Стройка века по-немецки. Атлантический вал.

В 30-е годы европейские страны укусила мода на строительство линий укреплений. Французы строили линию Мажино, финны – Маннергейма, итальянцы под мудрым руководством дуче – Альпийский вал, поляки пытались отгородиться от СССР линией «Полесье». Даже греки не остались в стороне, построив линию Метаксаса.

В германском рейхе, разумеется, не могли остаться в стороне. Во второй половине 30-х там началось сооружение «линии  Зигфрида», которая должна была защитить Германию от орд англо-французов. Деятельное участие в работе приняло ведомство доктора Геббельса, всячески превозносившее неприступность сооруженных укреплений. Надо сказать, потраченные на газетную бумагу деньги отбились даже лучше, чем закопанные в землю в виде бетона – попробовать на прочность немецкие укрепления союзники в ходе «странной войны» так и не решились.

После победы над Францией вопрос о западных границах Германии временно потерял остроту. Но сломить британского льва в небе не удалось, шансы кригсмарине против Роял Нэви тоже выглядели бледно. Когда же большая часть вермахта увязла на Восточном фронте, который принялся на манер пылесоса высасывать из Западной Европы боеспособные дивизии, стало ясно, что остающиеся дивизии ограниченного годных нибелунгов хорошо бы как-то укрепить.    

Больше пушек богу пушек!

Первые немецкие тяжелые батареи на берегу Атлантики появились еще в победном для рейха 1940 году. Само собой, тогда про планы обороны речь не шла – береговые батареи должны были поддержать расчистку пролива от мин и – по возможности – отогнать британский флот, когда он сунется в посудную лавку, топить рейнские речные трамвайчики, катера и прочий хлам, который в Германии спешно собирали для переправки армии вторжения. Но с высадкой как-то не сложилось, так что имевшиеся пушки пришлось прятать поглубже в бетон и добавлять к ним новые.

Самые крутые игрушки, разумеется, были у кригсмарине. Еще до войны они заказали для будущих линкоров серии H орудия калибра 40,6 см – они же шестнадцатидюймовые, если кому не лень выговаривать.  Всего их сделали 12 штук – прототип, три "морских" пушки, а еще восемь доделали уже по измененному проекту для береговой артиллерии. Большая часть уплыла в Норвегию, причем одна пушка по дороге отправилась на дно.  Три пушки несостоявшихся суперлинкоров Гитлера в конечном итоге попали на батарею Линдеманн. Дальнобойность монстриков позволяла им спокойно перебрасывать через пролив тонны стали и взрывчатки. С момента постройки 406-мм пушки накидали в Англию более двух тысяч снарядов. Разумеется, британцев такие подарки совсем не радовали, но вот раздолбать батарею все никак не получалось до самого сентября 1944 года.

Чуть менее внушительно выглядели 380-мм орудия, зато и было их у немцев побольше. Шесть штук были заказаны для перевооружения  "Гнейзенау", но в декабре 42-ого линкоры были уже не в фаворе и вообще не могли помочь под Сталинградом. Поэтому в качестве новогоднего подарка "Гнейзенау" получил не новые пушки, а фигу и приказ ободрать уже имевшиеся орудия. Еще двенадцать пушек заказал СССР для крейсеров типа "Кронштадт",  но пока их делали, случилось 22 июня 1941 года, тогдашнее руководство объединенной Европы ввело режим санкций на поставки, в итоге чего пушки остались пылиться на складах фирмы Крупп. Недолго – уже в 41-м пушки перевезли на берег, а 20 января 1942 батарея Зигфрида (позже переименованная в батарею Тодта) выпустила свой первый снаряд. 

Для орудий калибром "поменьше" – то есть от 200 до 300 мм – тоже хватало работы. Участок пролива, простреливающийся ими, получил у британских моряков название "угол адского пламени". Впрочем, несмотря на регулярные обстрелы прибрежных конвоев, успехи немецких береговых батарей оказались довольно скромными. Зато британцы истратили уйму денег, сначала соорудив собственные батареи напротив, а затем пытаясь разбомбить немецкие. 

Помимо собственно немецких тяжелых орудий в ход все шло, до чего могли дотянуться. Например, для обороны Норманнских островов приспособили русские 305-мм пушки с царских линкоров. Четыре таких пушки немцы захватили в Норвегии, фактически ограбив своих союзников-финнов.  Но если к 305-мм на Круппе не поленились разработать новые снаряды, то большая часть отправленных в береговую оборону трофейных пушек меньших калибров использовалась «как есть». Они, конечно, не могли похвастаться тем, что в ствол можно засунуть голову, но доставить изрядные проблемы при попытке высадки их бы вполне хватило.

Дьеппский орешек.

Первой серьезной проверкой немецкой береговой обороны на прочность стал рейд на Дьепп в 19 августа 1942 года.  Город прикрывался несколькими немецкими батареями, самой мощной из которых считалась «Геббельс» -- с тремя 170-мм и четырьмя 105-ми французскими трофейными пушками. По плану её должны были вывести из строя британские коммандос, но в реальности вышло так, что «игра была равна» -- добравшиеся до батареи остатки десанта «обстреляли её из стрелкового оружия», а немецкие артиллерийские расчеты, в свою очередь, наглушили много рыбы в море. Больше повезло другой партии десантников, сумевших вывести из строя батарею 150-мм орудий.  Но в целом рейд на Дьепп обернулся сокрушительным разгромом десанта – из которого обе стороны сделали строго противоположные выводы. Немцы, а конкретно – штаб фельдмаршала фон Рундштедта – окрыленные успехом, сочли что союзникам для высадки успеха нужно будет непременно захватить крупный порт. Соответственно, если превратить все потенциально «вкусные» порты на побережье в крепости, то прочее побережье можно будет прикрыть чем останется. Например, вокруг «крепости Гавр» был сооружен вполне серьезный укрепрайон, с ДОТ-ами, минными полями, главным «ядром» которых должна были стать 380-мм пушки с линкора «Жан Бар». 

Союзники же столь же ясно осознали – взять с ходу серьезный порт вряд ли получится, а значит, надо думать, как на первом этапе обойтись без него. 

"Rommel-Spargel" и другие вредные морепродукты.

В января 1944 года командующим группой армий "В" в Северной Франции был назначен Эрвин Роммель.  У него был куда более свежий опыт боев против союзников, на основании которого "лис пустыни" считал, что дать союзникам высадиться, а затем контратаковать – полная фигня. Вражеская авиация даст возможность перемещаться только по ночам, да и то плохо и недолго. А значит, главной линией обороны должен стать пляж.

Разумеется, защитить должным образом все 5000 километров "Атлантического вала", от севера Норвегии до границы с Испанией было нереально. Но Роммель был уверен, что союзники заходят использовать свое господство в авиации, а это упрощало задачу – защитить надо было те районы, над которыми могли бы действовать истребители с английских аэродромов.  Впрочем, для "инвалидных" стационарных дивизий почти без транспорта кусок побережья все равно выходил изрядный. Поэтому там, где о берегах не позаботилась природа, начали работать военные инженеры. По многим воспоминанием, самая горячая пора по сооружению "Атлантического вала" совпала именно с назначением Роммеля. Мал-помалу задуманные фельдмаршалом планы начинали обрастать бетоном.  

Первая линия обороны начиналась еще в воде. Разница в высоте между приливом и отливом на побережье Франции бывает и больше десяти метров – в высоту. В отлив это сотни метров мокрого песка, брести по которому – то еще удовольствие даже в мирное время. А уж когда по тебе высаживает из бункера ленту за лентой "пила Гитлера" – MG-42, а сверху посыпает дождиком из мин… в общем, вероятность высадки в отлив немцы оценивали как маловероятную.

Тех же, кто решит высаживаться в момент прилива, под водой ждали сотни тысяч наклонно вкопанных в грунт стволов деревьев. Иногда на верхушке закрепляли противотанковую мину. Более сложный вариант именовался Hemmbalken и представлял собой пирамиду, на которую опиралось очередное бревно, а уже к нему крепились металлические зубцы, чтобы лучше цеплять днище. Ну и противотанковую мину тоже крепили, если была под рукой. 

Cчастливцев, кому повезло миновать первую линию заграждений, под водой ждали Nussknackermine – под этим названием скрывалась целая серия минных заграждений. Общим являлся торчащий вверх кусок рельса. Если на железяку напарывалось какое-то суденышко, оказывалось, что внизу ждали своего часа несколько противотанковых мин или крупнокалиберный снаряд… 

Дальше вперемешку шли бетонные и стальные пирамидки, знакомые всем нам про фильмам о битве за Москву противотанковые ежи и, наконец, тех, кто все-таки сумел бы добраться до берега выше точки прилива, гостеприимно поджидали ряды кольев с колючей проволокой.

Роммель принял меры и против десанта с воздуха, точнее – против нежно любимых тогдашними генералами десантных планеров. Поблизости от побережья все подходящие для посадки планера открытые и относительно ровные участки были щедро усеяны вкопанными бревнами. 

Главной задачей всех этих игрушек фельдмаршал видел в недопущении высадки тяжелой техники в первой волне. С пехотой – промокшей от преждевременного купания, частично бросивших оружие, чтобы проще было выплывать – должны были справиться и пулеметчики. 

Те самые, которые одним июньским утром 1944 года вдруг видели перед собой водную гладь, сплошь заполненную кораблями.

Не совсем хеппи, но энд.

Хотя "Атлантический вал" не смог предотвратить высадку союзников, нельзя сказать, что строили его зря. "Кровавый прилив" в секторе Омаха стал памятным для всех того, на что была способна немецкая оборона. Ставка на "крепости" из крупных французских портов тоже отчасти себя оправдала – например, Брест продержался с 7 августа по 19 сентября и был сдан в виде груды руин. Гавр удалось взять 12 сентября – примерно в таком же виде. В конечном итоге союзникам оказалось проще налаживать снабжение через бельгийские и голландские порты.

Андрей Уланов