Неудавшаяся проповедь Тома

Наивный и очень религиозный мальчик Том решил призвать совесть Катрины к нравственному ответу, опираясь на стихи из Нового Завета о праведной жизни. И пожалел сто тысяч раз...  Эта сцена из 8 тома, прекрасно воссозданная Василем Салиховым, напоминает, что любые попытки разбудить в Катрине совесть  неизменно приводят только к вашим слезам. Хотите чтобы вам стало тошно жить - пообщайтесь с Катриной!

уточнения к сцене:
1. события происходят в 1999 году в комнате Тома

2. Том называет Катрину "сестра", но они - не родственники. В традиции катаризма, как и в иных христианских Церквях, все приверженцы одной веры - братья и сестры.

3. В традиции катаризма, принявшие крещения дают фактически монашеские обеты - в том числе, не касаться людей противоположного пола. Катрина  уже крещена, но на обеты ей плевать, что возмущает мальчика, который еще не вырос до возраста крещения.

4. В традиции классического катаризма 11-14 вв  все тексты Нового Завета были написаны от руки их владельцами. В 1999 году мальчик переписывает свой Новый Завет в обычный современный блокнот  и всюду носит его с собой.

5. В традиции катаризма текст Нового Завета  - единственная священная книга, к нему относятся очень почтительно. Пнуть Новый Завет, встать на него ногами - огромный грех, что шокирует мальчика.

Сестра  лежала на второй кровати, где я не сплю, и увидев меня, спросила  неохотно: «Чего пришел?». «Пришел спросить тебя, давно ли ты читала  Послание Павла к Колоссянам?». Она засмеялась, неожиданно засмеялась,  потому что до того хмурилась: «Давно! А что с тех пор там что-то  поменяли?». Я не понял ее речи, просто подошел и сел рядом: "А ты почему  так не поступаешь, как сказано?». «Потому, что жизнь – это не то, что в  этой книге написано, и даже не то, чему тебя Ингрид учит…». «Да?» - я  растерялся, не найдя что возразить. «Да! Поэтому поберегись верить всему, что они скажут тебе про прощение и любовь… Иначе будешь битым всю  жизнь - как Микаэль поступал с нами. Излагают они красиво, только  сами-то не таковы…". «А разве ты не грешишь тоже? Кричишь,  сквернословишь, обвиняешь всех? Как приедешь, так кричишь… - я понуро  отвернулся, - Бен позвал тебя на праздник, я так давно тебя не видел… А  ты снова только и ругаешься с Ингрид. Смотри, как бы Бен не отправил  тебя обратно к Микаэлю».
Повисла долгая тишина. Мне уже надоело  молчать, я взглянул искоса на сестру, а она прожигала меня взглядом…  «Что ты сейчас сказал?». «О чем?» - у нее были такие глаза и лицо такое  мертвецки белое, что я испугался. «О Бене… Что значит: он отправит меня  обратно?». «То и значит… Обозлится на тебя и отправит. Или Джил  обозлится – и всё». Сестра бросилась ко мне, хватая за руки и тряся, что  есть силы: «Что это значит?? Отвечай!». «Отпусти, мне больно! – завопил  я, - Отпусти!». Моя рукопись упала с колен на пол. «Зачем ты хватаешь  меня? Тебе нельзя!». «Я удавлю тебя сейчас, если не прекратишь орать! –  зашипела она, - Замолкни и говори яснее». 

Сестра, наконец, отпрянула, я  задрожал и быстро отсел, как можно дальше… «Верно Ингрид о тебе сказала:  ты разум потеряла… Неужто забыла, что кто крещеный не прикасается  больше…». Катрина вскочила, наступив на мою рукопись: «Быстро отвечай, о  чем Бен говорил? Как отправить меня к Микаэлю?». «Это Джил говорила… Я  слышал через стену… У него в столе что-то лежит, какая-то пряжка… Если  кто тронет ее – всё, умрет, так я понял. Но смотри, вот разозлится Джил –  а она не такая как остальные! - и отправит тебя к Микаэлю!». Я  насупился, не сводя глаз с моей книги, на которой стояла Катрина. Она же  специально стояла! «Пряжка? – выдохнула сестра недоверчиво, - Ты ее  видел?». «Никто ее не видел, я же говорю тебе! Отдай книгу!». «А ты не  врешь?». "Нет…" - у меня мелькнула мысль силой отобрать рукопись, но ведь  она же умышленно разорвет ее! «Что еще ты слышал о пряжке?». «Что если  кто коснется ее, то повернется время… Никто об этом знать не должен! Я  тебе сказал, чтобы ты задумалась…». «Я задумалась, спасибо! И раз никто  об этом знать не должен, ты никому не расскажешь, так?». «Скажу. Скажу,  ты топталась по Писанию и хватала меня за руки – это грех большой…  Женщины крещеные мужчин не трогают – это я знаю. Все с тобой совсем  говорить перестанут» - буркнул я, рассчитывая, что это-то точно ее  напугает. «Тогда я скажу Ингрид, кто разболтал тайну Бена про пряжку.  Кто подслушивает и распространяет сплетни. Сколько можно испытывать  терпение Ингрид? У Генри теперь есть настоящий ритуальный брат –  Райнерий, ты ему больше не за чем…». «Не правда!» – закричал я. «Они  просто не говорят тебе… Думаешь, почему Ингрид не против, что Бен  усыновил тебя? Пройдут год – другой, и станешь ты просто сыном Бена…  Может ты слышал от Ингрид такое - мол, не удивляйся, если поймешь, что  правила поменялись? Это вот об этом! И школа – все туда же… Зачем тебе  учиться, как остальные дети этого времени? Неужели, если ты готовишься  стать нашим братом, тебя всему Ингрид не научит? Джил так радеет за  школу только потому, что там тебя отучат от нашей веры! Ей и счастье от  этого! Генри и Ингрид отдали тебя Бену, понял? Они заняты только друг  другом, своим блудом, ты им не нужен – вот оттого-то они и не спешат  забирать тебя жить в их дом, поощряют баскетбол, телевизор и всякое  другое, что из этого времени… Ждут, когда ты сам отвыкнешь от них! Им  жалко сказать тебе правду! На самом деле, они уже давно порешили между  собой: Генри отдает тебя Бену в обмен на те деньги,  на которые  лечат Ингрид. Он тебя продал! Будь ты им нужен, разве допустили бы они,  чтобы вместо Писания ты смотрел телевизор?». «Ты врешь! - я отступил,  ударившись спиной о закрытую входную дверь, по щекам потекли слезы… -  Генри работает день и ночь, чтобы отдать этот долг! Я сам видел!». «И  много он уже отдал? Рассуди, ты же взрослый, много ли он отдаст, моя  клетки? Ему пришлось бы десятки лет работать на Бена! Никто тебе правду  не скажет до поры, наивный дурак… Никогда тебе уже не стать нашим братом  – тебя силой переучат в этой школе и будешь целовать их поганые кресты,  как Джил!».
Я упал на колени, заливаясь слезами. Через мгновение в  меня прилетела моя рукопись, но боли я уже не почувствовал. «Если  скажешь кому, что я узнала про пряжку – ты меня понял! Не испытывай  терпение Ингрид - смотри, чтобы тебя самого к Микаэлю не отправили! Вот  разочаруешь Бена – и всё! Иди пореви во дворе, чтобы никто твои сопли не  заметил!».