Тотемы фобий. Началось.

Где-то вдалеке, на пределе слышимости, можно было узнать разбивающиеся о железный пол капли воды.

Кап, кап, кап.

И словно бы больше ничего не происходило тут, словно и ничего не было. Вот только троих нет. Убиты или…. Нет, об этом не нужно думать. Не нужно думать о том, что сейчас с ними происходит.

-Протокол Берсеркер активирован. Версия 2.22. Прошу персонал станции проследовать в эвакуационные залы. Остальным воспользоваться индивидуальными наборами и четко следовать инструкциям. – Женский голос предупреждал, разносясь в пустых залах, тоннелях переходов, кают-компаниях и простых комнатах. Все должны были знать, что это не учения. Все должны были спастись. А раз так, раз это сообщение витает по станции, значит на неё напали. Значит, здесь враги! Но кто же это может быть? Что за глупый вопрос! Кто кроме коммуняк мог найти и добраться сюда! Он хотел подняться и проследовать к спасению, выполнить инструкцию.

- Протокол Берсеркер активирован. Версия 2.22. Прошу персонал станции проследовать в эвакуационные залы. Остальным воспользоваться… - Завыла сирена. Он вспомнил, что точно так она звучала, предупреждая воздушные налеты. Вслед сирене пульсирующим током забилась красная лампа, еще сильнее утверждая, что это всерьез. Он снова попытался встать и тут услышал:

- Ганс. Ганс! Очнись! – Его словно ударили пощечиной, заставляя сфокусироваться на словах. Но, как странно – он не видел говорящего. Покрутил головой в поисках, но вокруг никого не было. – Ганс! Ганс! – Голос был совсем рядом. – Ханну убили! Ты слышишь? Ты меня слышишь! Они убили её!

Он завертел головой в поисках голоса, но снова не увидел никого. Рядом никого не было, но был этот голос.

- Кто…. Кто?

- Ганс! Они убили Ханну! Убили твою жену! 

- Где ты! – Крикнул он в пустом зале, но звук его голоса тут же сожрала ненасытная истеричная сирена, а красная лампа вторила ей.

- Ганс! – Удивительно,  но голос был отчетливым, не тонувшим в окружающем безумстве. – Ею убили! Коммунисты убили! Ты слышишь! Её расстреляли на глазах у всех!

- Ты где? – Чувствуя набирающеюся, словно неудержимый прилив, силу в мышцах. – Ты где! – Зарычал он.

- Ганс! Её расстреляли! Но, сначала пытали! С  неё. Ганс, ты слышишь! С неё живьём сдирали кожу, а после пытали огнем! Ганс, её пытали!

- Ааа! – Заорал он, и где-то глубоко, в подкорковой части, он видел её. Видел свою жену. Ханну. Хрупкую, нежную, дарящую тепло и совершенную любовь. Беззаветно любящая его. Ганса. И её руки. Эти невероятные белые, нежные маленькие ладони. Мягкие. Трогающие его лицо, запоминающие складки, улыбку, волосы на вихрастой челке. И её глаза. Её голубые глаза. Наполненные влагой, светящиеся. Смотрящие на него. В него. Словно говорившие – я твоя, а ты мой.

- Ханна! Ханна! Нет! Ханна!

- Ганс! Ты слышишь? Ганс, они убили Ханну! Ганс….

Он не слышал – его разрывала ненависть изнутри, а тело, разрываемое невероятной энергией, деформировалось углами и буграми. Дыбилось мутацией. 

- Ааа! – Он не чувствовал боли преображения, в нем все горело жаждой мести. Жаждой убийств.