"Превед, медвед!" и "Вам повесточка!"

Еще пара рецензий, написанных со вчерашнего дня.

Сужу очередной сезон литературной премии «Новые горизонты». По просьбе организаторов пишу отзывы на прочитанное. Традиционно предупреждаю, что все, что ниже - мое личное мнение и персональное восприятие. Я коротко, извините, времени осталось совсем чуть-чуть.

Данилов Дмитрий. Саша, привет!

Главного героя этой книжки зовут Сережей, а Саша – это пулемет, который однажды застрелит Сережу.

Но это не точно.

Что же собой представляет «книга года» (официальный титул, между прочим, в сентябре 2022-го роман «Саша, привет!» получил премию «Книга года»)?

Близкое будущее. В стране под названием Российская республика введен режим Общей Гуманизации, в рамках которого возвращена смертная казнь. Но, во-первых, высшую меру дают только за преступления в сфере морали и экономические преступления (за убийства или изнасилование, например – нет), а во-вторых, режим смертной казни очень гуманный. Осужденные живут на полном пансионе, как в трехзвездочном отеле - с интернетом, соцсетями и дистанционным преподаванием в «Зуме».

Единственное отличие – на прогулку они выходят через Красный коридор, где под потолком висит Саша – выкрашенный в белый цвет пулемет, которым управляет генератор случайных числе. Однажды он выстрелит Сереже в спину и разнесет его на клочки за долю секунды – никто и почувствовать ничего не успеет, очень гуманно. Никто не знает – когда. Может, завтра, а может – через тридцать лет.

«Вышку» Сережа, в миру – старший преподаватель университета, получил за то, что по согласию переспал с 20-летней студенткой, хотя возраст совершеннолетия повысили до 21 года.

В общем, сбылась вековечная мечта оппозиционной гуманитарной интеллигенции - ее все-таки выведут расстрелять в кальсонах за баню, причем за реально совершаемое преступление.

Если вы ждете что-нибудь серьезное в стиле «Приглашения на казнь», «Процесса» или «Заводного апельсина» - вытрите мытую шею. Книга написана вот таким примерно языком:

«Серёжа подходит к подъезду, прикладывает к круглой штучке на железной двери круглую штучку на связке своих ключей, раздаётся писк, Серёжа открывает дверь, входит в подъезд, здравствуйте, Наталья Семёновна, Наталья Семёновна величественно кивает, Серёжа идёт к лифту, вызывает лифт, ждёт, лифт подъезжает, Серёжа входит в лифт, нажимает кнопку своего этажа, лифт начинает движение.

Лифт движется долго, долго, очень долго.

Лифт движется, движется.

Лифт всё движется, Серёжа неподвижно находится в лифте.

Лифт приезжает на нужный Серёже этаж.

Серёжа покидает лифт, возится с ключами, открывает дверь.

Серёжа входит в квартиру».

При этом автор вовсе не прост, и пресловутой «повесточкой» и «Рашкой-говняшкой» достоинства книги отнюдь не исчерпываются.

Современную творческую интеллигенцию он любит ничуть не больше, чем современную государственную машину, а современным кунг-фу – словесным глумлением - владеет мастерски.

Очень похоже, что Данилов сам немало поржал над теми критиками, что приняли его обличительный пафос за чистую монету. Потому как фейсбучную московскую интеллигенцию он тоже троллит совершенно невозбранно, пользуясь тем, что у тех в последнее время с юмором – полный ахтунг. Троллит, надо сказать, по всем позициям – от сетевых дискуссий до литературных премий.

Проблема, в общем-то, только одна: глум, как и любое гольное отрицание, бесплоден. На пост в Фейсбуке его хватает, на книжку – нет.

И в ноль слитый финал – о чем автор сообщил первым – лучшее тому доказательство.

Данилов Дмитрий. Саша, привет! — М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022.

___________________

Некрасова Евгения. Кожа.

Главное достоинство автора «Кожи» – похвальная откровенность. Открывающие книгу «Пилотные слова» завершаются так:

У меня есть право писать фикшен о себе и о крепостных крестьянах, а из-за моей белой кожи у меня нет права писать фикшен о чернокожих рабах. Но, может быть, у меня есть право попытаться — из-за общности рабского опыта предков, из-за общности современного предубеждения (молниеносного — из-за небелой кожи, довольно быстрого — из-за акцента или русского имени), а главное — because of my love for black people’s literature and folklore.

Не будь жюрения – на этом бы и завершилось мое знакомство с творчеством этой радистки Кэт с ее эмоциональным переходами на native language. Нет, ну правда – зачем мне автор, который еще на охоту не вышел, но уже понатыкал вокруг себя флажков?

Но служба есть служба, интеллектуальная фантастика сама себя не поддержит, углубляемся в текст. В центре книги – судьба двух женщин – рабыни-негритянки Хоуп и крепостной крестьянки Домны.

Хороший ход.

Стоит только декларировать, что Платон Каратаев – это в общем-то дядя Том, только не в хижине, а в избе, и ты уже сразу не тварь белая, дрожащая, а право имеешь. «Мы тоже пострадавшие», ога.

Декларация уподобления идет ни шатко, ни валко, автор трудолюбиво исполняет то, что должно изображать «эксперименты с языком» (кто-то из критиков, помнится, уже объявил Некрасову наследницей Платонова), но на деле больше напоминает машинный перевод с native language: «Хоуп плакала по некоторым ночам, Кристина вращалась вокруг самой себя, но ничего не говорила».

Любимое занятие автора – табуировать слова. Ну, положим, «негров» в романе про негров я и не рассчитывал обнаружить – не то, милые, тысячелетье на дворе. Но в «Коже» также нет ни «рабов», ни «крепостных» - всем чохом они заменены на «работающих». Это показалось автору прикольным, и она начала заменять все в свое удовольствие – русский деревенский кузнец стал «Работающим с металлом», а американский плантационный врач – «Лечащим человеком», которому до кучи еще и лысину заменили на «кожный остров на голове среди серых волос».

И это немного обидно – почему у американца благородный «кожный остров», а в «Дикой и холодной стране» (так в книжке заменена Россия) – «от лысого Ленина никуда не деться»? Пусть или доктор станет лысым, или Ленин – «кожноостровным». Иначе это как-то не по повесточке.

В общем, несмотря на периодически подбрасываемые автором поводы для веселья и несущийся галопом круговорот событий, я все равно очень быстро устал читать эту песнь торжествующей повесточки. Особенно после шестой главы, где Домна и Хоуп в буквальном смысле слова поменялись кожей (вдруг кто-то еще не понял авторскую метафору про «побывать бы тебе в моей шкуре?»). После этого несколько следующих глав Домну называли исключительно «Домна в коже Хоуп», а Хоуп – «Хоуп в коже Домны», и это было как-то too much.

Блин, я только что сообразил, что можно было не писать всю эту рецензию, а просто процитировать песенку, которую автор(ша?) поет Черепу, рассказавшему ей про Домну и Хоуп. Честное слово, она дает всю необходимую информацию про книгу:

Знаешь, Нина, моя кожа — русская,

покрытая медвежьей шерстью якобы,

спермой и дешевой косметикой якобы,

порохом от незарегистрированного оружия якобы,

нефтью якобы,

кровью якобы,

тюремными татуировками якобы,

стразами из натуральных бриллиантов якобы,

«Новичком» и водкой якобы.

Ах ты, кожа моя, кожа,

кожа русская моя,

кожа русская, кожа тусклая,

усыпанная прыщами-стереотипами.

Знаешь, Нина,

мои пра-пра-прародители были рабами,

я из кожи вон лезу, чтобы от них отличаться,

хожу в офис на работу,

для развлечения — на концерты и за грибами,

получаю второе или третье высшее,

слушаю, смотрю и читаю только на английском,

выплачиваю ипотеку,

она — основная доступная мне форма рабства,

или не хожу в офис,

а работаю на удаленке,

но все равно плачу ипотеку,

часто обедаю в кафе с капучино и меню,

написанным белым мелом

на черных досках.

Ах ты, кожа моя, кожа,

кожа русская моя,

кожа русская, кожа тусклая,

засыпанная землей

еще до моего рождения.

Знаешь, Нина, моя кожа — русская,

она лоскутное одеяло — из российского флага,

пыльного ватника, вафельного полотенца,

моей школьной формы,

формы силовиков и военных,

скучного галстука Путина,

дачной одежды родителей,

моих первых джинсов из американской гуманитарной помощи,

пиджаков советских шахматистов,

белых халатов русских олигархов,

коротких юбок русских женщин, попавших за границу в девяностые и нулевые,

светлых хвостов русских теннисисток,

кожаных курток постсоветских бандитов,

страниц русской и западной пропаганды —

одеяла, сшитого политиками, журналистами и

сценаристами «Нетфликса» (и других крутых

сериальных продакшенов).

Ах ты, кожа моя, кожа,

кожа русская моя,

кожа русская, кожа тусклая,

это не кожа вовсе,

а так, натянутая на меня не мной оболочка.

Я вылезаю из нее,

мне не холодно,

мне не больно,

мне не страшно.

_______________

Некрасова Евгения. Кожа. — М.: Popcorn Books, 2022.