Диалог из недописанного. Флэшмоб

Еще один интересный флэшмоб - неопубликованные диалоги  https://author.today/post/303691

Кому с пылу, с жару из недописанной книги? "Лета Триглава" называется, а вот пожалте и эпизодец-с.

Примечание: Мехра и Гаддаш - местные богини, Сварг - бог.

Настал травень с его ревущими грозами, с цветеньем садов и мавкиными песнями. Собирались зеленоволосые в запрудах да под мостками, аукались, качались на серебряных цепях. Месяц-ладья опустился ниже, рожками поддевал червенские купола, щекотал брюшки дремлющим на крышах котам. От речки-Гузицы тянуло сладкой осокой, и Даньша ловил огромных, в локоть длиной, карпов, пока Беса, болтая босыми ногами над запрудой, старательно вырезала из дерева птицу.

– Красивые же у тебя игрушки выходят, – сказал Даньша, и Беса зарделась от похвалы.

– Тятка научил, – призналась. – Когда не пил, то всяко со мной занимался, сам игрушки стругал, и меня выучил. Знаешь, какие я домовины в Поворове делала? У! Сама Мехра любовалась! 

– Не боишься, что зло на тебя затаила? 

Беса мотнула головой.

– Не, я ведь ей ленты да пуговицы подарила, а в последний раз, помнишь, яблоньку у ворот посадила. Будет теперь тропинка белым цветом устлана, белый да черный Мехра любит. А что Гаддаш жертвуете?

– По-разному случается. Когда чарку медовухи подносим, когда обрезки ногтей.

– Ногтей?!

– Угу, – щербато улыбнулся Даньша. – Гнездо у Гаддаш из ногтей, человечьих зубов и слюны. Каждую яру обновляет, чтобы отложить яйца.

– А кто из яиц получается?

– Жабы да пчелы. Жабы дождь созывают, пчелы Сваржье око несут. Видела, как по золотым лучам из-за края земного светило встает? То пчелы тропинки прокладывают, чтобы Сваржьему оку легче было на небесный шатер забираться. А из жабьей желчи и из красных грибов у нас знаешь, какую брагу варят? Кто пробовал, говорил, сразу трех богов видел.

Оба покатились со смеху. Из-под мостков на веселье вынырнула любопытная зеленая голова, повела выпуклыми бельмами, плеснула перепончатыми ладошками и скрылась.

– В прошлый травень Бранко, сосед мой, мавку за хвост поймал, – поделился Даньша. 

– Они ведь юркие! Как сумел?

– Да Гаддаш знает! Может, и сбрехнул. Но говорил, что не скользкая вовсе, а будто даже теплая и гладкая. Продержал ее в сарае ночь, а как Сваржье око взошло, стала она пищать да проситься обратно в Гузицу. Печет, мол, оком, высохнет да расползется жижей. Бранко ее пожалел да обратно в речку бросил. С тех пор плавает точно ерш, любую речку переплывет, даже самую буйную. Заговоренный. Я бы тоже заговор хотел. Только не на воду, а на огонь.

– Зачем это? – полюбопытствовала Беса.

– А никому не расскажешь?

– Не.

Даньша придвинулся, заглядывая в глаза:

– Хочу в дружину податься. Лучше к князю, а там, как повезет. 

– Как в дружину? – удивилась Беса. – А кожевенное дело?

– Брошу, – уверенно ответил Даньша. – Я уже со страдницы решил Сваргу жертвовать.

– А разве волхвы разрешат?

– Я и спрашивать не стану. В следующую кресу сбегу в Китеж-град, и будь, что будет.

Замолчали. Беса продолжила вырезать птице хвост, а Даньша, кажется, пожалел, что открылся. Пыхтел, дергал удилище, поругивался под нос.

– Зацепилось, что ли. А ну-ка!

Привстал, потянул леску, и та – дзень! – да и оборвалась посередине. Даньша повалился на пятки, а по воде только круги пошли. Беса расхохоталась.

– Мавки шалят, будь не ладны! – с досадой плюнул Даньша, погрозил воде кулаком. – Ух, я тебе! Тоже за хвост поймаю, в сарай посажу и не выпущу!

– Подохнет ведь, – пожалела Беса.

– Расплодились, шагу ни ступить, – досадовал Даньша. Поднялся, потирая ушибленный зад. – Хорс говорил, раньше такой пакости не было. Мол, случилось что-то, в люде червоточина завелась, а от той червоточины полезли чуда да навьи.

– Он-то откуда знает? 

– Он много чего знает. Про богов, про небесный шатер, про хрустальный терем, где спит бог над богами, и если его разбудить – мир покачнется и треснет.

– Смотри, как бы у тебя от этаких россказней голова не треснула, – усмехнулась Беса. – Хорс, поди, жабьей браги напьется, а потом сочиняет.

– Кто напьется?! – рассердился Даньша. – Не было такого!

– А то он перед тобой отчитывается!

– Ну, погоди! – Даньша толкнул Бесу в спину, и та с хохотом кувыркнулась в теплую, подогретую за день воду.

– Давай сюда! – крикнула. – Водичка – ух! Или мавок боишься?

– Да ну тебя! Плавай, зубоскала! – расстроенно махнул рукой Даньша, подхватил обломок удилища и побрел прочь.

– Эх, вы, Гаддашевы баламошки, – вздохнула Беса, упала на спину, раскинув руки, и долго смотрела в темнеющее небо, усыпанное еще тусклыми звездными оспинами и окаймленное по краю полупрозрачной закатной лентой. Думала: напрасно Даньша с Хорсом знается, нахватался от него своеволия, родовое призвание собрался ломать, а это опасно и богам не надобно. Если каждый будет судьбу, записанную в Сваржьих чертогах, на какую захочет менять – разве порядок в Тмуторокани будет?