О любви к Шнитке

Испытывая определенные чувства к душевному шансону (особенно - древнему) я с большой нежностью отношусь и к многим классическим произведениям.

Вот, к примеру, совершенно очаровательное "Признание в любви" Альфреда Шнитке:

“Музыка – это подслушанные крики времени” – такие слова Альфред Шнитке поместил в качестве эпиграфа к своему дипломному сочинению, оратории “Нагасаки”.

Шнитке — крупнейший советский композитор так называемого “второго поколения”. Его творчеству присуще острое внимание к проблемам современности, к судьбам человечества и человеческой культуры. В своем непрестанном слышании трагической сущности бытия композитор стал продолжателем мироощущения, шедшего и от Достоевского, и от Малера.
Масштабные замыслы, контрастная драматургия, напряженная экспрессия музыкального звука – всё это крайне характерно для творчества Альфреда Шнитке. В его сочинениях нашли резонанс и трагизм атомной бомбардировки, и борьба с неотступным злом на земном шаре, и моральная катастрофа человеческого предательства, и взывание к добру, заложенному в человеческой личности.

Альфред Шнитке родился 24 ноября 1934 года в городе Энгельсе, на  Волге. Его отец – Гарри Шнитке – был выходцем из  литовско-еврейской семьи, который в 1926 году иммигрировал из Германии в  Советский Союз. Мать – Мария Фогель – была волжской немкой  католического вероисповедания и работала учительницей.

В 1958 году  Альфред окончил Московскую государственную консерваторию имени П. И.  Чайковского, в 1960-м был принят в Союз композиторов, в 1961-м окончил  аспирантуру при консерватории по классу композиции и занялся  преподавательской деятельностью (инструментовка, чтение партитур,  полифония, композиция).

Из воспоминаний А. Шнитке: 

«В 45-46 году всем  вернули конфискованные на время войны приемники, и я стал слушать  музыку, причем предпочитал оперы. И если вспомнить первые мои попытки не  то что сочинять, а скорее фантазировать (нот я тогда не знал), то это  были какие-то неопределенные оркестровые представления, которые я теперь  расшифровываю как тремоло и высокие деревянные духовые, возникающие под  влиянием прослушанной «Шехерезады» или «Испанского каприччио», в общем,  что-то в этом роде. И, кроме того, (никаких тогда у меня музыкальных  инструментов не было) я помню, мне попалась какая-то губная гармошка, от  которой я никак не мог оторваться, без конца импровизируя и чувствуя  себя в Раю»...

!!!