О классиках литературы, настоящих и будущих

Обсуждали в комментариях классиков и их мнимое (моя точка зрения) противостояние с коммерческой литературой. Начиналось это так:

«Кх... какое отношение деньги и слава имеют к званию классика? Имхо, по нынешним временам деньги как-раз таки идут на развлекательную литературу.»

Мой ответ сводился к тому, что не имея широкого признания в читательской среде классиком не стать. Но это не совсем конструктивный подход. Гораздо важнее, вероятно, понять: откуда вообще берутся классики и как они это делают?

Далее, во избежание холиваров, приводятся мои личные оценочные суждения. И мои пожелания к потенциальному классику — не более чем то, что лично я хотел бы видеть в его произведениях как читатель.

Вот я вчера поискал определение классика, нашёл только для классических произведений, а не для авторов. Логично, в общем. Классическое произведение — признанный эталон жанра.

Допустим, мы хотим написать то, что может быть признано эталоном. И надо, чтобы об этом массово узнали и таки эталоном признали (а то придётся довольствоваться комической ролью непризнанного гения). И обе части обязательные. Но если со второй (понравиться массам) понятно, и ей даже учат как цели самостоятельной и самодостаточной, плюс она нужна даже если ты не станешь классиком (кушать-то хочется), то как быть с первой? Как написать эталон? И как делая второе не потерять первое?

Если упростить — то исходя из определения следует открыть новый (или перспективный, но без общепризнанного эталона) жанр. По здравом размышлении — кроме этого желательно придумать и проработать идею сюжета, которая будет интересна читателям: чтобы хотели знать, чем это закончится, или, хотя бы, как именно. Дать героям характер, ключевые черты которого достойны уважения. Придумать конечную цель, дойдя до которой читатель скажет: «Это было не зря». Опционально, с превеликой осторожностью — философские идеи и концепции, но не сферические в вакууме, а в практическом, пусть и умозрительно, применении. И остаться одним из немногих первооткрывателей в какой-либо из определяющих категорий.

Я предлагаю рассмотреть этот подход на конкретном примере. Даниэль Дефо, история про Робинзона Крузо. Впервые опубликовано более трёхсот лет назад. Почему выбран именно этот автор — надеюсь, увидите ниже.

История Робинзона крузо, по сути, стала вдохновляющей классикой жанра. Здесь есть множество очевидных читателю целей: экзистенциальная (выжить), качественная (обеспечить быт), социальная (взаимодействие с враждебно настроенными местными индейцами), стратегическая (свалить уже из этого прекрасного места). Характер героя в течение первой книги раскрывается по большей части с тех сторон, которые вызывают уважение: умение победить уныние, адекватный оптимизм, находчивость (смог построить свой быт без интернета, ха-ха), умение ставить цели и добиваться их.

А ведь это авантюрный, развлекательный жанр. Более того, он писал про попаданца! И роялями в кустах далеко не брезговал, насылая временами разбитые корабли.

И на таких вот попсовых закидонах стал классиком. Подлец.

А теперь перейдём ко второй части мерлезонского балета.

Вы читали вторую часть истории Робинзона? Полюбили ли Вы её? Стала ли она классикой (нет)? Что же случилось с автором и его творчеством?

«Я стал взрослым. Я стал скучным» Крош из Смешариков.

Возможно, Дефо попытался Выйти из несерьёзного развлекательного жанра, и написать настоящее, серьёзное произведение с вполне определённым посылом. Но это не точно. Сровершенно точно, если я ещё не разучился видеть смыслы, он хотел показать читатель некоторые морально-нравственные ориентиры.

Вторая часть, кстати, тоже была не чужда экспериментов. Я вообще считаю её попыткой в социальную фантастику. Правда, в классиках этого жанра, каким он был на тот момент, давно и прочно застолбились древние греки.

Дефо, безусловно, принял адекватные меры к реновации жанра, тем более, что не заменить нравственно-религиозную основу он не мог — чисто пацаны бы не поняли. Но отнюдь не этим был обусловлен провал новой книги. Субъективно — главгерой зазвездился и стал так себе человечком. Честно говоря, отдельные моменты этих черт характера мелькали ещё в первой книге, поэтому обвинить автора в нарушении целостности образа главгероя нельзя, и его (характера) развитие реально настолько, что это даже пугает. Робинзона можно понять. Но полюбить его таким… Не полюбили, в массе — так точно не полюбили. Ну и авантюрный надрыв пропал, зато занудство вылезло. Или про занудство мне показалось?

Робинзон действительно почувствовал себя царьком горы, и людьми на тот момент он распоряжался без оглядки, как ресурсом для своих продуманных на досуге социальных экспериментов. Помните, незадолго до вызволения с острова он отправил посольство к индейцам? Когда Робинзон уплывал, они ещё не вернулись.

А тут ему выскочил шанс проверить на практике свои рассуждения о нравственном развитии в рамках обособленного социума. И вот он думает о том, что преступников надо не просто кинуть, а перевоспитать. А тут такая оказия: оставить можно не только плохих, но и хороших, которые просто не успели на поезд: «Ща, я научу их всех, как надо жить, быстро сплаваю до дома и может быть когда нибудь вернусь».  Если не читали вторую книгу, просто представьте себе, как те послы вернулись из похода — а на острове одни бандиты остались. С инструкциями по самоперевоспитанию, ага. Сидят и мечтают.

И лично у меня после такого начала Робинзон потерял всяческое уважение. Честно, по прошествии лет так пятнадцати я даже не помню, что у него получилось, а что нет, и правильные ли (и какие вообще) идеи он хотел развить в созданном им мирке. Лично для меня то, что вторая книга не зашла, обусловлено полной потерей интереса к личности главного героя.

Там была плюс-минус современная популярная идея. Цель была. Средства были (правда, людей из числа средств никто не спрашивал). Серьёзность была! Вот только главный двигатель и главный же бенефициар, прямо скажем, спрыгнул с паровоза, держа в уме очень ограниченно влиять на события со стороны. Как та кляча, которая на скачках «не шмогла». И всё. Не классика. Помнят лишь как диковинку, относящуюся к первой части. 

Похоже, что классический потенциал убивает всё же далеко не только и не столько следование коммерческим интересам.

Так надо ли, мечтая стать классиком, писать сугубо серьёзные вещи, избегать развлекательных жанров и бояться понравиться публике? Судя по контрпримеру, нет. Но надо дать читателю нечто большее, чем просто хорошая книга. Большее даже, чем очень хорошая книга. Зацепить, чтобы не отпустило. Хоть в чём-то, но дать нечто особенное, чтобы запомнилось, чтобы читатель захотел поделиться.

В идеале нужен эксперимент, который завершится успехом. Без эксперимента же… С одной стороны, места классиков там, скорее всего, заняты. С другой — это совсем не значит, что нам туда не надо.

Надо ли избегать массовых продуктов? Тоже нет. Прежде чем научиться писать гениальную музыку, ученику следует сначала зубрить гаммы и этюды, и лишь затем пытаться воссоздать что-то похожее, но по-своему. А имея понимание и навык, добавить свою, особенную изюминку будет куда как проще. В литературе ведь так же, не правда ли? Типовой процесс всегда готов дать возможности набить руку и наработать опыт в относительно безопасной среде. Проторенные тропы не сделают Вас классиком, но дадут полезные навыки и поддержат штаны. Это может дать крепкую основу, на которой может проявиться нечто уникальное.

Надо ли бояться что нацеленность на массового потребителя выпьет мозг и высосет душу? Ну... Каждому своё. Опасность, вероятно, существует. Кто-то боится, кто-то преодолевает, кому-то «дайте две».

А к чему сто́ит стремиться, так к тому, чтобы выйти за рамки обыденности. При этом не обязательно строить всё с нуля. За рамки ведь можно выходить так, чтобы всё-таки оставить лучшее из наработанных практик — бочко́м высунуться, крылышком, ещё какой частью тела, не теряя при этом надёжной опоры. И творчество тогда и непередаваемыми красками, заиграет, и людей не отпугнёт Революцию и неограниченный полёт мысли, конечно, тоже можно попробовать, но тогда даже в случае успеха Вы можете не дожить до признания — всё-таки умы совершенствуются медленно. Незнайка-музыкант не даст соврать.