Почти готово!

«Другой глобус», слава богу, близок к завершению, во что мне самому с трудом верится. Сегодня закончил очередную главу – осталось дописать еще три, или чуть больше одного авторского листа. Поэтому, как и обещал, начинаю потихоньку выкладывать. Одно важное замечание для моих подписчиков. Я немного поменял порядок глав, в том числе и тех трех, которые уже были выложены. Поэтому сейчас выкладываю первые 5 глав в уже измененном и (надеюсь) окончательном порядке. 

Герхард усмехнулся и отложил протокол заседания. На этом месте оно прервалось, потому что Отто фон Майнкопф, в котором, видимо, взыграла кровь предков – императоров и полководцев, вскочил со своего места и с криком «я тебе сейчас покажу доказательства!», натурально бросился с кулаками на адвоката Клосса. Так что, уже подзащитному пришлось защищать своего адвоката, пока не подоспели охранники, полицейские – ну, или как там они называются в суде – и не оттащили члена дома Лимбургов.

После того, как его напоили водой и его голубая кровь немного остыла, заседание возобновилось, судья перешел к другим работам и продолжил пытать Клосса вопросами, вроде: «О чем вы думали» и что вы хотели сказать этим рисунком». И каждый раз интересовался, не думал ли «господин Клосс», когда создавал этот рисунок, что он может кого-то обидеть? И каждый раз Клосс отвечал, что когда он создает свои работы, ему есть о чем думать, кроме того, что кто-то на него может обидеться.

Эти вопросы повторялись четыре раза подряд – по количеству «обвиняемых» рисунков. При разборе последнего он посмотрел на Герхарда не то с жалостью, не то с брезгливостью и спросил: 

— Скажите, вам действительно безразлично то, что вы оскорбляете чужие чувства?

— Да – чистосердечно признался Клосс. – Иначе, я должен был бы действовать согласно этим чужим чувствам, а не в соответствии со своими собственными чувствами и убеждениями. Разумеется, таким образом я оскорбляю большинство, что и доказывает настоящий процесс. Но как художник, я не имею права считаться с этим. Я могу лишь повторить, что несу ответственность за мою работу, и я, как художник, разумеется, нахожусь в меньшинстве. На вашей стороне власть и большинство…

Чтение этого документа доставляло истинное наслаждение и по своему художественному воздействию он не уступал лучшим произведениям немецкой классической литературы. Но настоящей его жемчужиной, «вишенкой на торте», поднимавшей его до уровня подлинного шедевра, был приговор:

Суд присяжных Шарлоттенбурга, округа Шарлоттенбург-Вильмерсдорф… постановил:

1.         Изъять из альбома листы 3, 8, 9 и 10

2.         Эти работы, а также клише и пластины, с которых они печатались, уничтожить

3.         Оштрафовать Герхарда Клосса, как художника, сбившегося с правильного пути, на 300 марок

В качестве дополнительной меры наказания – передать издательские полномочия на все работы Герхарда Клосса министру обороны Германии.

Вот кто теперь будет «наставлять меня на путь истинный»! – обрадовался Клосс. Впрочем, веселье было недолгим. «Шуточки все, шуточки – подумал он тут же. – А если молодчики, вроде Майнкопфа действительно придут к власти, мне станет уже не до рисунков и не до выставок. А ведь они уже и так при власти, в Рейхстаге»…

Он вспомнил, как обрадовалась жена два месяца назад, когда он неожиданно получил приглашение из Америки преподавать в Ассоциации молодых художников Нью–Йорка. И как поникла, когда он не ответил на него. Словно затаилась в ожидании самого худшего. Не решается спросить прямо, но в ее взгляде до сих пор – немой вопрос. Но тогда ситуация еще не казалась такой драматической… А сейчас – пожалуй, пора. Этот суд и этот приговор, кажется, недвусмысленный «знак свыше». Что ж, надо ее успокоить и обрадовать.

Войдя в комнату жены, он торжественно произнес:

— Эва, мы уезжаем в Штаты!