Каменная Вода. Кошачья страда-ния

В общем, второй том близок к завершению, угу. Отличная когтеточка - мне нравится. Но тут вышла вот такая заковырка... Сюжетное рассогласование.  Не стыкуется запланированное с тем, что ныне получается. Частая проблема у людей, да, но вот кошь сталкивается впервые... И можно сейчас картинно разводить лапами, хитро щуриться и мырчать о том, что герои-де у меня такие все супер-пупер проработанные, что обладают собственной волей и характером и не дают нафих вести мне сюжет туда, куда запланировано. Угу. Только я бяка перфекционистическая и самоедная, поэтому говорю, как есть - недоработка мира и сюжета. Всё то, что точилось пять лет -  псу под хвост. Не стыкуется и всё тут! Заложены оказались такие противоречия в героях, такие временные суровые рамки отмечены, что не получается теперь это состыковать. Ну, никак в уложенный объём невозможно решить базовые конфликты! Сижу, унываю. Кошь попыталась взять слишком большой для себя вес и теперь валяется, придавленная штангой, и меланхолично плюёт в потолок ( Короч, взяла тайм-аут. Размышляю. 

Ну и так... чтобы совсем уж пустым блог не был - обрывочек из того, что когтю сейчас...  Узловая сценка, где сходятся тропки Вил-Тана Тамура Брана, вилинки Галы Бран, опричонка Головаша и Наки

Вил-Тан Тамур Бран. 

...Открыл калитку, шагнул в сад на узкую красного камня дорожку, испещрённую белыми нитями мраморных жил, вписанных умелым Раском, и замер. Колыхнуло загривок знакомым ощущением зова Тояктонея. И спустя миг припал на колено и рванул тесак, изворачиваясь. 

Калёная полоса махнула на пядь выше головы, но, не успокоившись, пошла на новый замах. А его тесак вхолостую растратив движение, споро вошёл в петлю и приноровился к защите. Да что иначе ему оставалась, когда снова начала блажить родная сестра?

Гала опять промахнулась, зашипела недовольно и пошла в атаку уже всерьёз, вынуждая отступать по тропинке к дому. И Тамур нахмурился, чувствуя, что внутри тоже заклокотало от злости. То ли зашориваться, то ли вновь и вновь принимать условия её любимой игры. Бешеная кошка, а не девчонка! Вот же норов! И как такую замуж выдавать, скажите, белые боги?! 

Но тут же себя оборвал – уж что-что, а замуж её возьмут, только дай Роду официально объявить, что вошла в пору невеста! Видят боги, – равной ей красавицы в Самревщине на выданье попросту нет! Стройна, суха и гибка, с широкими бёдрами и высокой грудью, лицом совершенна, словно точёна лучшими расками из мрамора, а глазищи огромные, с той характерной благим матовостью радужки, что переливает всеми цветами от переполняющий эмоций. Одним словом – настоящая благородная! Если бы ещё волосы не обрезала по плечи, а, как все, красу и гордость свою до пояса носила бы с честью! Завидная невеста. Не каждому впору. Лишь бы нашёлся такой, чтобы сумел к ней в спальню пробраться и живым и не битым оттуда поутру выйти. С кем-кем, а с его сестрой любые шутки плохи, кроме тех, что она сама затевает. Оттого он и не сомневался – Гала замуж пойдёт только по любви. По своей, самой большой и чистой. Не зря столько лет отдала мечевому и копейному бою и суровой рукопашной схватке, часами изматывая себя в штудии с лучшими учителями. И теперь эту самую настоящую любовь она сама найдёт, к себе привяжет и мнения её спрашивать не станет. Не зря к ней прозвище прилепилось в штудии – Погибель. 

  - А! Слизняк! Мокрица! – зарычала сестра, снова промахиваясь и вновь затеваясь в атаку. – Ты будешь сражаться или ползать?!

Тамур с ловкостью, уже граничащей с самоубийственным безумством, ушёл от нового замаха, чуть ли не складываясь пополам. И снова отскочил, избегая прямого столкновения. В своём клинке был уверен – примет девчачий тесак Длинного Пути. Да вот как бы не загубить оружие сестре, и дикий норов укоротить, не ломая и не опуская в дурномыслие? Это ведь он, мужчина рода, должен свои мысли и чувства обуздывать, а ей, девице-вилинке, и полагается быть лёгкой на сердце – сейчас гнев, спустя мгновение нежность. 

Гала взревела подраненной тигрицей и пошла в суровую атаку. 

Тамур, выворачиваясь из новой сложной петли, которую обрисовал тесак Галы, ступил с тропы на траву и сам себе попенял – проигрывает. Не сестре, взъерошенной и дикой, выдыхающей сквозь стиснутые зубы и сверкающей зелёными, горящими азартом глазами, нет. Проигрывает себе, своему упрямому желанию отбиться легко и играючи, как бывало раньше, до отъезда сестры на рубеж. Отбиться, лишний раз доказав девчонке-выскочке, что настоящими воинами-вилами могут быть только мужчины. Не глядя, небрежно, пройдясь  по узкой тропке, не сойдя, и оборониться достойно. Ан нет. Не вышло. 

Гала хищно оскалилась и снова напала с хитрым движением-обманкой. Будь на его месте воин, не знающий её повадок, попался бы на это изящное и плавное вращение клинка, из которого вдруг выпархивает неожиданная короткая и злая прямая сразу в горло. Только он таких финтов от сестры насмотрелся, потому ушёл от укола. Не так легко, как ожидал, но всё-таки ушёл. 

- Я тебя достала, достала! Ёр-р-ра! – закричала Гала и победно вскинула клинок, салютуя и красуясь. 

Тамур отскочил и коротко огляделся. Да, достала. Лёгкий порез, тонкий и ровный, словно сделанный ножом резуна, проглядывал свозь свежую прореху в рукаве. Значит, зацепила самым кончиком, заточенным для деликатной работы. Кровь ещё только собиралась в мелкие тягучие шарики по красной линии, а боль и вовсе не торопилась проявлять себя. Тамур пожал плечами и растянул губы в усмешке:

- Да это птичка царапнула, когда мимо пролетала. А я и не приметил!

- Птичка? – глаза Галы зло сощурились, но выговаривала слова она напевно и мягко, словно колыбельную. – Пролетала?

- Ну да, - Тамур дразняще опустил клинок. – А, может, кошка дранная мимо шмыгнула, да коготком прихватила. 

- Кошка? – прочти промурчала Гала и с усмешкой перенесла вес на другую ногу. – Прихватила?

Тамур почувствовал, что злость словно испарилась, выкипела из крови, а вместо себя оставила радостное чувство. Вновь было приятно видеть сестру, чувствовать её буйное веселье и безудержную страстную силу жизни. Пожалуй, ему не хватало этого последние полгода. Вот этих подначек, вот этих глупых нападений из-за угла и этой кипучей энергии, что заставляет двигаться вперёд, невзирая ни на что. Как же он соскучился по ней! 

- А, может, скорпиончик бежал, хвостиком задел, - уже совсем откровенно ухмыльнулся Тамур. - Не упомниться мне, что-то…

- Ох-ох, горюшко, - пропела Гала, лукаво закатывая глаза. – Братец родимый памятью плох стал. Видать головкой ударился на дворцовой службе. Надо братцу помочь… Память освежить и…

Конечно же, она не договорила. Да и говорила только, чтобы отвлечь. Но он давно был учён её бессчетными шутливыми нападениями, потому не сплоховал. Когда сестра рванулась вперёд, он уже легко, словно не было бессонной ночи, отскочил назад. Думал вынудить её шагнуть дальше, чем ей нужно, и перехватить клинок, чтобы без урона победить. Не вышло. И не сестринское умение помешало. А мелкий оприч… 

Откуда только взялся?! 

Выкатился в сад с диким ором и, путаясь в длинном, не по росту, чапане, рванул прямо под клинки. 

- Тятя! 

И шмыгнул к нему, с маху обнимая за талию. И носом сопливым вжался в кожаную броню на животе. Заелозил, стискивая в тонких, но ставших в этот миг сильными, ручонках. 

- Тятя Тамуль!

Конечно, ни единой царапины на мальце не возникло. Он успел свой тесак одёрнуть, а сестра попросту ударила клинком выше, чем хотела сперва, сама уводя сталь от цели. И тут же рывком махнула оружие в ножны и отступила, с лёгкой усмешкой оглядывая брата. Тамуру же было не до неё. 

Головаш стискивал, будто видит в последний раз, хлюпал носом и, как блажной, повторял и повторял со всхлипыванием одно и то же:

- Тятя! Тятя Тамуль! 

Тамур огляделся. И не ошибся. 

Женщина-приёмыш Великого Раска уже бежала вслед мальцу. Только движения получались дёрганные, словно в каждом суставе дикая боль корёжила её тело. Добежала до ближайшего дерева и встала, тяжело опершись и прикрывая глаза в облегчении. Никуда не делся её подопечный, и ничего с ним не случилось. Тамур лишь мазнул взглядом по её лицу, изувеченному старым рубцом, словно у какого бойца, обнищавшего настолько, что и живой воды не оставалось для того, чтобы запаять рану. Беспокоило не само лицо женщины, а неприятное чувство, гуляющее на загривке, словно мог помочь и не помог, словно под твоей защитой была, а не справился. Вроде и никак он не был причастен к её уродству, да только привычка видеть женщин, славящих свои дома красотой и изяществом, и понимание того, что цена этому – живая водица, которую на женщин не жалеют в справных родах, заставляла внутренне напрягаться, глядя на Наки. Грызло то, что безбоязненно под взглядом Сварги Небесной обитал где-то род, в котором икалеченным женщинам отказывали в лечении, попросту выбрасывая в степь... Неправедно это. Не ведёт к Благу. Оттого – недостойно.

Гала усмехнулась, подойдя ближе и легко закинув тесак с ножнами за спину, спросила, глядя куда-то мимо:

- Помочь или сам уже взрослый мальчик и знаешь, где у детей что? 

Тамур отвечать не стал. Попытки безболезненно оторвать от себя опричонка ни к чему не приводили и потому, перекинув тесак в руке, чтобы лезвием случайно не задеть мальца, он присел и подхватил мелкого под ягодицы. И встал, уверенно подняв малолетку на руке. Тот от страха всхлипнул и вцепился, вжимаясь в плечо. С непривычки, видимо. 

Тамур, ощущая, что сразу стало тепло в местах подживающих ран, понёс ребёнка в дом. Гала шагала рядом, озорно щурясь солнцу, бьющему по глазам в прорехи цветущих яблонь:

- Они часа два как пришли. Искали тебя. Женщина сказала, что ты им помог, а, когда тебя арестовали, твоего коня увели наши ватажники, но забыли про попону – она так у них на конюшне и оставалась. Они принесли её. 

- Хорошо, - коротко отозвался Тамур. 

О попоне он уже и забыть успел. Её и не было бы жалко, если б потерял – таких в Доме много, штатная рабочая вещь. Разве только для Наки и её приёмыша она казалась чем-то богатым. Да и то вряд ли – живя в роскоши дома Великого Раска можно позволить себе и более дорогими тряпками прикрывать лошадиный зад от пыли и солнца. Впрочем, простолюдцы всегда отличались своими порядками и правилами. Не зря говорили – «что для мирянина – веселье, то для благого - смерть». Больше же Тамура занимало, отчего так мальчонка к нему прицепился и почему у Наки такой заморенный вид, словно лекарцы своего дела не знают?

Тамур мягко перешагнул неровный стык на каменной тропке, чтобы не споткнуться, и приветственно кивнул Наки. Приёмыш Раска с натянутой улыбкой склонилась и потянулась к опричу:

- Головашек, слезай с дяди! Ты – большой уже, дяде тяжело!

Тамур чувствуя, как по шее гоняет от дыхания детские локоны, усмехнулся. Это – тяжело? Да он, если потребуется, на руках своего Леца через всю Самревщину пронесёт, на землю не спуская! А это… сказала тоже, «большой»! Мелкий, худющий, как цыплёнок. Тонкий, нежный, ласковый… 

Тамур внезапно почувствовал, как отпустило дурномыслие, с таким трудом гонимое и всё равно живущее в сердце всё это время. И даже не приезд родной сестрёнки тому причина, а вот этот мелкий пацанёнок, прижавшийся, словно к единственной защите и опоре. Опричонок, от которого веет чудной смесью чувств – боязни и любви. Словно разрывается мелкое сердечко – и тянется к полюбившемуся человеку, и пугливо одёргивается, боясь в который раз уже обжечься. 

Он осторожно потёрся заросшим за сутки подбородком о лохматую шевелюру на вытянутой опричевской голове и, почуяв в ответ, как тепло и смешливо задышал ему в шею мальчонка, вежливо улыбнулся его приёмной матери:

- Пусть сидит. Он не тяжёлый. Пойдёмте в дом. Позавтракаем. О себе расскажите…

Без ссылок, данного текста в сети всё равно нет, поэтому "личное".