Мертвого города. Официальная задача - восстановить древнюю столицу с точностью до последнего вазона и трещинки в асфальте. Для этого охотники за памятью ищут тех, кто когда-то воплощался в этом месте и собирают крупицы данных о погибшем мегаполисе. Максиму Величко однажды повезло.

собственно текст

Практически все данные, из тех, что были приняты в обзорной сессии, содержали легко читаемую информацию, относящуюся к Мертвому Городу в период предшествующий старинной катастрофе перенаселения.

На экране замелькали картинки давно прошедшей жизни: улицы и площади, здания и тротуары, столбы, деревья, крыши, интерьеры квартир и общественных помещений. Историк даже подумал, что данные сняты большим считывателем, таким четким было изображение, практически без неизбежного в этом случае тумана, скрадывающего контуры предметов и мелкие детали.

Даже при беглом просмотре стало ясно, что Максим случайно вытянул счастливый билет в лотерее ВИИРовских охотников, найдя потрясающе богатый источник воспоминаний.

Его удача звалась Ирина. Она воплощалась там 4 раза за 2 последних столетия жизни Мертвого Города. К тому же она была в одной из инкарнаций маститым архитектором, а в другой художницей, которая специализировалась по городским пейзажам.

Ее профессиональная зрительная память обладала такой цепкостью, что пережила прежние тела и досталась в наследство новой личности.

Отказаться от такого подарка судьбы было нельзя, принять – тоже. Максим понимал, что помойная любовница Толика при всей ее красоте и сексуальности, просто несчастная, больная на всю голову женщина. Помимо своих психомедицинских диагнозов, она просто была истерична, взбалмошна и настроена портить жизнь мужчинам в лучших традициях городских столичных пролетарок последнего века доисторического периода. Теперь, после того, как Максим имел неосторожность с ней переспать, она заставит заплатить по самой высокой таксе за каждую картинку из прошлого…

Максим засобирался домой, думая, что скажет Маре о причине сверхурочных посиделок на работе. Он совершенно не беспокоился, что кошка останется голодной, автоматика дома работала нормально. Максима мучила совесть. Его любимица чувствовала себя совсем заброшенной в связи с участившимися командировками хозяина.

Историк выключил компьютеры и дезактивировал связь с суперкомпом института, думая о вечере в своем большом, теплом доме в обществе грациозной серой красавицы.

Максим опустился вниз, отметил карточку доступа и погрузился в застывший на морозе «Корсар».

Он разместился в тесноватом салоне, ограниченном спереди сборкой из 4 реакторов повышенной мощности, а сзади маршевыми моторами от армейского десантного люггера.

Именно на этой новомодной машине, способной развить 20 скоростей звука в стратосфере и совершать недолгие переходы в открытом космосе, Максим пару раз в неделю наведывался к своей любовнице на побережье Флориды, занимаясь по 4 – 5 часов постельной акробатикой.

Коллеги находили этот аппарат непрактичным, предпочитая иметь лодьи с большим салоном, куда грузили кучи всякого нужного и ненужного. У некоторых были даже колесные мобили – средство передвижения оригиналов и маразматиков.

Максиму приходило в голову, что и его самого считают мальчишкой, пижоном, стремящимся выделиться любой ценой.

Размышляя о том, как ему следует поступить с выпавшим шансом, Максим автоматически начал готовить глайдер к взлету. Поставленные в нейтральный режим двигатели быстро прогрелись. 

Максим выбрал маршрут полета, дал энергию на моторы вертикальной тяги и включил ходовые. Глайдер бесшумно ушел по параболе в небо, повинуясь записанной в автопилот программе.

До жилища Максиму нужно было лететь минут десять. Его дом находился в непроезжей глухомани к югу от Владимира.

Летом туда можно было пробраться на гусеничном вездеходе, но вот зимой наземного пути просто не существовало – снег скрывал мелкий кустарник, стволы поваленных деревьев, пни и глубокие овраги, которые легко могли стать причиной аварии.

Он гордился тем, что живет в медвежьем углу, не слыша никакого шума и не видя человеческих лиц.

Максим подумал, что вступив в законный брак с девицей Ксенией, он вынужден будет расстаться со своим лесным бунгало и переехать поближе к цивилизации, – обязанности родителя требовали иметь дом с поликлиникой, магазином и детским садиком по соседству. Максим вдруг с ужасом подумал, что будет, если у них родится такой же, какими были они с Ксенией – человек, живущий первую жизнь, неразумный младенец, которого придется всему учить?

Он даже помотал головой, отгоняя саму возможность такого.

Обычно, люди появлялись на свет в полном сознании, с памятью о прошедших жизнях. Забота об отпрыске в этом случае сводилась к минимуму – 2-3 года, которые необходимы, чтобы дух освоился в новом теле. А потом еще несколько лет, пока возрожденный человек не подтвердит возможность самостоятельной жизни.

За этими размышлениями Максим не заметил, как подлетел к цели. На браслете коммуникатора вдруг замигал сигнал тревоги. Кто-то ломился в его дом, пытался разбить стекла на террасе.

Историк подумал о тщетности таких попыток. Он давно поменял стандартный 20 миллиметровый акрил на сверхпрочную бронекерамику. Но Максим выключил автоматику и на максимальной скорости пролетел последний отрезок дистанции.

Около дома странными скачками двигалась непонятная розовая тварь. Она, то махала лапами, то прыгала взад и вперед, изображая нечто среднее между движениями медведя, застигнутого роем злобных лесных пчел и плясками доисторических обитателей Папуа Новой Гвинеи.

Периодически невиданное существо колотило отодранной от беседки штакетиной по окнам, затем падало на снег, сворачивалась в кольцо, задирало кверху голые как у страуса ноги и охватывало их шерстистыми лапами.

При этом оно орало так, что было слышно, как минимум, за километр.

Максим сначала принял его за какую-то мутантную снежную обезьяну. Он хотел было вызвать полицию, как вдруг увидел, что это человек, женщина в нелепой декоративной шубенке.

Как успел заметить историк, на ногах у нее были надеты тонкие, обтягивающие сапожки на длиннючих шпильках, а юбка едва доставала до середины бедер. Вдобавок, женщина была без шапки, спасая голову от мороза лишь собственными волосами.

Как она не дала дуба в холодном лесу, на пороге запертого дома, осталось для Максима загадкой. Смутное чувство узнавания подсказало Максиму, что это его знакомая с Гелиоса, бывшая любовница Толика по имени Ирина.

Сразу же за этим Максим понял, что с давно забытым и снова неожиданно возникшим приятелем что-то случилось. Иначе бы эта актриса погорелого театра не стала бы тут прыгать, изображая несчастную жертву, которой совершенно некуда идти.

Где-то глубоко в сознании мелькнуло лестное для Максима предположение, что он понравился Ирине как мужчина, но тутже увяло, стертое знанием этого реликтового типа женской психологии.

Максим с разворота посадил машину, подняв вал снежной пыли. Он накрыл женщину, которая перестала орать, плюхнулась на пятую точку, замерла, тихо подвывая и размазывая по лицу снег пополам со слезами.

Максим выскочил из аппарата к Ирине, которая тут же, будто обессилев, картинно откинулась на спину.

Ему ничего не осталось, как подхватить ее на руки и занести в дом.

Женщине действительно пришлось несладко. Голые коленки, прикрытые лишь тонким, прозрачным материалом чулок стали красными, как вареные раки, щеки, уши и нос заметно побелели. Еще немного, и Ирина бы обморозилась.

Максим не мешкая, стал оказывать нежданной гостье первую помощь: сбросил с нее дурацкую шубу, завернул в толстый махровый халат, растер щеки, руки и ноги. Ирина лишь жалобно постанывала и стучала зубами. Решив, что кровообращение у нее в достаточной степени восстановилось, Максим снял с Ирины те узкие и короткие куски тряпок и кожи, которые она носила в качестве одежды, и отнес ее в ванну согреваться в горячей воде.

Там он скорее из любопытства, чем по необходимости, помассировал ей плечи, ноги, грудь. Устроил голову Ирины так, чтобы она не захлебнулась.

Историк собрался на кухню – готовить ей чай с коньяком, как вдруг она мгновенно выбросила вперед руки, схватила его, притянула к себе и впилась в губы горячим, страстным поцелуем.

Такой прыти, от минуту назад умиравшей бабы, Величко не ожидал. Но поскольку его возбудило то, что он проделывал, Максим позволил Ирине почти насиловать себя.

Скоро она прыгала на нем, так, что из ванной выплескивалась вода, а от ее крика дребезжали зеркала и полки.

Мара недовольно выглядывала из-за двери, пытаясь понять смысл происходящего безобразия.

Максим трахался со своей гостьей до тех пор, пока она не выбилась из сил. Не удовлетворившись этим, он отнес в спальню и продолжил упражнения, наслаждаясь безответной покорностью партнерши.

Ирина уснула практически сразу после того, как он ее отпустил. Максим не стал ей мешать, хоть у него была к ней масса вопросов, и отправился в душ. Закончив, он перекусил и пошел в комнату для медитаций на третьем этаже в юго-западной стороне дома.

Мара не заставила себя долго ждать. Из-за косяка двери показалась серая мордочка. Убедившись, что чужой тетки в комнате нет, кошка вошла внутрь, села и стала глядеть на хозяина вопросительным взглядом. Максим позвал ее к себе на колени. Кошка заставила себя долго упрашивать, показывая, как она недовольна событиями сегодняшнего вечера, потом легко вскочила на диван и перебралась к хозяину.

Максим положил на животное руки и стал читать мантру, такой у них с Марой был заведен обычай.

Описать, что чувствует человек правильно и ритмично произносящий мантру бессмертия невозможно. Это состояние похоже одновременно на жар и на холод, на свет и на тьму одновременно. Прошлое, настоящее и будущее стягивались в точку. Оставался лишь миг, который и есть настоящая жизнь.

Максим слышал свой собственный голос, не осознавая, что эти звуки издает его собственное тело.

«ОМ ТРАЙАМБАКАМ…» – начал он в очередной раз. Вдруг Максим почувствовал какое-то движение под ладонями и увидел неприятное и опасное существо с остатками рыжей шерсти на голове.

Ужас внушали длинные, красные когти и красный, блестящий свежей кровавой влагой рот, словно эта самка, пахнущая призывными ферромонами, только что терзала и грызла добычу, удовлетворяя лютый, многодневный голод.

Острые глаза моментально отсканировали ее слегка помятое лицо с остатками косметики, неприятные, пронизывающие глаза с суженными зрачками. Под гладкой кожей ходили крепкие мускулы – тварь явно собиралась броситься в драку.

В лапах зашевелились мышцы, когти вышли из подушечек, спина стала непроизвольно выгибаться, в горле возникло тихое шипение, готовое перейти в душераздирающий вопль. В голове осталась только одна мысль – защитить себя, защитить хозяина…

Максим очнулся, огляделся и увидел, что к нему идет Ирина. Мара, выгнув спину, шипела на соперницу.

– Ирина, ты не могла бы подождать, пока мы закончим? – попросил он.

Женщина хотел что-то сказать, но сдержалась, в результате чего у нее изо рта вырвался невнятный приглушенный звук, напоминающий рычание.

Она развернулась и выбежала из комнаты.

Кошка снова опустилась на колени хозяина и испытующе посмотрела ему в глаза.

– Ты думаешь, я не понимаю, что этой швабре здесь не место? Даже Ксения с ее идеей продолжить человеческий род, лучше смотрится в этом доме, – сказал Максим. – Но мне нужно, нужно это ископаемое.

Кошка отвернулась и огорченно вздохнула.

– Мы избавимся от нее. Однако придется немного потерпеть…– пообещал он Маре.

На стенных часах, мерно сменяя одна другую, плыли цифры. Была глубокая ночь. На тумбочке у кровати горела свеча. В тишине казалось, что ее свет и создает мир, очерчивая круг реального. Все, что смутно угадывалось во мраке вне его, принадлежало к иному измерению, царству теней, снов, небытия.

Со шкафа поблескивали 2 зеленых огонька. Это вместе с людьми бодрствовала Мара, – посредник между мирами, страж спокойствия и телохранитель Максима.

Она решила остаться, на случай, если хозяину потребуется помощь, хоть кошке и было неприятно, что непрошенное, неизвестно откуда пришедшее существо лежит на постели хозяина.

Мара даже дала себя погладить, чтобы убедиться, что приблудная человеческая самка ничем не больна. Теперь кошка внимательно наблюдала за происходящим, готовая кинуться в бой при первых признаках опасности, грозящей ее другу.

– Посмотри, как кошка глазами сверкает, – сказала Ирина.

– Ира, тебе бы понравилось, если бы тебя называли не по имени, а просто «теткой»? – осадил ее Максим. – Вот и Мару не называй. Она девушка умная, все понимает, только не говорит. А на тех, кто ей не нравится, Мара насылает порчу.

– Да, кошка у тебя непростая. И за себя постоять может, и защитить есть кому, – печально ответила Ирина. – А меня и сукой, и шлюхой, и как только не называли.

– Да ты что, – поразился Максим. – И кто тебя так?

– Да вот, далеко ходить не надо. Приятель твой, Толик. Он мне такие сцены устраивал, такие гадости говорил…

– Кстати о Толике, – перевел разговор Максим. – Я так и не понял, что же с ним случилось. Его Корпус Теней забрал? Или он сам помер с перепугу?

– Макс, не спрашивай меня про это, – напуская на глаза слезу, ответила Ирина, готовясь разразиться настоящими рыданиями.

– Ты подожди реветь. Объясняй все по порядку снова. Я долго слушал твой рассказ, но это все эмоции, вода. Какого черта тебя понесло к нему? Ты ведь знала, что он должен сидеть тише воды, ниже травы?

– Да, – виновато и жалобно ответила Ирина. – Но я соскучилась… Ты завел меня, разозлил и исчез. Мне хотелось снова побыть рядом с живым человеком. Пусть даже с ним. Ведь ты знаешь, у нас на Гелиосе с этим проблемы. На весь шарик людей – 29 тысяч с копейками. Даже призраков нет. Поговорить не с кем.

– И ты, устав сидеть одна без дела, решила проведать Толика?

– Да, – с виноватым и жалобным видом ответила женщина. – Я ведь не думала, что все так получится.

– А вышло так, – Максим сделал паузу, собираясь с мыслями. – Ты добралась и застала своего приятеля в непотребном виде.

– Копылов был пьян, как сапожник. При этом он пытался читать мантру. Я стала с ним говорить о своих проблемах. Мне хотелось от него немного поддержки и сочувствия. А он понес пургу про то, что я ничего не понимаю в духовном развитии. Что я просто бездушный кусок мяса, – Ирина усмехнулась. – И это он говорил мне…

– А что, Анатолий был сильно неправ? – иронически поинтересовался Максим.

– И ты туда же – с огорчением констатировала она. – Что от вас, начинающих можно ждать. Родись ты хоть раз в полной памяти, одолеваемый сожалением о незавершенных делах и потерянных близких, ты бы так не говорил.

Если бы ты хотя бы лет сто выполнял духовные практики, то понял бы, как много дает время и как много оно отнимает. Ты ведь совсем мальчишка. Ты был ребенком недавно, тебя только-только оторвали от материной сиськи. У тебя детство не выветрилось из заднего места…

Максим не ожидал, что вот еще две минуты назад депрессивно предававшаяся печали тетка пойдет в лобовую атаку, ударив по самому больному.

– Рассказал бы кто, чем я от нормального человека отличаюсь, – сказал он.

Ирина бросила на него взгляд, пытаясь понять, шутит или издевается этот странный мужчина. А если да, то над кем. Она смотрела на Максима долго, пронизывая насквозь. Наконец ее взгляд смягчился. Ирина поняла, что новый любовник действительно хочет узнать.

– А тебе никто об этом не говорил? – спросила она.

– У нас не принято обсуждать эту тему. Однако, я частенько ловлю своих знакомых на мысли, что Максим Величко совсем ребенок.

Хоть между тем этому ребенку 78 лет, у него два высших образования, тридцать лет работы в клинике для душевнобольных. Я о людях знаю все, понимаю, кто и чем дышит. Об чужих мыслях я догадываюсь раньше, чем их носитель осознает, что же пришло ему в голову. Я могу любого ввести в транс, если захочу.

– Ну, вот видишь, Макс, какой ты мальчишка, – мягко остановила его она. – А теперь послушай старую суку. В первый раз умираешь по-настоящему. Тоннель, свет в конце тоннеля, ангелы, близкие. А потом вдруг осознаешь, что все это просто иллюзия, игры…

– Подожди, это совсем не так, – возразил Максим. – Я лично видел в воспоминаниях людей нечто подобное.

– Как тебе объяснить, – Ирина задумалась на мгновение. – Понимаешь, это правда и неправда одновременно. Оно вроде бы на самом деле, но все можно прекратить в любой момент, стоит лишь захотеть. И ничего не остается. Лишь то, что хотел бы видеть. Потом, когда приходишь снова, имеешь возможность сравнить.

– Что? – напряженно поинтересовался Максим.

– Как приходить с отягощенным сознанием. Те промежутки времени, когда я была куском писающейся под себя плоти, в котором, как в тюрьме была заключена опытная, зрелая женщина, были самыми неприятными в моей жизни.

– Расскажи подробнее, – попросил Максим.

– Нет, милый мой, – мягко отказалась Ирина. – Это очень личное.

– И случайному мужику там делать нечего, – закончил за нее историк. – Но стоит ли чего-то, что ты хранишь, будто величайшую ценность?

– Ты удивительно точно схватил суть существования долгоживущих. Да, это правда. Все уже было, все снова будет, когда этого захочешь, – Ирина огорченно вздохнула, – ничего не свято. Вообще, человек после ста лет – не человек…

Недаром люди держатся группами, переходя из жизни в жизнь. Они называют это человеческими чувствами, близостью. А на самом деле – это просто неспособность установить новые отношения.

И все потому, что, прожив не одну жизнь, перемерив разные тела, понимаешь, – все в мире относительно: любовь и ненависть, доброта и злоба, прекрасное и отвратительное. Нет никаких ориентиров, никаких критериев кроме собственного желания. Но вот беда, понимание этого лишает всяких желаний. Оттого то и посмеиваются над тобой вновь рожденный, потому, что ты платишь абсолютным за относительное.

– А ты сама, Ирина? – внимательно посмотрев на нее, спросил Максим, – Разве ты не держишься за это глупое относительное? Раз ты такая умная, умудренная жизнью… Зачем это тебе?

– Понимаешь… Действительно, чувствуется многолетняя практика, – Ирина замолчала, задумалась. – Ты правильные вопросы задаешь, Максим, прямо в точку. Когда до тебя доходит относительность всего, мир раскрывается вокруг от края и до края. А ты сам делаешься маленькой, незначительной и ненужной точкой, которая просто смотрит, плавно летя в потоках восприятия.

Просто смотрит, не оценивая, не мысля, не живя. И тогда годится все, что угодно, лишь бы эту пустоту вновь сделать полной, восстановить границу.

– Иными словами…

– Мир – театр, люди – актеры.

– Это было и раньше. Эти слова принадлежат доисторическому писателю семнадцатого века от Рождества Христова. Уже тогда это было.

– Но в то время люди не переходили из жизни в жизнь, и не проводили в одном теле сотни лет. А главное, в эту пустоту вокруг могли заглянуть лишь единицы.

Самозваный пророк запретил в поте лица добывать свой хлеб, наградил долгой жизнью и дал понять основы собственной сущности. Теперь, по воле доброго Князя Цареградского, да будет он трижды славен и благословен, эта непереносимая пустота окружает тебя, стоит лишь на мгновение забыться и перестать творить никому не нужную мелкую клоунаду.

Мы все давно стали живыми трупами, которые изображают людей, чтобы не сойти с ума от осознания того, что сами давно мертвы как горячие, чувствующие, стремящиеся к чему-то существа.