И еще о локациях: теперь не виртуальные

А добавлю-ка еще своего во флэшмоб о локациях.

В прошлый раз я рассказал о виртуальной локации - самой необычной для меня, но вообще-то тривиальной (потому что есть целый жанр ЛитРПГ). Ну а если отвлечься от этой самой виртуальности - ну кладбище под Оксфордом

Так что я подумал, да и решил добавить локаций - уже как бы не виртуальных (хотя и не совсем "настоящих"). Увы, писано это всё исключительно по впечатлениям от гуглокарт, фото, панорам и прочих дистанционных источников. 

Итак.

1. Из "Этайн"

Звуков было много. Потрескивал жадно пожиравший хворост костер. Весело булькал висевший над ним котелок. Санни и Робин, устроившиеся возле огня, неторопливо переговаривались на англском языке. Неподалеку от них слышалась ирландская речь: господин Эрк расспрашивал Орли о какой-то песне, та пыталась вспомнить ее слова, путалась в них, то и дело поправляла себя. Гвен звенела посудой, напевая вполголоса странную, непривычную, но красивую думнонскую мелодию. Тихо пофыркивали, отгоняя гнус, стоявшие в отдалении лошади. И со всех сторон раздавались знакомые трели больших зеленых кузнечиков.

Долго-долго стояла Танька, никем не замечаемая и не тревожимая, с закрытыми глазами, всё слушала и слушала эту будничную, но такую милую музыку жизни. Потом вдруг вскинула голову, распахнула глаза. Осмотрелась. И ахнула от восторга: до того было красиво вокруг!

Фургон, чуть наклонившись, стоял под громадным дубом, старым-престарым, еще помнившим, должно быть, приход в Британию легионов Юлия Цезаря. Позади дуба вдаль уходила привычная холмистая равнина, покрытая буйными зарослями кустарника. Зато впереди открывался вид на огромную, невероятно глубокую расселину, на другой стороне которой виднелись самые настоящие скалы — темно-серые, угрюмые, лишь кое-где украшенные зелеными пятнами растительности.

Освещая скалы, на серебристом небосводе яркими разноцветными фонариками горели звезды. А над видневшимся вдали большим утесом небо отсвечивало розовым: то ли занималась утренняя заря, то ли догорала вечерняя… Ну конечно же, это был вечер: с какой бы стати кузнечики стали вдруг петь по утрам?

Ошеломленная увиденным, Танька сделала шаг в сторону расселины. Застыла на мгновение. Нетвердой походкой прошла еще десяток шагов — а потом вдруг побежала. И, остановившись у самого обрыва, раскинула руки и закружилась в безумном танце восторга. Слова слышанной от мамы песни, рожденной где-то далеко-далеко в жаркой Италии, в иные времена, в другом мире, песни, совсем неуместной среди мерсийских холмов, но так попадавшей в настроение, сами собой полились из ее рта:

В лунном сиянье

Море блистает,

Ветер попутный

Парус вздымает.

Лодка моя легка,

Вёсла большие…

Санта Лючия!

Санта Лючия!

* * *

По тропе, тянувшейся по дну ущелья и ведшей с овечьего пастбища в деревеньку Чедер, брели в полумраке двое путников в видавшей виды одежде англских крестьян: старик и мальчишка лет десяти. Старик пошатывался, то и дело норовил усесться посреди дороги, пьяно хихикал. Мальчишка, вцепившись в его руку, упорно тянул его вперед, в сторону жилья.

Тропа вильнула в сторону, обходя огромный, в человеческий рост, обломок скалы. Качнувшись, старик остановился, прислонился к камню. Мальчик отпустил его руку, тяжело вздохнул.

Подул легкий ветерок. Зашумела листва на склонившемся над тропой старом вязе. И вдруг откуда-то сверху донесся девичий голос, звонко выпевавший непонятные слова на неведомом языке. Мальчик вздрогнул, остановился, задрал голову. И тихо ахнул: подсвеченная вечерней зарей, над обрывом виднелась кружившаяся в танце фигурка в светлом платье, казавшаяся снизу совсем крохотной.

Дернув старика за рукав, мальчик взволнованно зашептал:

—Дедушка, дедушка! Смотри, смотри! Эльфы танцуют!

Старик поднял вверх мутные глаза. Посмотрел, куда указывал мальчишка. Хмыкнул. И заплетающимся языком важно произнес:

—Эльфы... Эка невидаль! Тут дело такое: главное — на глаза им не попасться...

2. Из впроцессника

Вздохнув, Танька медленно подняла голову. Скользнула равнодушным взглядом по колышущимся вокруг «Дон» волнам.

И вдруг, внезапно оживившись, воскликнула:

– Земля!

– Где? – похоже, Олаф был изрядно удивлен.

– Вон там, – Танька показала рукой вперед, чуть левее мачты. Там вдалеке, возле самого горизонта, возвышалось что-то плоское, похожее на брошенный в воду исполинский ломоть хлеба. Нижняя часть «ломтя» терялась в ды́мке, и казалось, что он пари́т в воздухе над поверхностью моря. Вглядевшись пристальнее, Таньке удалось разглядеть и покрытый изумрудной зеленью обрывистый берег, и малахитовое облачко рощи, и белую россыпь крошечных, словно игрушечных, домиков, и стоявшие чуть в стороне от них столь же белую церквушку с острым шпилем и высокую темную башню маяка.

– Рано вроде бы, – подумав, откликнулся Олаф. – Но что-то в той стороне и правда виднеется. Может, это Инис-Вайр?

– Инис-Вайр? – задумчиво повторила Танька, а затем кивнула. – Да, похоже.

– Вроде бы там был дом кого-то из твоих родичей? – спросил вдруг Олаф.

– Да, – помявшись, неохотно подтвердила Танька. – Говорят, там какое-то время жил Гвидион... не по своей воле.

И поспешно добавила: – А еще рассказывают, что там ту́пиков видимо-невидимо.

Олаф кивнул, улыбнулся, потом кашлянул... Кажется, он собрался рассказать ей что-то интересное об этих странных, приковывающих к себе внимание морских птицах. А Танька тем временем хмурилась и прятала глаза: очень уж ей было неловко перед славным и верным другом. Не хватало еще ей, в придачу к тому недоразумению с Серен, морочить голову Олафу! Хотя от мучительного внутреннего запрета на ложь Танька в свое время сумела избавиться, говорить неправду она по-прежнему не любила. Но и честно признаться в том, что она вовсе не родня древним богам бриттов и ирландцев, не было никакой возможности.