Нам песня строить и жить помогает
Автор: Влада ДятловаПоучаствую и я во флешмобе про мягкую посадку. Но сначала, в виде лирического отступления, расскажу историю из своего далекого студенчества. Были мы на практике в пригородном лагере. В какой-то момент у Катьки случился некоторая напряженность в некоторых отношениях. И испытывая глубокую озабоченность создавшемся кризисом, Катька сказала:
— Прикройте меня, девки. Я туда-сюда метнусь кабанчиком. Объясню политическую ситуацию, маневры проведу.
— Та не вопрос, особенно в выходные. Но ты ж понимаешь, Катька, что маневры маневрами. А дозаправку в воздухе тогда возложим на тебя.
— Ой, ясный перец! Только ж вы меня встретьте с предпоследней электрички, а то бак с горючим тяжелый и страшно.
Да, страшно, потому что ближайшая дорога километра два по тропинке через лес. Потому и предпоследняя электричка, а последняя — в свинячий голос.
Предпоследней Катька не приехала. Мы решили — нехороший человек, маневры маневрами, а оставить коллектив вот так на выходных...
Но Катька была настоящей сестрой по оружию. Ну, затянулись маневры, но с тяжеленым рюкзаком Катька десантировалась с последней электрички. Никаких мобилок не было. Перед Катькой был темный лес с едва заметной тропинкой или в обход, по дороге, но долго и автобуса уже точно не будет. И Катька пошла через лес. Было так страшно, что Катьку мы услышали от последнего корпуса. Она пела, громко. Песню про зайцев:
А нам всё равно,
А нам всё равно,
Пусть боимся мы волка и сову.
Дело есть у нас -
В самый жуткий час
Мы волшебную
Косим трын-траву.
Мы сказали, что это было глупо. А вдруг бы какой маньяк услышал.
— Ой фсе, девки! Надо ж было как-то рюкзак донести вам. Было так страшно, что либо материться, либо петь. Я подумала, если и услышит, то с чокнутой связываться не будет. И рюкзак тяжелый, может отбилась бы. Давай успокаиваться!
Много лет прошло. Но вот когда писала сцену посадки своих героев, вспомнила Катьку — либо матерится, либо петь, а садится и «рюкзак» доставлять все равно надо.
Практически идиллия — простор, свет и цель почти достигнута. Вот сколько раз я спотыкалась на этом «почти»! Идиллия закончилась внезапно. Первой перезагрузилась и замигала отчаянными цветами посадочная карта: вся область вокруг столицы и основной космопорт — оранжевым, обозначавшим зону непосредственных боевых действий, а «Арварах-2» вообще налился густо-вишневым цветом.
— Марул меня сожри, вот это новости! — У меня уже не было ни единого шанса что-то поменять, развернуться. Только садиться. Хотя садиться на вишневое...
— Борт четырнадцать-сорок два, статус поменялся, посадка невозможна, — хрипло промямлил диспетчер.
— Я вижу, — скрипнув зубами, ответила я, — но в воздухе я кувыркнуться не могу. Я должна завершить маневр.
— Держите хоть коридор, — попросил диспетчер. Он прекрасно понимал, что теперь уже даже разверзнись подо мной Бездна, у меня нет выбора.
А то я не знаю! Не надо меня учить! Но никто никогда не пререкается с диспетчерами вслух. Даже самые обезбашенные отморозки. Дурная примета.
А чтобы цвета карты не расходились с делом, и я окончательно убедилась в серьезности всего происходящего, на окраинах столицы, среди геометрически идеального порядка желтоватых кубиков стали подниматься в воздух неряшливыми змеями столбы дыма. Главный терминал космопорта неуклюже подпрыгнул, выбросив в воздух клубы пыли, как гриб-дождевик, стал оседать неопрятной кучей. Со взлетного поля, странно вихляя, пыталась подняться небольшая яхта, но была сбита. Падала она медленно, как мотылек со смятыми крыльями, крутилась, билась в воздухе.
— Что за боггартова чешуя здесь творится?!
— Кажется, демократия на Арве зацвела и заплодоносила раньше, чем предполагалось, — философски протянула Матушка.
— Танцуем, детка!
Момент перехода на прямое управление всегда, как удар. Представьте, что вас из абсолютно темного нутра корабля внезапно выкинули с парашютом в яркое небо. «Пеструха» дернулась, но мы с ней быстро стали «держать корпус». За что люблю свою «корову», так за то, что поводья она чувствует прекрасно. Теперь я видела все вокруг очень ярко и четко. Висящего слишком близко за левым плечом патрульного, а главное — алую метку противовоздушной батареи, из которой и подбили яхту. И наводилась она теперь на нас, больше не на кого! Это ж я, глупая урискова дочь, и чернявый патрульный висели двумя жирными нетопырями в совершенно пустом небе. Я врубила связь с патрульным:
— Зед-восемь! Сейчас будет залп. Беру семнадцать-лево! — Я должна была его предупредить, мы слишком близко, опасно для маневров.
— Борт четырнадцать-сорок два! Держите коридор! — взвыл диспетчер.
Я отрубила связь с диспетчером и только тогда сказала:
— Идите на аванков хер!
Батарея расцвела оранжевым соцветием. Патрульный катер зеркально повторил мой маневр вправо. Наверное, нам крайне повезло: те, кто захватил батарею, были не очень умелы. Они пристреливались, но это недолго, мы были слишком медленными и крупными мишенями.
— Зед-восемь, передаю вам частичный доступ к информации. — Следующий залп секунд через сорок, я не буду успевать сообщать о маневрах в голосовом режиме, а так он будет видеть все в цифрах на экране. Обычная практика, когда звено выходит в боевом порядке.
— Борт четырнадцать-сорок два, примите частичный доступ. — Боковым зрением я увидела серебристую цепочку символов с его панели управления.
Ну, станцуем, кап-три, в паре!
Залп! Тут главное поймать ритм, услышать музыку и двигаться, крутить пируэты. Я напевала:
«Выходи же, Мэри, моя прекрасная дочь
Выходи же, Мэри, если можешь
Выходи же, Мэри, моя прекрасная дочь»
Мне всегда помогает. Джей очень любил эту песню — и сколько мы с ним станцевали...
Охра земли, лазурь неба, апельсиновое солнце Арвы завертелись вокруг.
Мне попался хороший партнер. С грузовым прицепом на заду нелегко, но он был гораздо крупней, однако вел танец хорошо. Да, именно вел, а я шла за пунктирной линией серебристых значков на экране, подстраиваясь под его маневры, словно он держал меня за руку. Странное, давно забытое чувство.
На четвертом залпе его все же достали — чиркнули по хвосту, но это означает потерю маневренности. Сесть он должен был, но до земли было еще долго. Я ничем не могла помочь, только хаотично вертеться, надеясь сбить прицел. А еще у меня была противометеоритная пушка. В атмосфере работающая, как дешевые чинские петарды. Зато как зрелищно! На батарее впечатлились. И на некоторое время оставили катер в покое. Они думали, я отвечаю огнем какого-то супер-оружия и кудесили прикрываясь. Мне же до слепого угла, где они не могли меня достать, оставалось совсем немного. Я напевала про Мэри, Матушка, которая у нас за стрелка, развлекалась:
— Что, беннины дети, страшно?!
Мы сели: «Пеструха» мягко на четыре лапы, на ближайшую к терминалу площадку; патрульный, чадя рулевым опереньем на хвосте, гораздо дальше, охромев на левый задний стабилизатор.
Нэй сажает свою «Пеструху» не под «зайцев», традиции не те:
А вы, уважаемые друзья, что делаете, когда «лес, страшно, а рюкзак дотащить надо»?