День, когда умерли двое 18+

Шестой том "Часа Нашего Торжества" оказался одним из самых мрачных и реалистичных. Именно здесь раскрываются те части личностей центральных персонажей, которых - как казалось в первых томах - у них быть не может. 

Ярчайший пример такого - Генри. Терпение тихого, скромного, закомплексованного интроверта, много лет терпевшего побои и  издевательства от старика Микаэля,  иссякло. Не от гнева или желания справедливости, а от жалости к ребенку, не пережившиму всё то, что и он сам в детстве...   А что было дальше шикарно изобразил Василь Салихов  (сцена 18+): 

В то же время из-за соседней двери стали доноситься странные звуки и голос Тома. Я вошел туда, и увидел мальчика, забившегося в угол и закрывающего голову окровавленными руками. В середине комнаты стоял Микаэль. «Что тебе надо?» - надменно спросил он. Я шагнул к нему, перед этим плотно закрыв дверь. Мальчик закричал: «Не надо, брат! Это не поможет!». Я молча покачал головой, подходя к Микаэлю вплотную. «Пошел вон отсюда» – бросил мне тот, оборачиваясь к Тому. Я не шелохнулся, глядя в упор на мальчика. Его взгляд целиком состоял из страха и отчаяния… Я поднял руку и слегка коснулся плеча Микаэля, он же резко обернулся и толкнул меня в грудь так сильно, что я еле устоял на ногах. «Ты плохо слышал? Пошел вон!» - закричал старик. Я выпрямился, направился вперед, мгновенно схватил старика за одежды на груди и, пока он не ожидал, что было мочи, толкнул в угол, где сидел ошеломленный Том, не проронивший ни звука. В тот же момент мальчик бросился прочь оттуда и из комнаты, а я последовал за ним, но не успел догнать.
Спустя время, выйдя из дома, встретил Марию, от которой услышал: «Послушник лишился разума и выпил залпом все чернила из горшка, что варил до этого. Это не случайность, он сделал все по собственной воле, чтобы лишить себя жизни». Когда Тома внесли в дом, он еще дышал, но не произнес ни слова, пока очень скоро не умер.
Я упал на колени перед Томом, и плача, обнимал его, повторяя: «Почему ты не послушал меня?», а затем снова обнимал его, и целовал ему лицо… Он же приходил ко мне, плакал и просил защиты! «Рано или поздно Микаэль забьет меня до смерти» - так мальчик говорил. Если бы я знал! Никто не проронил ни слова, никто не пошел к Микаэлю, хотя все знали, кто виновен...
И вот тогда я все решил, сказав себе: «Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма во всей земле до часа девятого… Иисус, возгласив громким голосом, сказал: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой». С того мгновения более я не чувствовал ничего. Я заглянул в комнату с очагом, взял оттуда два ножа, которыми Маргарет срезает толстую кору брюквы, выждал несколько минут и вернулся в комнату Микаэля.
«Блаженны те, кто соблюдают заповедь почитать братьев своих, остальные же, как написано у Иоанна: псы – не достойны Царствия Божьего» - громко сказал я на пороге. «Как смеешь ты поднимать на меня голос? Ты! Грязь!» - прошипел Микаэль. Я шагнул вперед, схватил его за горло и закрыл глаза, заставляя себя изо всех сил держать его потому, что силы покидали меня… и прошептал ему на ухо: «Блаженны те, кто соблюдает заповеди Его… ибо войти им в город воротами. А вне – псы, и чародеи, и прелюбодеи, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду ». С этими слова я вонзил в его шею один нож за другим. Старик рухнул на солому, как мешок навоза, заливая ее кровью и кряхтя…