Мягкая посадка. Происки врагов.

Фиг его знает, зачем, но хочу поучаствовать))) Должно быть, влияет стадный инстинкт -- все падают, и нам надо)

А ещё очень интересно "лепить" к отрывкам тематические арты. В общем, развлекаюсь, как умею)))

Очень быстро Филипп забыл, что ещё слаб после ранения и давно не ездил верхом. Он с наслаждением подставлял лицо ветру, вдыхал терпкие лесные запахи, чувствовал как своё собственное каждое движение коня — казалось, даже сердца их бились в унисон. Филипп обожал ездить быстро, так, чтобы ветер свистел в ушах, а в лицо ударяла тугая воздушная волна, заставляя жмуриться. И чтобы запах полыни горчил на губах…

Выехав на луг, он пришпорил коня и понёсся карьером так, что в ушах трубно загудел ветер.

Внезапно дорогое и удобное английское седло вдруг шевельнулось, как живое, поползло вбок, и, едва успев выдернуть ноги из стремян, Филипп кубарем полетел на землю.

Очнулся он под горестные причитания Данилы. В голове шумело, и всё тело будто булавками кололо. Филипп приподнялся и обнаружил себя лежащим в полуразметанном стогу прошлогоднего сена, почему-то не убранном вовремя крестьянами. Перед глазами всё качалось и плыло.

— Что случилось?

— Подпруга лопнула, — прекратив причитать, как только барин подал признаки жизни, деловито пояснил Данила. — Сколь разов я вам говорил, шоб не носились, как за гузно укушенный? Счастье, что в копну угодили, не то б расшиблись до смерти. Это ж чудо! Верно, ангел-хранитель вас оберёг…

И Данила размашисто перекрестился, подумал чуть и перекрестил Филиппа.

Повезло и впрямь сказочно. На полном скаку бешеным галопом он действительно разбился бы насмерть или, самое малое, стал совершенным калекой. Филипп огляделся — на весь луг виднелась одна-единственная скирда сена. Как ему удалось приземлиться именно в неё?

Пошатываясь, он поднялся. Даже учитывая сено, смягчившее падение, удар получился нешуточный. Лошадь мирно щипала траву, в нескольких шагах валялось злокозненное седло. Пока Филипп унимал пасхальный звон в ушах, Данила поймал коня и подседлал собственным седлом.

— Ах, ироды криворукие, ехиднино отродье! Чтоб вам на том свете черти полну бороду смолы напихали! Чуть барина до смерти не угробили… — бурчал он сердито, адресуясь неведомо к кому, должно быть, к английским шорникам.

Кое-как приладив на своего смирного меринка испорченное седло, Данила взгромоздился верхом, и они шагом двинулись дальше.