Младший брат

Мы переехали в дом моего приёмного отца этой весной. Я, моя мама, мой младший брат Мишка, который родился уже в их браке.

Это был хороший дом, добротный. Настоящий двухэтажный сруб. В нем были все удобства. И туалет, при чем два, и водопровод, и газ. Живи и не горюй. Даже огороженный придомовой участок был. А за ним стоял огромный лес, состоящий из кустистых елей, так плотно стоящих друг другу, что просвета не было видно между ними.

Не нравилось мне только одно.

Я ненавидел место, где стоял этот дом. Мало того, что это была какая-то безымянная деревушка, куда даже автобус, ржавый пазик, ездил один раз в день, так ещё и дом располагался на отшибе этой деревни. А ещё я ненавидел местных, вернее это они нас терпеть не могли. Мы ж для них были городскими, пользующихся всеми благами цивилизации. Ни надо вставать рано и идти кормить коз или доить коров, копать огород или переться в поле и убирать сено, ну или, что там ещё делают деревенские.

А ещё у нас с братом не было друзей. Вернее были, но они остались в городе, из которого мы переехали. А здесь с нами никто не дружил. И не потому, что у меня был айфон 10Х,а у брата 11й proMax. А потому что младший брат Мишка был инвалидом с рождения. Он не мог ходить и передвигался в инвалидной коляске. Что-там связанное с атрофией мышц на ногах. Отчим купил ему самую совершенную коляску, управляемую специальным джойстиком управлять, как на плейстейшане,чтобы брат не чувствовал себя убогим.

Только деревенская ребятня все равно видели в Мишке урода. Для них он так и оставался ущербным, обзывали его калекой. Когда видели, как он катится к ним на встречу, всегда убегали, а могли и даже мусором с камнями закидать.

Я всегда защищал своего братишку, никому не позволял его обижать. Из-за чего мы с ним часто оказывались у местного участкового. И меня всегда считали зачинщиком, а когда мы с Мишкой, перебивая друг друга, пытались объяснить из-за чего у обидчиков были выбиты зубы, отчим лишь отвечал младшему брату, чтобы тот не переживал и скоро все закончится.

Что закончится? Когда закончится? Мишка, что встанет с коляски и пойдёт? На эти вопросы отчим загадочно улыбался и говорил, что всему свое время.

Только лес мы могли считать своим другом. Он принимал нас, мы не переживали, что заблудимся в нем. Лес всегда слышал нас, показывая нам скрытые в траве тропинки, а мы в ответ не жгли в нем костры и не ломали ветки на деревьях. И брат менялся в его чаще, словно не было ненавистной коляски. Только в нем я слышал его радостный смех, а птицы подхватывали его хохот своим щебетанием.

Но сегодня все поменялось. Я пришёл домой из проклятой школы. Как всегда со стесаными костяшками на кулаках и разбитой губой.

Дома никого не было. От слова совсем. Даже брата. Я за беспокоится. Мишка никогда не покидал дом в одиночестве. Конечно тут были оборудованы и пандусы на обоих крыльца, и подъёмные лифты, чтобы брат мог чувствовать себя не ущемленным. Но чтобы Мишка самолично ушёл куда-то, это было подозрительно. Я, бросив рюкзак у входной двери, бродил по дому, зовя его и с ужасом обнаружил, что задняя дверь открыта на распашку. Неужели он сам покинул дом или, может, его заставили убежать из него.

Я метнулся за братом. На внутреннем дворе он отсутствовал. С ужасом уставился на шумящий на ветру лес.

Действительно, узкие колеса его коляски оставляли две узкие дорожки на мягкой и влажной весенней земле.  Господи, что могло заставить Мишку пойти в лес в одиночестве? Моё сердце отчаянно колотилось от переживания, дыхание перехватывало, я почти задыхался.

Он укатился слишком далеко, я уже не видел нашего дома из-за плотно стоящих  елей. А вдруг колесо его коляски наехало на большой камень и он опрокинулся? Лежит сейчас беспомощный и не может встать. Или ещё хуже свалился в какой-нибудь овраг, их тут огромное множество, и свернул шею.

Эти мысли сменились другими.  Неужели местная шпана пробрались каким-то образом в дом, ведь они не раз обещали это сделать, и чтобы защититься Мишка укатил в лес.

Господи, что за глупые мысли?!

Я бежал в глубь чащи, уже неказавшейся мне таким гостеприимным, как раньше. Деревья нависали надо мной, как угрюмые великаны, из-за широких ветвей не видел даже неба и солнца. Вокруг стояла тягучая тишина, словно сметана, что покупает мама у соседки. Но следы вели меня все глубже и глубже.

И представьте мою радость, когда я наконец увидел спинку инвалидной коляски впереди, даже от радости закричал. Однако счастье моё было не долгим, потому что в ней никто не сидел. Мало того от неё вели вперёд следы босых ног человека. Нет, это не может быть. Мишка не ходит с рождения. Он не мог просто так встать и пойти. Но отпечатки босых ног говорили о другом.

Делать нечего и я пошёл по ним,все больше задумываясь над происходящим. Мне б следовало побеждать домой, позвать на помощь, но любопытство и радость охватывали меня все сильнее и сильнее.

Но все эти чувства сменились страхом. Потому что пальцы на следах с каждым шагом становились все длиннее и длиннее, а в один момент, я даже заметить не успел,  они закруглись и стали оставлять в земле округлые отверстия, будто когти.

Мне стало очень страшно, зубы выбивали трель, пальцы тряслись. Мой разум отказывался воспринимать происходящее.

И я не заметил косматую ветку, неожиданно хлестнувшую меня по лицу. Я смачно приземлился во влажную траву, угодив рукой в лужу.

Сверху послышалось рычание, и я увидел как косматое существо, хлопая широкими кожистыми крыльями медленно опускается ко мне.

-Не бойся, братик, - прошипело оно, приземлившись рядом со мной, - Теперь все будет хорошо, как и обещал папа.