Еще раз про любвь... Тьфу, то есть про эротику!

"Мы зашли в неосвещённую комнату, озаряемую со стороны окна совсем слабеньким наружным светом. Глаза скоро пристрелялись к полутьме. Помещение оказалось достаточно просторным и даже не захламлённым. Скорее всего, это была техническая комната с раздевалкой для персонала. Обстановка незамысловатая. Одну стену занимал ряд шкафов. В углу у окна стоял пустой стол. Я прислонился к нему задним местом, почти оседлал столешницу, спиной к оконному проёму. Привлёк Нику к себе. Она уже была «на взводе», сама не своя, почти не контролируя свои реакции… Её слегка потряхивало. Зацепив её несчастный топик, одним движением высвободил её тело, тут же мгновенно избавившись от своей рубашки. На меня в упор, отсвечивая в матовом свете окна, смотрели два прелестных, обольстительных предмета женской гордости, и надо же, моей излюбленной, налитой, вздыбленной формы, лишь еле заметно прогибаясь под своим весом. Две мисс «совершенство»! Не к чему было придраться. Я тут же заботливо припал к ним. Ника благодарно, протяжным стоном, отозвалась на мою первую ласку, резко подавшись, прижалась ко мне всем, чем только было можно.
Ника зашла в крайнюю степень возбуждения. Мне ничего не стоило это определить. Она, что ивовая ветвь, извивалась в моих объятиях, временами по её телу заметно пробегала лихорадочная дрожь, а руки безостановочно метались по моей спине, зарывались в волосы, крепко сдавливали ягодицы. Я всегда восстанавливался очень быстро, и уже давно пребывал в полной готовности к новым «боевым действиям»... Она прекрасно ощущала своим телом силу моего «аргумента», и этот факт ещё более «заводил» её…
Ника природно меня возбуждала, но не только своими прелестями. Я начал привыкать к ней, как к личности. Мне многое в ней импонировало, заставляло задумываться. Вот отчего мой внутренний барьер в отношении неё оказался столь низок. И противостоять её коварному «вторжению», её дерзкой «осаде», сил во мне не оставалось.
Но вот что-то меня всё время останавливало, мешало, сдерживало, не давая внутренней «отмашки», чтобы безрассудно «войти» в неё. Раз за разом проходя руками по её пружинисто напрягшемуся в томительном ожидании телу, я чувствовал, как под моими заботливыми ладошками её нежная гладкая кожа покрывается мурашками, как при этом упруго вздыбливаются её и без того высокие груди, с торчащими, словно готовыми из них вырваться, взбухшими затвердевшими сосками, как на спине высыпает, мгновенно обозначаясь, влажная испарина. Она глубоко и прерывисто дышала, временами всхлипывая, когда я прикасался руками или языком к её особым «точкам». Мне надо было по возможности прочувствовать все её «слабые» места, обозначить все «фишки». Естественно, тело Варики за долгие годы нашей активной любви я познал досконально и в совершенстве. На подсознании, всеми клетками кожи чувствовал малейшие колебания его эмоционального состояния. А вот тело Ники пока было для меня загадкой, только что открытой, ещё не читанной книгой, в которой я лишь вслед за обложкой перелистнул первую страничку. Мои действия были больше интуитивны, спонтанны. На её теле для себя я был в роли первооткрывателя, первопроходца, исследователя, следопыта, подобен настройщику музыкального инструмента. Сложного и многогранного. Инструмента любви. Вот что меня смущало и удивляло одновременно - необычность и нетерпеливость реакций возбуждённой Ники. У Варики такого необузданно «дикого» нетерпеливого ажиотажа перед близостью я никогда не наблюдал. Да, мы с ней были одинаково необычайно гиперсексуальны. Но, чтобы Варика доходила до такой безумной стадии возбуждения?.. Нет, таковой я её никогда не видел. «Да теперь, наверное, и вовсе не увижу», - в последний раз подумалось мне о ней.
Я аккуратно пальцами поддел трусики Ники, осторожно погрузившись рукой в пушистое покрывало её «опушки». Ника слегка ойкнула. Странно, они были, на удивление, мягкие, шелковистые. А я рассчитывал на более жёсткие... Они были даже мягче её волос на голове. Удивительно!.. Разве такое может быть?.. Но, оказалось, может. Мои игривые пальцы медленно скользнули ещё ниже, достигнув наружных границ её лона. Ника испустила ощутимый, протяжный стон. Вероятно, она уже «приплыла», и, мне показалось, не первый раз. Потому как её активность на моём теле обозначалась лишь бесконечно долгим, застывшим на моих губах поцелуем. Нервные импульсивные реакции её несколько отпустили. По крайней мере, на время. Когда я попытался ввести пальцы глубже, Ника, мгновенно сориентировавшись, раздвинула ноги шире, впуская меня. По моим умелым, неспешным, кропотливым действиям она уже давно сообразила, что перед ней не какой-то банальный «пользователь» женским телом, а вдумчивый, опытный, достойный любовник. Что я буду смаковать и наслаждаться вместе с ней, искать единый ритм, по возможности ловить каждый нюанс в обоюдном наслаждении. И это получаемое ею блаженство с каждой минутой в ней нарастало. Но ещё больше «заводило» предчувствие феерического финального аккорда. Каким же он должен стать, если УЖЕ настолько всё неожиданно «улётно», до безумия медово?..
«Да, всё же я оказался прав, она «плыла» со мной раз за разом, как заводная. Столько влаги может дать разве что вылитый стакан воды», - делалось мною очередное открытие.
Я продолжал «колдовать» над её истомлённым негой телом.
Её главную «точку» в «заветном месте» не пришлось искать долго. Лишь одно первое моё нежнейшее прикосновение – и Ника, вскрикнув, в очередной раз забилась у меня в руках. Её снова пробила очередная истеричная волна возбуждения, которую она, казалось бы, предчувствовала, но та вновь подкатила совсем неожиданно.
Я не стал больше испытывать пределы её терпения. Приподняв и уложив её спиной на стол, устранил последнюю преграду – высвободил её из пут насквозь подмокших трусиков. На ней осталась лишь её мини-юбочка. Но она мне совсем не мешала. Там нечему было мешать.
Её ноги покоились на моих плечах, когда я ещё раз проходил губами по её дрожащему телу, покрывая поцелуями каждый его клаптик. Её руки вцепились в мою спину, как кошачьи лапки в проворную мышь, «проверяя» ногтями крепость моей кожи, а мои – одновременно с поцелуями тела ласково тёрлись о потверделости сосков и крепко и настойчиво приминали туго напрягшиеся торчащие купола её дерзких грудок. Ника извивалась и билась подо мной, как рыба, выброшенная на берег. Она уже предвосхищала мой «крестовый поход» в своё лоно. И это моё затянувшееся истязание её тела стало для неё мучительной пыткой. Она жаждала значительно большего.
Когда же я, наконец, добрался губами до её «сокровищницы», углубившись в процесс, Ника разразилась стонами, почти переходя в плач, всхлипывала, не переставая, словно обиженное дитя, потерявшее любимую игрушку, оставив в покое мою многострадальную спину, теперь сцепив руки на моей голове, пока вскоре не затихла. Это случилось быстро. Для неё это УЖЕ был глубокий нокдаун.
… Наконец я с упоением вошёл в неё, мы вдохновенно слились... Я и сам к этому моменту дошёл до неимоверной степени возбуждения. Заключительный аккорд для Ники был необычайно непостижимым по своей остроте. Из неё исходил один непрерывный, сплошной стон. Оно, это наше соитие, тоже оказалось недолгим по времени, но шедевральным по своей сути. Она получила от меня много больше, чем изначально надеялась получить. Это был грандиознейший обоюдный «прилив», настоящий венец всему! Сокрушительная финальная точка! Ника не в состоянии была ни сказать ничего, ни пошевелиться. Так и осталась, бедняга, лежать на столе, обессилевшая, расхристанная, с безвольно опущенными к полу ногами, закрытыми глазами, но необыкновенно счастливая, как никогда в жизни. Она спиной плашмя лежала на столе, улыбаясь чему-то, но всё ещё глубоко дыша. Я заботливо приподнял её ноги и уложил их на поверхность стола, повернув её тело на бочок, нежно и чувственно прикоснувшись к её губам. Это всё, чем в данную минуту я мог помочь ей."