ПРОДА Смоленская рать; рекламка - НЕВЕСТА ИЗ НИОТКУДА (не ромфант!!!)
Автор: Андрей Посняков1
Выложена 6 глава "Смоленской рати"
2
Писатель АНДРЕЙ ПОСНЯКОВ
представляет:
авантюрно-исторично-фантастический роман
«Невеста из ниоткуда»!
(перевод на подростковый язык – «Нивеста из не от куда»)https://author.today/work/107299
Абсолютно не ромфант! Мужской взгляд на женские проблемы в глубине веков (и не только)
Грубо, зримо, цинично!
Экзальтированных барышень и «фам рафинере» просят не беспокоиться)
АННОТАЦИЯ
Не думала, не гадала милая девушка Женька Летякина, что попытки выбраться из хронического безденежья обойдутся ей так дорого! Жила себе спокойно, училась на инязе, подрабатывала в ларьке. И вот, на тебе – оказалась в лесу, преследуемая лихими людьми и растеряв всех друзей. Едва не попалась, помогли лишь древнее бабушкино заклятье «на отворение врат».
Врата и отворились… в девятый век, во времена киевского князя Святослава!
И надо ж такому случиться, что как раз в это время верховный правитель племени весь Миронег отправил в Киев свою дочь Малинду (кстати, такая песенка есть – «Линда, Линда – Малинда ай лав ю!»– замуж за князя Святослава.
Отправить-то, отправил, вот только не уберегли невесту княжьи люди, сгинула, бедолага, утонула… А тут им, как снег на голову, Женька. Вот ведь повезло-то! Ее-то и сделали невестой – силой, угрозами и прямым шантажом.
А уж дальше… Женя - девушка решительная, смелая, умная, не какая-нибудь там кулёма или городская фифа «фу ты ну ты, ножки гнуты» ля фам рафинире…
Кому еще там хуже будет – невесте, жениху иди чертовым сватам – это еще как посмотреть!
Отрывочек:
Услыхав грубый повелительный голос и чьи-то быстро приближающиеся к шатру шаги, Женька притворилась спящей. Не-ет, спешить не надобно, лучше уж полежать… вдруг да еще чего подслушать удастся? Парни они какие-то странноватые, говорят не совсем понятно… Кстати, наговор можно прочесть! Тот самый, «во языцех…»
- Те бо в языцех ведати… - живо зашептала Женька…
Успела. Как раз до того, как кто-то окинул полог. Дернулся рыжий свет – светили, похоже, факелом.
Кто-то осторожно стащил с девушки покрывало… нет, то все же был какой-то старинного покроя плащ.
Секунд пять заглянувшие просто молчали, а потом кто-то громко сказал:
- Х-хо! Не она, тако.
- Да ить, дядько Довмысл, глянь - уж больно похожа. Вот мы и подумали – княжна. Да и кому еще тут тонуть-то? Ведь токмо первая лодья…
- Лодья, лодья… - в голосе «дядьки Довмысла» послушались явные угрожающе-презрительные нотки. – Кто гнал? Кто сказал, мол, по высокой воде славно идти? Вялко все, муж весянский. А я ведь предупреждал – не спешить. Угодили в пороги – вот он и вышло славно. Сами не все упаслись, а главное – княжну утопили.
Довмысл чуть помолчал и продолжил:
- Не знаю, откель дева эта взялась, одначе с княжною она ничуть не схожа… Красивше гораздо, х-хы!
- Х-хы! – глумливо подхватил кто-то рядом.
- И тощее. Что это на ней за тряпицы?
Женька обиженно дернула веками – ничего себе, тряпицы! Дорогущее итальянское белье!
- Не ведаю, дядька, тако и была. Да одежонка ее у костра, сохнет. Ты бы взглянул.
- Да, - согласно пробасил Довмысл. – Идем, глянем. А эта пущай спит. Утром решим, как с ней…
- Може, дядько Довмысл, промеж собой ее раздербаним, да потом в Альдейге продадим?
- Я вот те, раздербаню, пес худой! Посейчас не о девках надобно думати, а о том, как головы свои на плечах удержать!
Щурясь от солнца, Женька с удовольствием вышла во двор, вдохнув полной грудью терпкий майский воздух, напоенный запахом первой листвы и пряных трав. Синее, с белыми клочками облаков, небо казалось нарисованным, как и этот деревянный замок, словно из волшебной сказки, легкий ветерок ласкал…
- Эвон, туда иди, на задворье.
Гречко потянул девушку за руку.
- Вона!
За хоромами, как поняла Тяка – на заднем дворе, громоздились какие-то неошкуренные бревна, тес, а позади, у самого частокола, виделось небольшое строение – то ли абмар, то ли банька.
- А ты что стоишь-то? – расстегнув пуговицу на джинсах, Женька обернулась. – Изврашенец, что ли?
- Интересно мне.
- Хо! Интересно?! Ах ты полудурок…
- Интересно – дева и в портах. Почему не в сарафане варяжском, не в платье?
- А ты по лесу-то в сарафане побегай, ага!
- По лесу? Да, не очень-то лихо, - Гречко неожиданно засмеялся. – Лучше уж тогда и правда, в портах. Токмо ведь не дело деве по лесам бегать, ее дело замуж выйти да деток рожати, вскармливати.
- Деток рожати, - скривившись, передразнила Женька. – Умный ты, как я погляжу. Ладно уйди уже, дай пописать.
Накрашиваясь – уж как получалось – Тяка краем уха прислушивалась к разговору. Ее вообще-то начинало уже колотить, все на нервной почве – еще бы! Как то еще отнесется к ней Ольга, будущая, так сказать свекровь? А Святослав? Вдруг обнаружит, что не девственна? Как ладожская ведьма Урмана обнаружила, хорошо хоть, тем чертям, Стемиду с Довмыслом, ничего про то не сказала – то ли пожалела девку, то ли, наоборот, хотела этих двоих подставить. С кого ведь князь за чистоту невесты своей спросит? С них! Куда, скажет, смотрели, гниды пучеглазые? А, может, того… сами?! Тогда, как в старом фильме – первое дело – на кол, а уж опосля… Ох, успокоиться бы… Сигаретку бы выкурить…
- Тетушка Здрава, у вас тут… нужник где?
- Так во дворе… Да зачем тебе, краса-госпожа, нужник-то? Вон, кадка в углу.
- Кадка кадкой, а мне бы в нужник! – встав с кресла, Женька упрямо сдвинула брови. – Веди, живо!
Умела уже говорить по-княжески, приказывать. Да всегда умела – Вовчика, не к ночи будь помянут, бывало, та-ак строила, что тот потом мамашке своей плакался. Сыночек, деточка… тьфу!
В нужнике – просторной, для княжеского рода! - уборной Летякина расположилась с удобством – у маленького волокового оконца, рядом с которым, на полочке, курилась благовонная свечка. Закурила и Женька – щелкнула зажигалочкой, затянулась, глаза блаженно закрыла…
Все об Ольге думала, меньше - о Святославе. О княгине-матери все здесь – слуги и та же тетушка Здрава - говорили с почтением и страхом, Святослава же поминали этак, поскольку-постольку, Женька даже опасалась, неужели и этот – маменькин сынок? Жаль, историю-то уже подзабыла… так, а кто не подзабыл, тем более – такую древнюю… Так, а кто ее и помнил-то, кому она, кроме «реконов», нужна-то?
Докурив, Женька выбросила окурок и улыбнулась – а хорошо вот так потянуть иногда дымка, успокоить нервишки. Успокоилась ведь! Теперь можно и к Ольге.
А вот в сторону уборной в сопровождении кучи людей, в основном – женщин и девушек –проследовала какая-то дородная особа в накинутой на покатые плечи шикарной, щедро расшитой золотом, шали. Едва зайдя в нужник, особа громко закашлялась, и завопила, в ярости распахнув дверь:
- Эт-то што тут а? Это что за благовония, я вас спрашиваю, сучьи дети? Так в аду пахнет, и дым… дым! Дым поганый, зловоние - ни вздохнути, ни пернуть!
Вся свита разом бросилась на колени:
- Не вели казнити княгиня-матушка! То Ермоген-грек свечки благовонные третьего дня приподнеси.
- В задницу ему свечи эти! – потрясая посохом, ярилась княгиня.
- Не можно посейчас в задницу, матушка. Вчераси Ермоген-грек себе в Царьград уплыл. Ужо, как в обрат явится, так мы… Новые-то свечки Рогвольд Ладожанин в подарок обещался занести – уже те-то не худые!
Так это верно, Ольга и есть, - поднимаясь на крыльцо, отстраненно подумала Женька. Ишь, разоралась, Кабаниха! А все ей кланяются, боятся. Ладно, поглядим.
Вблизи будущая свекровь показалась Летякиной еще более противной и злобной, нежели издали. Облаченная в сверкающие парчовые одежды дородная, еще не утратившая сиу, старуха с морщинистым властным лицом и убранными под затейливый убрус волосами, встретила невесту, сидя на высоком золоченом кресле-троне, поставленном посреди просторной горницы с узорчатыми деревянными колоннами и конами, забранными все той же слюдою. В горнице жарко горели свечи, ив желтом свете их, поджавшая тонике губы Ольга выглядела совершеннейшей самодуркой… или самодурой.
- Кланяйся, кланяйся, дщерь! – громко зашептала оставшаяся у порога Здрава. – Кланяйся.
Что ж, надо, так надо. Раз уж тут так принято. Спина-то не переломится.
Запоздало поклонившись, Женька смущенно улыбнулась и поздоровалась:
- Здравствуйте, ваше… э… величество.
- Здрава и ты будь, - хмыкнув, великая княгиня буравила девчонку огненными глубоко посаженными глазами, словно задумала просверлить насквозь. – Как отец твой, как родичи? Все и по добру, по здорову?
- Все по добру, по здорову, спасибо, - покивала головою Женька. – А как у вас?
- Хм… - княгиня пожевала губами и махнул стоявшим поодаль людям в богатых одеждах. – Коли Рогвольд Ладожанин пожаловал, так пусть сюда идет. Когда он в Альдейгу-то?
- Сегодня с полудня собрался, матушка.
- Почто поздно так?
- К радимичам хочет по пути завернуть, торговлишку повести.
- Торговлишку?! У радимичей? – Ольга покривилась и неожиданно захохотала, громко и гулко, а потом, отсмеявшись, хмыкнула. – Это он напрасно надеется. Вряд ли у радимичей что-то сталось после Свенельдовых отроцев. Где сам-то Свенельд?
- Гридей на позадворье учит из луков бить, матушка.
- Будто больше учити некому… Ладно. Ты! – резко повернувшись, великая княгини ткнула в женькину сторону корявым старческим пальцем, искривленным жестоким артритом. – Красива девка, что и сказать, хоть и тощевата. Сынку моему понравишься… А вот мне пока – не очень! Вижу, нет в тебе ни почтенья, ни благонравья, ни страха. Одна, прости Господи, гордыня да еще дурость детищная. Пошла покуда прочь…