Дню знаний посвящается...

И снова флешмоб...  Инициатива принадлежит Александру Нетылеву: https://author.today/post/300580

Строго говоря, проассоциировать уроки фехтования с днем знаний -- это ещё постараться надо))) Самой бы мне в голову такое точно не пришло. Но раз добрые люди подсказали, отчего ж не поучаствовать. Терпите, уважаемые подписчики)))

При всей лёгкости характера де Дилье оказался чрезвычайно строгим учителем. Поблажки, даже малейшей, «школярам» не давал и гонял до седьмого пота. Молодые люди буквально падали от усталости, а Дилье был всё так же свеж и деятелен.

— Не опускайте локоть, месье, — кричал он весело. — Держите руку! Нет! Не зажимайте плечо!

— Стойка должна быть расслабленной, — учил он. — Движения мягкими, как у кошки. Не натужьте спину! Нет! Не так! Теперь вы развалились, и при внезапной атаке не успеете собраться. Вуаля! — Молниеносное, как бросок кобры, почти неуловимое глазом движение — и кончик шпаги ширкал по кожаному нагруднику. — Туше! Вы убиты, сударь!

Дилье заставлял друзей биться друг с другом по очереди, каждого с ним самим, и всех троих на него одного, причём неизменно выходил из такого поединка победителем.

Он был ловок, гибок и грациозен, напоминая юркого хищного зверька — ласку или горностая.

— Движения при фехтовании сродни движениям танца, — говорил он. — Двигайтесь легче, изящнее! Танцуйте! Сударь! Да разве так танцуют?! Вы же затопчете даму! И будьте веселы! Лучше умереть с улыбкой на лице, чем с унылой миной или, того хуже, с выражением ужаса!

На передышку француз давал не более получаса. А есть не разрешал вовсе.

— Если вам предстоит сложный поединок, поститесь — перед боем нельзя тратить силы на еду и занятия любовью, это расслабляет и мешает собраться.

Теперь Филипп уезжал из дому с рассветом, а возвращался около полуночи. Иногда и вовсе не возвращался, оставаясь ночевать у графа, поскольку не было сил не то что куда-то ехать, а даже просто раздеться. Он падал на кровать прямо в пропитанной потом рубахе и засыпа́л мгновенно, даже не чувствуя, как Данила, скорбно вздыхая, стягивал с него сапоги.

Наутро поднимался, охая и причитая на манер Данилы, и еле живой выползал к завтраку. Покрытое синяками, несмотря на кожаный нагрудник, натруженное тело болело нещадно, и Филиппу казалось, что не то что стать в позитуру, но даже просто привести себя в вертикальное положение ему не удастся.

После завтрака Дилье проводил уроки «каллиграфии» — ставил учеников в стойку и принуждал раз по двести рисовать в воздухе кончиком шпаги свой вензель. При этом должна была двигаться только кисть, а всё остальное тело оставаться неподвижным, но вместе с тем расслабленным, а не зажатым. Пожалуй, экзерсис сей был самым трудным во всём учебном процессе.

— Не вцепляйтесь в клинок, будто клещ, — твердил француз, — держите его нежно, словно даму за талию. Ваши пальцы должны обнимать, ласкать, а не сжимать.

Поначалу Филиппу казалось, что так будет вечно: встал в позитуру, десять секунд — туше. Вновь в позитуру, восемь секунд — туше. Опять в позитуру, двенадцать секунд — туше. И так до бесконечности, до шума в ушах и ряби в глазах. Туше, туше, туше…

День за днём, неделя за неделей.

Но через месяц во время очередной тренировки он вдруг обнаружил, что в состоянии продержаться против мастера почти две минуты.