Олдос Хаксли"О, дивный новый мир"

Есть книги, которые перечитываешь. С Хаксли я первый раз познакомилась в двадцать с небольшим лет. Было время, когда на наш отечественный рынок внезапно в начале девяностых хлынула волна зарубежной фантастики. Издавали все подряд. Среди гор мусора (один знакомый торговец как-то раз вспомнил с ностальгией: "А помнишь, мы Майкла Муркока считали шедевром!") попадались и настоящие жемчужины. Хаксли был одним из них...

Итак, я прочла его дважды. В студенческие годы и вот сейчас. Говорят, в одну реку нельзя войти дважды. Правильно говорят. Первый раз был не только другой перевод. Первый раз я видела в этой книге... да почти ничего не видела,кроме интересного сюжета - антиутопии. Просто потрясшая меня картина, которая запомнилась именно грандиозностью. А вот сейчас, при повторном прочтении стали проступать отдельные персонажи. И знаете, кого я назову первым?

Гельмгольц Уотсон. 

Писатель. 

Не сочинитель каких-то рифмованных строк, читающий лекции таким же как он сочинителям, а тот самый яркий, самобытный талант, который "далеко пойдет". Талант, который долго зрел, дремал под спудом всякой мелочи и словесного мусора и внезапно расправил крылья. Встреча с Дикарем, с тем, что меняло привычные рамки, наконец-то позволила Гельмгольцу по-новому взглянуть на себя. На память пришли не менее пронзительные строки Гумилева:

Как некогда, в разросшихся хвощах

ревела от сознания бессилья

тварь скользкая, почуя на плечах

еще не появившиеся крылья...

И Гельмгольц почуял эти крылья. И родился Писатель. Настоящий. Тот, который хочет писать то, о чем болит душа. То, что могут не понять и не принять в обществе, не приученном думать и чувствовать, вернее, что не могут понять и принять в таком обществе. Но, как выяснилось, гению это не главное. Гению надо дать шанс выразить себя. И Гельмгольц спокойно, деловито, как на работу, уходит в ссылку на острова. Потому что понимает, что "мы пишем, а сказать-то нечего". И даже нарочно просит дать ему ссылку на острове, где "климат крутой и скверный... Я думаю, что в суровом климате будет лучше писаться".

И уходит. Работать. Писать. Жить. 

А теперь вспомним недавно поднятый интернетом (и даже здесь, на АТ) крик и срач по поводу "новых тенденций", озвученных на конференции ЭКСМО. И посчитаем, сколько среди нас Гельмгольцев.

У меня все. Про остальное не пишу. В этой книге каждый читатель должен найти что-то свое. Только, если позволите, напоследок цитата от Мустафы Монка, одного из персонажей: "Но, поскольку законы устанавливаю я, то я могу и нарушать их. Причем безнаказанно". 

Ничего не напоминает?