Одно из любимых мест философского плана, 12 книга

–Будущее звучит, словно колокол с двумя языками – дернешь за один, и звук изменится... но дергать тигра за усы безопаснее,  – она словно бы читала, синхронно переводя, одну из тех книг, что были написаны иероглифами. – Я слышу его звон до того, как он изменится, и отучаю себя чувствовать его смысл. 

–И не дергаете? – самообладание к Нику вернулось. – Я так понимаю, если совсем ничего не трогать, не будет и звона...

–Тишина... заманчивый конец, – Мейлстром подтянулась и села на край крышки, теперь ее лицо находилось на одном уровне с глазами Лары. – Не для меня, но есть те, кто жаждет финала. Он просто для всех окажется разным, и никто не получит того, что хотел. Надежда на счастливый сюжет – это для тех, кто прямолинеен, как молния... но даже молнии изгибаются. Ты зря думаешь, что я столкнула первую костяшку домино, – ее взгляд стал на секунду острым, как лезвие с лазерной заточкой. – Все дело в свободе выбора, понимаешь? Думать или нет – это тоже выбор, принимать ли иронию Хаоса за чистую монету, противиться ли его подсказкам, сознавать ли, что советует он, как добиться исполнения твоих собственных желаний... правда, только тогда, когда ты искренне хочешь следовать его пути. Это призрак выбора, но он есть... как у цветка вишни есть шанс превратиться в виноградинку, хотя бы в мечтах. 

–Он у тебя не учился чушь нести? – Ник сжал кулаки и сделал каменное лицо. Впрочем, оно имело все шансы перетечь в морду кирпичом. 

–Лайтин никогда ничему не учился. Он просто был волонтером в каждом своем черном деле. Соблазна написать историю под себя любимого никто преодолеть не может, знаешь? А там уже кому как – кто согласен на счастливый конец, кто не мыслит себя без участия в общественной жизни, кому кажется, что первое без второго – пошлость... Придумать себе условность и потом перенести ее на жизнь всех вокруг – как это мило... Только кончается все здесь, понимаешь? В месте, где не ступала нога истинного – или в месте, куда нога последнего из них ступила первой. Выбор теперь огромен.

–Насчет свободы выбирать себе дурдом я уже понял, – да, а терпения здесь  у кого-то  приличное количество... С другой стороны, он Мэлис вынести может, причем не в том смысле, в котором по отношению к ней все двери слишком узкие. – И где гарантия, что в нашем санитарами однажды не станут первые?

–Станут... если прекратят бояться неизвестности и позволят домыслить себя до конца, в новом ключе, – при всей своей небольшой длине пряди не лежали ровно, загибаясь слегка, словно над головой бушевал невидимый смерч. – Если всю жизнь готовиться к тому, что однажды устанешь жить, то обязательно дождешься, а если готовиться к подвигу – станешь таким героем, что кому другому на твоем месте было бы стыдно за пафос и упущенные возможности. Я звонила в колокол – и за это расплатились мои дети. Ты тоже дернул его за язык, чтобы исполнилось твое желание, так кричал, что целый мир согласился с тобой – и теперь языки стучат друг о друга, не трогая стенки.

Рука Мейлстром быстро, словно кобра, рванулась вперед и схватила Ника за запястье, на котором мерцал кристалл. И голубоватая звездочка вспыхнула, точно соглашаясь с ее словами.

–Я не кричал, – самоуверенность всегда слетает быстро и крупными хлопьями, даже если держится до последнего. Но неопровержимое, если понять главное, доказательство болталось на своем шнурке. В сияющей глубине пульсировало темное пятно, похожее на каплю крови, падающую сквозь небо. 

–Кого пытаешься обмануть? – Мейлстром отпустила его руку. Лара сам продолжал держать ее так, чтобы кристалл висел напротив глаз. – Ты весь ход истории сломал под себя, так хотел стать избранным – и даже был доволен какое-то время... Соглашусь, из любви еще и не такие глупости делают. А уж из желания доказать миру, какой ты особенный... Все особенные, каждый по-своему. Но когда просишь, чтобы у каждого был шанс пронестись метеором, все заканчивается грандиозным хаем с делением на две-три стороны. Ты еще честно попросил, для себя, за всех не решал. А что костяшки иначе рассыпались и не тех придавили – так ты ничего не считал, и обвинять тебя не в чем.

Своих, взятых с собой знаний не хватало, но тут и по верхам пройтись достаточно, чтобы понять, как резонирует реальность в такт желанию одного демона, кровью связанного с ней. И, похоже, резонанс этот может толкнуть под руку пророка, отчаянно ищущего способ сбежать от неизбежного, заставив вписать в свои схемы непредвиденную развилку. С одной стороны, теперь у Лайтина есть шанс попробовать каши по собственному рецепту, с другой... да, пожалуй, сестренке этого знать не стоит. Потому что она среди тех, кого придавило и втравило в ситуацию на странных правах и по странным правилам. И доказанная привычка к такому положению – еще не повод думать, что Мэлис его любит.

–Ты знал, что у тебя получится, вот и все, – добавила пророчица, выдержав паузу. – И не грусти о том, что истории имеют свойство заканчиваться. Хуже то, что они вообще начинаются. Что кому-то кажется, будто время обязано быть интересным. Он подумал о тех, кто будет изучать это время по книгам, но не о тех, кому этим временем жить.

–Поэтому «в век перемен все вернется на круги своя»? – Ник произнес это как цитату. Руку он уже опустил и, похоже, отчасти переварил неожиданное для себя заявление Мейлстром. Возможно, сейчас Лара даже считал себя получающим этот ушат ясновидческого маразма за дело. – Потому что вы одумались и хотите вернуть то, что отвергли в юности?