В День освобождения Ростова

уже традиционно приглашаю почитать рассказ "Могильшик".

Обозначив могилу, Ваня бросил веник на  землю и присел под крестом, глядя в начавшее темнеть небо. Нужно было  собраться с мыслями, прежде чем рассказывать Мишке последние новости. По  району ходили страшные слухи. Городские, приезжавшие на хутор менять  домашнюю утварь на хлеб и картошку, шепотом повторяли «Змиевская балка»,  и мать крестилась, в ужасе закрывая рот платком. Ваня и сам толком не  мог сказать, что же случилось там, в Змиевской балке, и от этого  становилось только жутче.

Все еще не  зная, как начать, Ванюшка снова шмыгнул носом и вздрогнул, когда рядом  вдруг скрипнул под чьими-то шагами сминаемый наст. Раздалась невнятная  немецкая ругань, и из-за крестов появился фриц – денщик немецкого  офицера, разместившегося в хате бывшего хуторского атамана. Денщик был  пьян и брел от могилы к могиле, путаясь в ногах и чуть не падая. Ванюшка  замер, забыв дышать. Немец прошел было мимо, да остановился,  пошатываясь, у крайнего креста. Бормоча что-то сквозь зубы, он приподнял  полы шинели. Звякнула пряжка расстегиваемого ремня. Ванюшка задохнулся  от ужаса, мигом вскочив на ноги. Волна ненависти захлестнула с головой, в  глазах поплыли цветные пятна. Немец охнул. Поднял руку к лицу, и рухнул  вдруг замертво.

Ваня сделал шаг,  другой. Немец лежал, не шевелясь. Подойдя совсем близко, Ваня увидел  ноги в обоссаных штанах и лужу крови, натекшую в снег там, где фриц  ткнулся лицом в сугроб.

Сломя голову  Ванюшка бросился в хату. Влетел, забыв обтрусить снег с валенок. Рухнул  на лавку у печи, стягивая с головы материн пуховый платок.

– Мама, я фрица убил, – выпалил он, прежде чем она успела хотя бы нахмурить брови.

Мать бросилась к нему, встряхнула за плечи.

– Где? – требовательно спросила она, и Ваня слабо махнул рукой, показывая в окно.

Она  выскочила вон, как была, в одной поддевке и чувяках, а Ваня медленно  завалился набок. Его бросало то в жар, то в холод, а комната плавно  кружилась перед глазами.