Флешмоб про первое убийство

Решила тоже поддержать флешмоб (смотрим тут) про первое убийство у главного героя, благо такое имеется.

Отрывок из произведения "Пробуждение" https://author.today/work/172827

И маленький спойлер: да, Санька не был первой жертвой Ахетмаатра, как можно было подумать  

Погруженный в раздумья, Ахет дошел до поселка бедняков, зарабатывавших на жизнь лепкой кирпичей из соломы, глины и речного ила. Как стайка маленьких птичек, его окружили худенькие ребятишки, внимательно разглядывая непрошеного гостя в красивой одежде, и что-то кричали. Жрец вздрогнул, в замешательстве оглянулся по сторонам. Прежний мир для него испарился, как полуденный дождь в пустыне. Все, что он видел во дворце, в храме, в самих Фивах, было иллюзией жизни, где правили деньги и власть. А реальная – вот она: ветхие лачуги, голодающие дети, уставшие от непосильного труда мужчины и женщины, больные старики… Юноша повернул назад. В первой попавшейся пекарне в обмен на серебряный браслет купил хлеба, сколько мог унести в корзине, и вернулся в поселок. Он стучался в каждую дверь и раздавал еду людям, которые от удивления не могли произнести даже слов благодарности.

Осталась последняя лепешка в корзине и последний дом, одиноко стоявший вдали. Ахет постучался, но никто не вышел. Тогда он зашел внутрь и увидел на тростниковой лежанке разбитого параличом старика, вокруг которого кружились мухи. На глаза навернулись слезы, и, наполнив миску водой, жрец прочитал над ней заклинание и попытался напоить больного. Тот с трудом сделал глоток. Ахет ждал чуда, но старику не стало лучше, он только что-то прохрипел, закатывая глаза.

«Ты хочешь, чтобы я прекратил твои страдания?» – юноша опустился рядом на колени.

В ответ последовал стон согласия. Но на поясе жреца не было оружия, тогда он, собравшись с духом, прижался своими губами к сухим губам старика. И вновь тело вздрогнуло от удовольствия, подобное тому, что он испытал, целуя сестру. Поцелуй накрыл его небывалой волной, и юноша смог отстраниться лишь тогда, когда перестал испытывать это пьянящее ощущение впитываемой жизни. Перед ним лежал иссохший труп старика.

Ахет зажал ладонью рот, чтобы не закричать от увиденного… Тоже самое могло быть и с Тиа! Он беззвучно зарыдал от осознания своего дара и проклятия: вдыхать жизнь в неживое и отнимать ее у живых. Сестра была права, что боги так просто не приходят к людям. Бабочки из лепестков, змеи из веревок – это все было детской забавой по сравнению с той силой, которую сейчас он ощущал внутри себя. Юноша с грустью взглянул на избавленного от страданий старика: бросить его вот так было бы кощунством и настоящим преступлением для египтянина. Разорвав кусок ткани, жрец зашептал то, что пришло в голову, и полосы стали увеличиваться в длине, обматывая тело. Он разбил миску – черепки превратились в семь амулетов, нашедших свое место среди пелен; взял уголь и начертал на ткани погребальную молитву. Вышел из дома и, не оборачиваясь, скрестил руки на груди. Жилище рассыпалось на кирпичи, которые образовали вокруг мумии что-то похожее на мастабу, которую тут же занесло песком.

Не обращая внимания на невольных свидетелей, Ахет вернулся обратно в храм. Лег рядом с сестрой, уткнулся в ее плечо и глухо произнес:

– Только что я убил человека и похоронил его…

Тиа прижала брата к себе.

– Он сделал тебе плохо?

– Нет. Он хотел умереть, ибо был настолько болен и одинок.

– Только богам дано право дарить жизнь и отнимать ее, – вздохнула девушка.

– Я не должен был так поступать, ибо я не бог…

– Нет, Ахет, ты избран Анубисом. Это твой дар и проклятие, твое предназначение. Ты умеешь любить и сострадать. Ты сможешь разумно распорядиться своими способностями. Я верю в тебя.

– Но я же…

– Не вини себя в его смерти, – стала успокаивать сестра, – ты избавил его от мучений, позаботился о его теле. Я знаю… Убийством было бы твое равнодушие и самооправдание. Ты поступил мудро.