Сборник "...везде у нас почет" - всё

Чуть-чуть сереет. Заснуть невозможно, я зеваю, встряхиваюсь, тру лицо ладонями. Смотрю за окно. Какой тоскливый пейзаж! Бескрайняя равнина, ни малейшей живости рельефа. Серый снег — то ли кажется таким по предрассветному времени, то ли действительно серый из-за близости гиганта химиндустрии. Редкие чахлые низкорослые кусты, словно бородавки на лице старухи. И ничего больше. Сплошное уныние.

Мишка постепенно замолкает. Наверно, и на него все это действует угнетающе.

А муфтий неотрывно глядит в окно и отчего-то глубоко вздыхает. Я вижу его профиль — прямо-таки одухотворенный какой-то.

Наконец, молчание нарушается. Халил Юсупович тихо, почти шепотом, произносит:

— Боже, какая красота…

Я едва не вываливаюсь из машины от неожиданности. Да еще и слезы в его голосе…

— Да уж, — откликаюсь.

Муфтий мгновенно распознаёт иронию. Поворачивается ко мне, пристально, в упор, смотрит в глаза и, все так же тихо, говорит:

— На этой равнине наши богатыри героически обороняли свою Родину от нашествия войск Ивана Грозного.

Я затрудняюсь с ответом, а Мишка аж подпрыгивает от возмущения:

— Так ведь это же вы сначала нас завоевали! И всю нашу землю разграбили!

Надо сказать, что Мишка — чистокровный еврей, и в этом свете его слова «нас», «нашу землю» звучат сомнительно. Халил Юсупович, впрочем, далек от таких условностей. Он проникновенно объясняет:

— Мы волжские булгары. От монголов пострадали мы первые. Мы — ударение на этом «мы» — прикрыли вас собой, мы истощили мощь Орды.

Мишка открывает рот, но получает от меня тычок локтем в бок и ограничивается покашливанием. И правильно. Нечего со священнослужителем пререкаться. Без толку.

Дальше снова едем молча. Проезжаем мимо трех неизвестно откуда взявшихся здесь березок. Муфтий горько бормочет:

— Русские березки… А где же березки татарские?

Ответить нечего. Не знаю я, где татарские березки. Как-то никогда на эту тему не думал.