При всей моей любви к Питеру...

Странно.

При всей моей любви к Питеру, при том, что я чувствую себя там счастливый, он получается у меня таким:

Свернув направо, Ирма прошла вдоль канала и вышла к реке. Дорога через мост была как во сне. Над головой серое небо, клубятся, рвутся облака. Под мостом серая вода в клочьях белесой пены, перекатывается волнами. И ветер, все время ветер – тоже серый, мокрый.

Дальше, от моста, потянулись узкие улицы. Ирма едва не заплутала во дворах, соединенных длинными темными арками. Спросить дорогу было не у кого, слишком раннее утро для выходного дня. Выйдя в один из дворов, Ирма вскрикнула и испуганно отшатнулась: шумная тень, гулко хлопая множеством крыльев, взвилась в небо. Голуби, это были просто голуби. Но какое-то время Ирма стояла на дне «колодца», глядя в белесое небо. Саквояж, полупустой, оттягивал руку.

Тянулись лабиринтом стены: сначала серого камня, потом мутно-желтые, с пятнами осыпавшейся штукатурки. И вдруг, неожиданно – тепло-оранжевые, кирпичные. Над единственной дверью тот самый, нужный номер дома.

На лестнице было полутемно, и без того серый свет с трудом проникал через расчерченные переплетами окошки. В полумраке Ирма заметила лепнину под потолком: листья и среди них морды. От одной остался только глаз, и он слепо смотрел на Ирму.