Рыжий решатель

Некто, полностью скрытый от моего дара, загремел ключами в замке.

Лязгнула дверь. В камеру, скрипя сапожищами, вступил рыжий мужчина и по-хозяйски встал на пороге. 

Выше среднего роста, широкий, даже атлетически крепкий, но весь какой-то помятый, всклокоченный, с асимметричным громоздким лицом, на котором мясистый нос являлся безусловным фаворитом. Густая медная борода торчала небрежно остриженными клочьями, заползая на шее под цветастый шелковый платок. Зеленый штатский камзол трещал по швам, точно был с чужого плеча, а на ручищах красовались перчатки с обрезанными пальцами.

— Какой мужчина! — Дада расплылась в обольстительной улыбке. — Караул моему сердцу!

Рыжий вошел в камеру, прикрыл дверь, а затем, сунув связку ключей в карман, многозначительно вскинул лохматые брови и принялся разглядывать обнаженную девушку. Он слегка покачивался с пятки на носок, но больше ничего не делал и молчал. Словно чего-то ждал.

Я почуяла, что от того, как рыжий обмасливает взглядом ее стройные черные ножки, вызывающе торчащие груди, длинную шею и приоткрытые губы, Даде стало не по себе.

Спустя минуту чернокожая заерзала, сморщила шоколадный нос, а ее рука медленно потянула со скамьи холщовое рубище.

Дада прикрыла наготу и громко фыркнула в своей развязной манере:

— Эй! Просыпайся, рыженькая! Папаша твой за тобой явился!

Рыжий одобрительно кивнул Даде, неловко повел затянутыми в камзол шарообразными плечами и иронично спросил у нас с Ричкой:

— Ну-с, университетки! Как вам спалось? 

Стоило ему заговорить, как я его узнала. Рыжий как осенний лес. Точно. Это он прятался в «Куке» за пивной бочкой, наблюдая спектакль, он закончил за Эрика фривольную пьесу и предложил королю вина. И это его король усадил подле себя и назвал другом.

И конечно, о нем, о рыжем громиле, рассказывал дядюшка Лоф, упоминая допросы в Арочке.

Наваждение благостного утра спало с меня резко, как полог, сдернутый с новенькой статуи. Я вспомнила, что нахожусь в королевской тюрьме среди государственных преступников и выйти отсюда смогу только по приказу самого Кавена.

Я шагнула назад, вглубь узкой камеры, к скамейке, инстинктивно прикрыв рукой шею, на которой прятались жабры, и стараясь услышать рыжего своим даром. Понять его чувства, прочитать хоть крошечный, ничтожный намек на его намерения. Издевается он или серьезен? Есть ли в нем хоть капля сочувствия и здравого смысла, чтобы отпустить нас? И что мне будет, если я спрошу его о судьбе друзей?

Ничего не выходило.

Я тянулась чувствами, а натыкалась на стену, такую же мощную и непроницаемую, как тюремная крепость.

Виски заломило от напряжения. Я сделала еще шаг назад и уперлась в скамью.

Мне все мешали. Мешала раздосадованная Дада. И мешала Ричка, которая при слове «папаша» подскочила с лавки, как игрушка из табакерки, и оглушила мой особый слух девчачьим, сводящим живот ужасом.

Все знали, что папаша у Рички богатей и вдовец, что балует и наряжает дочурку как куколку, не жалея золотых даже на кружевное шелковое белье. С чего бы ей так пугаться? Трястись? Она же видит, дурочка, что это не ее папаша. Это же всем ясно. Ричка ярко-рыжая, а громила — медный. Все равно что сравнивать облепиховую настойку и гречишный мед.

Напрасно я пыталась выгнать из головы глупую Ричку, отмахнуться от Дады и получить рыжего здоровяка, сбивающего мой дар то ли невероятной силой духа, то ли еще чем покруче, в чем я не разбиралась и что пугало меня до оцепенения. Рыжий был как скала.

— Так, значит, это вас доблестные гвардейцы сняли со стены королевского исправительного учреждения? — спросил он, обращаясь к Ричке. — В нетрезвом виде? Под покровом ночи? Интересный у нас подрастает медперсонал! Ваша маман огорчится до невозможности от таких печальных известий. И будет права.

Ричка сначала только виновато кивала, но услышав о «маман», вскинула голову так гордо, как я от Рички и не ожидала. Она нервно одернула порванное дорогое платье и дрожащим голосом произнесла:

— Никакой маман у меня нет. Сбежала с одним из ваших доблестных гвардейцев... а когда он ее бросил, спрыгнула с Кивидского моста. Среди бела дня...

— Вот как? — Рыжий спокойно потрогал шелковый платок на шее. — Тем более, юная леди! Тем более! Вам следует вдвойне ответственнее отнестись к своей судьбе.

От этих слов Ричка сначала вспыхнула, а потом опомнилась, отвела в сторону покрасневшие глаза и сказала:

— Я вас поняла, господин. Клянусь впредь быть паинькой. Только прошу вас... очень прошу... Не сообщайте отцу. Он заберет меня из Туона... посадит под замок... лучше уж здесь...

— Вы путаете тюрьму и кабинет декана, деточка, — усмехнулся рыжий. — Здесь мы занимаемся доносами совсем иного толка. А непослушные девочки — это по части господина Фельца.

Пренебрежительно произнеся имя нашего ректора, рыжий потерял интерес к Ричке и повернулся ко мне.

Я уже приготовилась услышать в свой адрес тонкие издевательства по поводу вчерашнего заплыва, но громила сказал неожиданно скупо:

— Идите обе за мной. Вас ждут.

— Начальничек... — осторожно подала голос Дада, стараясь вложить в него все свои чары. — А я-то когда? А? Третий день...

— Тебе торопиться некуда. Потолкуем еще. Я так понял, ты не против...

Рыжий выпустил нас с Ричкой из камеры, запер дверь и повел по коридору.

Он шел быстро и молча, резко взмахивая полами камзола при каждом шаге. Правая нога его чуть тянулась за левой. В себя он меня не впускал. И мне показалось со страху, будто он слышит, как я стараюсь его прочитать, и даже тихо насмехается надо мной.

....

(эпизод из 17ой главы "Белой Гильдии")