Мой вклад в "лошадиный" флешмоб

Рискну присоединиться к "лошадиному" флешмобу 

В реале я с лошадьми не скажу что совсем уж не имел дела (деревенские каникулы в школьном детстве - не шутка), но к числу их знатоков себя причислить не могу. Так что всё, что я о них знаю, либо вычитано, либо выспрошено и лишь в последнюю очередь видано своими глазами. Хотя бывало всякое. На старой елке, стоящей посреди дедовской деревни, поди уже не отыщешь след могучего удара передком телеги. Да, были и мы рысаками... Ну то есть водителями кобылы... То есть мерина... Нет, не немецкого мерса, а псковского коня - да, в псковских говорах "конь" - это именно холощеный, мерин, а жеребец - он и есть жеребец.

Впрочем, я отвлекся. Ну а если по существу, то писать в жанре АИ, да еще и в средневековом сеттинге, и обойти стороной эту тему трудно. Сейчас, правда, обхожу - не то чтобы целенаправленно, но так складываются пути моих героев. Думаю, лошади им еще встретятся, да еще и какие! И степные, и арабские, и европейские! Я даже выяснил, что по-чувашски лошадь зовется "лаша" (а дочка - "лача" - и, возможно, я сумею даже это обыграть),

Зато в завершенной в прошлом году "Этайн" без лошадей не обошлось точно. Не скажу, правда, что они там были чем-то бОльшим, чем средствами передвижения. Характеров их я не показал, даже подробно не обрисовал их облик. И все-таки без них там было бы всё совсем плохо.
Итак, несколько отрывков оттуда.

Сначала о том, почему без лошадей в средневековом мире нельзя и почему заслуживают как минимум уважения:

Вот и тревожилась Эмлин, все больше и больше удаляясь от Кер-Леона. Тревожилась – и все равно гнала Ночку рысью по темной римской дороге. Гнала, держа за пазухой сделанную Этайн копию тайной записки, а саму записку надежно спрятав в подошву сапога. Гнала, проклиная себя за то, что оставила доверившуюся ей дочь Хранительницы без присмотра – едва ли не впервые за несколько лет, с того самого дня, как стала отвечать за ее жизнь и безопасность. Гнала, понимая, что совершает преступление против присяги, – чтобы предотвратить преступление еще большее. Спешила, потому что решающим мог оказаться каждый час, а то и каждая минута.

До моста через Таф добралась уже в полной темноте, такой, что хоть глаз выколи. Давешний стражник встретил ее с фонарем и почему-тообрадовался как родне, даже предложил ночлег – словно бы и не было между ними недавнего противостояния на перекрытой дороге. Отказалась, хоть и едва держалась на ногах после бешеной скачки: поджимало время. Лишь только дала Ночке немного передохнуть – и снова в путь. А потом об этом пожалела – когда в утреннем полумраке почти сразу же за диведской границей на нее напали лихие люди.

Однако же отбилась. Выручила спрятанная под плащом и туникой кольчуга – отразила стрелу. А еще больше помогла «сидова воздушная баллиста», тайное оружие скрибонов. Одного разбойника Эмлин уложила наповал свинцовой пулей, остальные бежали: похоже, испугались звуков выстрелов даже больше, чем смерти товарища. Осматривать убитого не стала: некогда.

Километра за два до Кер-Мирддина все-таки случилась беда: споткнулась и захромала Ночка – всю ночь бежала по булыжной мостовой благополучно, а тут средь бела дня не заметила выбоины. И до заезжего дома Эмлин добиралась пешком, ведя лошадь в поводу. По-хорошему, надо было бы покалечившуюся Ночку добить, чтобы не мучилась. Или же, что разумнее, сначала доехать на ней верхом до города, невзирая на хромоту: вышло бы быстрее. Но не смогла, сочла предательством и то и другое. Так и шла, превозмогая боль в измученных скачкой ногах и спине и ругая себя за потерянное время и за непростительную слабость, и телесную, и душевную.

Сэр Кейр ап Вэйлин не отказал в помощи, одолжил лучшего из своих коней – и ни о чем не стал спрашивать. Видно, понял старый воин и так, что дело важное и срочное. А с несчастной Ночкой Эмлин все-таки простилась – как прощаются со смертельно раненным боевым товарищем: обняла напоследок покрытую пеной шею, украдкой смахнула слезу – и снова в путь. И опять замелькали под копытами булыжники мостовой – до самого Кер-Сиди.

Теперь маленькая шутка о том, почему в управлении лошадьми иногда требуется знание иностранных языков:

— Фай! Шяс! Шяс! Ох ты ж проклятущие... Уэ, уэ!

Фургон вдруг резко остановился — аж дышло затрещало. Следом откинулся полог, открыв клочок серого неба. В проеме показалась взлохмаченная рыжая голова Орли.

— Гвен, миленькая, выгляни-ка! Куда ехать-то теперь?

Сидевшая подле Робина Гвен поднялась. Высунулась наружу. Удивленно воскликнула:

— Ой, Ланнуст уже! Налево, конечно, — и тут же предложила: — Давай сменю: там дальше дорога была неважная, не знаю, как сейчас.

Кивнув, Орли посторонилась. Пропустив Гвен, сама нырнула внутрь. Осторожно прокралась к Таньке. Шепнула тихонько:

— Ты как, холмовая? Поспала?

Танька честно помотала головой. Призналась:

— Так и не заснула. Сон никак не идет.

В ответ Орли вздохнула. Шепнула:

— Эх... Ну ничего, там помощь твоя не к спеху. Сейчас Гвен лошадьми правит — а потом, если хочешь, опять я ее подменю, — и, вдруг хихикнув, продолжила: — Ну я и опростоволосилась! Вожжи натянула — а они все равно идут. Я им «шяс» по привычке — а они гаэльского не понимают. Хорошо, сообразила потом, как это по-бриттски будет!..

И, наконец, немножко о лошадиной теме в кельтских обычаях:

—Значит так, красавица, — Робин больше не ухмылялся, он смотрел на Орли серьезно и внимательно, по крайней мере, так казалось ей в неверном свете горевшей в тулмене свечи, — вот что я думаю. Шериф здешний всяких глеоманов да мимов привечает, в имение к себе пускает. Вот и нам надо бы на время мимами сделаться. Ты сама-то лицедействовать умеешь?

—Я? — Орли даже растерялась от неожиданности, а потом энергично замотала головой: где уж ей, девушке с мунстерского хутора, представления показывать! Вот если бы нужно было шерсть спрясть, сшить что-нибудь, еду приготовить — да хоть бы и камнем из пращи пульнуть — тогда еще куда ни шло! А всякие непристойности перед честны́м народом вытворять — такому она не обучена!

Так примерно Робину и сказала — правда, в достоинство себе неумение это не возвела: наоборот, повинилась.

Хмыкнул Робин в ответ. Спросил: неужто она и под Рождество «серую кобылу» по Иннишкарре своей не водила, веселыми стишками с хозяевами домов в честь Рианнон не перебрасывалась? Но, увы, и тут оказалось, что нет: о похожем старинном обычае Орли только лишь слышала, а сама-то его и не застала. А тому, что не застала, удивляться не приходилось: до веселья ли, когда в твоих краях уже который год подряд Дал Каш воюют с Эоганахта не на жизнь, а на смерть? Да и тревожить лишний раз древних богов забавы ради — дело опасное. Раньше-то, говаривали старики, возле Корки «кобылу» тоже водили: давали парню в руки лошадиный череп на палке, накрывали белым полотнищем — и потом толпой ходили по домам да под веселые песенки выпрашивали угощение. Правда, бывало такое не в Рождество, а в Самайн, называли кобылу не серой, а белой и славили не какую-то там неведомую Рианнон, а саму Медб. Вот, видать, и дославились — до сожженных хуторов и вырезанных до последнего человека семей.